Высшая математика. Как вырастить десятерых детей

Никита, Виктор, Давид, Наташа, Карина, Самуил, Даниэль, Лиора, Соня, Рувим — всего десять. Младшему, Руве, чуть больше года, старшей, Наташе, 14 лет. Четверых детей Ульяна и Артем Гукасовы родили, шестерых усыновили. Ульяна в шутку называет свою семью уравнением с десятью неизвестными. Ульяна (она же художница Мирта Гроффман) рассказала Фокусу о том, как решает это уравнение.

Энергия матери

Большая семья — это такой изначальный план был?

— До встречи со своим будущим мужем я не предполагала, что у меня будет именно такая семья. В голове жила совсем другая модель. Мыслила себя в первую очередь самостоятельной творческой единицей, я ведь всю жизнь рисовала, и мне многого хотелось: ездить по миру, путешествовать. Думала, буду жить своей жизнью, и где-то в ней появится один ребенок, может, два. Когда сделала выбор в пользу мужа, тогда и возникли новые вопросы: будут ли у нас дети, будут ли приемные дети? Мы ответили на них "да".

Все равно удивительно. Далеко не каждая пара задумывается об усыновлении. Были какие-то предпосылки?

— О том, что есть дети, которым нужны семьи, я узнала еще в подростковом возрасте, когда моя годовалая сестра попала в больницу с астматическим приступом. Естественно, с ней в больнице находилась мама, и у них в палате был ребенок из детского дома. Мама начала за ним ухаживать и привязалась. Она-то и предложила нам: "Давайте его заберем". И я, и папа согласились. Но оказалось, что мальчика и так усыновляли, в больнице он просто проходил обследование. На этом родители закрыли вопрос. Их понять можно, маме на тот момент было сорок с копейками, маленькая дочка.

Итак, с одной стороны, у меня уже был опыт обсуждения этого вопроса с родителями. С другой — однажды я стала переживать, смогу ли забеременеть. К тому моменту мы с мужем уже год жили вместе и это никак не получалось, а нас постоянно спрашивали, когда уже. Хотела я того или нет, а мысль закрадывалась: почему нет, ведь мы оба здоровы. И тогда все сошлось в одну точку. Я почему-то не беременею, хотя все в порядке, значит, проблема не физическая, а на каком-то другом уровне. Мозг выдал решение: нам нужно усыновить ребенка, видимо, я не беременею, потому что должна это сделать. Поскольку я человек действия и не могу долго сидеть и страдать по какому-то поводу, начала искать информацию об усыновлении. Ровно в тот момент, когда все это улеглось в голове и мы с мужем все обсудили, я обнаружила две полоски на тесте.

Звучит почти мистически.

— Я много раз слышала: сделай что-то, дай добро миру, и оно к тебе вернется. Ты должен иметь ресурс, чтобы пригласить ребенка в мир. Видимо, мой ресурс на тот момент был закрыт. На самом деле я была слишком сконцентрирована на других вещах. Желание забеременеть не касалось ребенка, а касалось моего эго, самоутверждения. Хотелось поставить галочку — я могу. Но я не была готова к ребенку, не ждала его, и мои мысли были направлены на другие вещи. Оглядываясь назад, я понимаю, что ситуация абсолютно логична.

Мы родили первого ребенка, когда мне было 27 лет. Через два года усыновили малыша. Поскольку у меня уже было много сил и уверенности в своих действиях, мы на этом не остановились, двигались дальше. Рождались у меня только мальчики. Теперь у нас четыре рожденных сына, еще два усыновленных и четыре удочеренные девочки.

В чем разница между биологическим и приемным родительством?

— Разница в задачах и в способах их решения, в смысле чувств и ощущений для меня разницы нет. С каждым ребенком я прошла свой путь: с кем-то было просто, с кем-то сложнее. Кто-то сразу вызвал сильную привязанность, с кем-то ее пришлось растить. Но для меня не было психологической проблемой принять других детей. Я вообще очень легко принимаю людей, и момент сближения для меня достаточно прост, такой характер.

Но принять ребенка, полюбить его — это одно, развить близость — уже немножко другое.

Когда рожаешь ребенка, эту близость ты начинаешь строить с момента, когда забеременела. День за днем, капля за каплей она взращивается. И когда ребенок начинает с тобой взаимодействовать, у тебя уже есть мощный слой привязанности. Любые сложности взросления, проявления характера решаются с опорой на этот фундамент. Подросток тебя довел, ты посмотрел назад, ощутил его маленьким, вспомнил, откуда все выросло, черпнул оттуда силы и двигаешься дальше. Когда же, например, берешь в семью ребенка семи лет, ты с ним до этого не жил, не растил эту близость каждый день, и в сложный момент — а с любым приемным ребенком поначалу сложно — чувствуется, что некуда вернуться. Ты видишь перед собой некоего чужого человека, с которым нужно очень быстро и эффективно установить близость и развить привязанность.

Откуда она берется?

— Из материнской энергии. Ты берешь свой ресурс и вкладываешь. Когда мы, например, взяли своего первого сына, он был маленьким, с малышами все в каком-то смысле проще, они еще сохраняют черты априори милого существа. Как котенок — он пушистый, милый, хорошенький — и в груди что-то само закручивается. С ребенком постарше сложнее, он уже сознательный человек, все помнит, все знает, осознает свои внутренние травмы. С мужем мы много раз обсуждали, что невозможно ждать от ребенка чего-то, какие-то шаги навстречу он делать, скорее всего, не будет, он не знает, как устанавливать близость. Это называется реактивное расстройство привязанности. Они просто не умеют создавать отношения. Навык потерян из-за собственного негативного опыта, ведь их отвергли. Поэтому, безусловно, все работает через вкладывание ресурса родителей.

Это, кстати, не сильно отличается от того, что мы делаем с рожденными детьми. В них мы тоже вкладываем ресурс, особенно мама. Весь первый год жизни ребенок фактически сделан из ее молока. По большому счету, если брать количество вложенной энергии, оно одинаково и для рожденных, и для приемных детей. Просто рожденному ребенку ты даешь ее частями каждый день. А в случае с приемным в короткий срок нужно вывалить все сразу.

Баланс

Что нужно делать, чтобы хорошо пройти адаптационный период с приемным ребенком?

— Кроме всего прочего нужно немного понимать, с чем ты столкнешься, почитать, какие у них бывают расстройства, что такое расстройство личности и поведения, что такое депривация и как с этим справляться.

В отношениях с любым ребенком важны искренность, любовь, принятие, безоценочность и очень много терпения. Конечно, есть какие-то конкретные выработанные приемы, но я не могу советовать — возьмите то, положите туда, сделайте так — потому что все дети разные, люди разные, ситуации разные.

И все же, что сработало в вашем конкретном случае?

— Сложно сказать. У нас же не появилось сразу шесть приемных детей. Когда мы взяли первого ребенка девять лет назад, я была совсем другой личностью в плане амбиций, желаний, пониманий, и тогда делала одно. Мне казалось, что все могу вылечить, залатать, что я просто волшебник, который возьмет малыша в свои руки и за несколько дней сделает из него домашнего, залюбленного прекрасного человека, как мой рожденный ребенок. Я в это верила. У меня были энтузиазм, силы, желание все делать с этими установками.

Потом мы забрали второго ребенка и все обломилось, потому что с наскока не получилось. Был период разочарования в своих действиях. Мне казалось, что все, что я делаю, — мимо, что ничего не получится, что совершенно нет результата, которого я ожидала. Потом пришлось признать, что фактор времени очень важен, и теперь мне просто надо тренировать другие силы. Если с первым ребенком я тренировала энтузиазм, веру в себя, в Бога и в то, что все получится, то сейчас я должна была тренировать смирение и терпение. Со следующим ребенком появились новые задачи.

Последних троих детей мы забрали три года назад, и к тому времени я, конечно, уже многое знала. Если на первых детях я чуть ли не в обморок падала, страдала, испытывала чувство вины, то в случае с последними мы просто переглядывались с мужем и понимали: ну да, это нужно делать так-то и так-то. Опыт в чем-то упрощает процесс, но все равно тебе нужно это прожить, пройти путь.

Что испытывает человек, когда забирает ребенка из детского дома?

— Наверное, самое тяжелое — это боль за то, что пережил ребенок, и еще чувство вины. Есть этот человечек, который за свои несколько лет жизни узнал очень много горя и страданий, и ты должен это поглотить, отработать, потому что "ты виноват". Виноват, конечно, не в том, что он попал в детский дом. Ты оказываешься для ребенка единственным человеком, которого он может обвинить и простить, а значит, отрефлексировать и проработать травму.

С детьми, которых мы брали в раннем возрасте, я это не так ощутила. А вот со старшими, которые попали к нам в 7–8 лет, мы прошли этот путь, по-разному, но прошли, и обвинения с их стороны тоже. Приемные родители — единственные взрослые, готовые слышать это от них и просить прощения. Мне кажется, что цель усыновления помимо всего бытового и сентиментального в том, чтобы человек смог принять случившееся с ним и простить. Потому что это дает ему возможность двигаться, развиваться, любить, а не жить с дырой внутри. Но это длинный путь.

Насколько сложно заполнить эту дыру?

— Очень важно понимать, что заполнять детские дыры — это не задача мамы, ребенок сам должен это сделать. Не нужно стараться накормить его собой. Ведь если мама будет пытаться заливать собой эту дыру, она сначала до дна иссякнет, потом ее организм включит механизм защиты, начнутся жутчайшие конфликты, из которых, скорее всего, мама и ребенок выйдут совершенно чужими людьми. Донор рано или поздно захочет убежать, чтобы не дать себя съесть. Это касается отношений с любым человеком.

Что же может сделать мама?

— Мама может дать ребенку ощущение и веру в то, что это возможно. Давать ему любовь просто так, безусловно, а не за что-то, относиться безоценочно. Ты можешь оценивать в категориях "хорошо-плохо" его поступки, но не его самого. Ребенок, попадая в поле любви, взрослея и приобретая опыт любви, начинает понимать, что все дыры, которые в нем есть, может сам залатать, и тогда он с этим справится. В этом ведь и заключается суть жизни, чтобы решать задачи, которые нам даны.

Что подтолкнуло к таким выводам?

— Конечно, это все пришло через опыт. Я прошла все стадии — от ощущения себя богом, когда я могу все, до ощущения полного разочарования, когда мне показали, что я ничем не помогу другому человеку. И опять же через приемных детей я училась этому и в отношениях с другими людьми. В какой-то момент пришлось осознать, что я могу отвечать только за свою жизнь, могу решать проблемы, связанные только с самой собой. А с другими людьми могу быть человеком, который отдает любовь, но не разрушает себя, а отдает то, что есть с избытком.

Свою "энергоемкость" надо увеличивать. Тогда ты сможешь давать миру гораздо больше, не причиняя себе вреда. Если энергоемкость у нас маленькая, нераскачанная, и мы в этот момент хотим кому-то помочь, кого-то спасти, то тратим все, что имеем. А оказывается, что человеку это не сильно помогло, ведь он не научился сам себя спасать, он по-прежнему висит на нас. Давать ему уже нечего, потому что мы все сожгли за час.

В этом и есть "сермяжная правда": нужно научиться сохранять баланс между тем, что ты можешь отдавать, и тем, что нужно тебе самому. Если ты не сбалансирован, постоянно попадаешь то в профицит, то в дефицит. Гордыня-то есть, и она постоянно нашептывает: "ты Бог, ты все можешь" — или наоборот: "ты ничтожество, ты должен держать свою кошелочку при себе и никому ничего не давать". И то, и другое заканчивается разрушительно, поэтому и нужно стремиться к середине. А как генерировать эту энергию, чтобы ее отдавать, это уже другой вопрос.

Что для вас ее источник?

— Источник всегда один — любовь. Но не та, которую показывают в романтических фильмах. Любовь — это состояние баланса, когда ты способен быть проводником. Я представляю себе человека, как некоего проводника. Мы рождаемся каждый со своей возможностью проводить любовь. И суть жизни в том, чтобы максимально расширить свою энергоемкость — сколько мы способны принять и сколько передать. И я рада, когда это все работает в комплексе, — я могу давать, при этом много получаю, и знаю, что не разрушаю себя и своих близких, вижу, что люди, которые рядом, созидают и развиваются. Думаю, все должно начинаться с любви к себе. Не любя себя, ты не любишь никого, научившись любить себя, ты любишь каждого.

"Дети нам даны"

С кем проще — с мальчиками или с девочками?

— Я всегда говорила, что я мама мальчиков, мне проще с ними. Тем не менее я удочерила четырех девочек, именно потому, что не вижу своей жизни без дочерей. То, что проще, несет меньше уроков, там, где тебе сложнее, кроется очень мощный опыт. Я чувствую, что сыновья мне даны больше для отдохновения, дочери — для работы над собой.

Чему вас учат девочки?

— Пониманию, что все люди разные. Когда женщина рождает сына, она априори рождает некое другое существо. Мальчик физически отличается настолько явно, что матери гораздо проще это признать. С девочками иначе. Часто мамы воспринимают дочерей как продолжение себя. И если мама — человек в профите, то, скорее всего, она будет видеть в девочке прямое продолжение, которое должно быть выше, лучше, дальше, быстрее. Если в дефиците, то, вероятно, дочери будет предъявлен счет: ты мне должна это, это и это. В том и заключается работа мамы, чтобы понять, что дочь — отдельный человек со своими задачами на жизнь.

Как ваши дети воспринимали каждое новое расширение семьи?

— Если речь идет об усыновлении, рождении, это должно быть решение родителей, основанное исключительно на том, какой они видят ситуацию в семье. Вплетать сюда желание или нежелание детей безответственно, они не могут видеть всего комплекса проблем и задач. В тот момент, когда мы осознавали, что хотим ребенка и можем его принять, мы просто это делали. Так как у нас была стопроцентная уверенность в своих действиях, вопросов ревности, нежелания не возникало, дети воспринимали все как должное, потому что мама с папой так решили.

Очень важно, чтобы ребенок чувствовал уверенность родителя в своих действиях, дети берут эту уверенность от нас, они хотят ощущать безопасность. Безопасность — это когда родитель говорит: "Я знаю, что делаю, и готов нести за это ответственность". Но важно быть искренним. Хороший родитель не создает иллюзию своего всесилия, всезнания, безупречности. Он готов просить прощения, признавать свои ошибки и неправильные поступки, но при этом не теряет статус ведущего, тогда ребенок все воспримет правильно.

Как вы выбирали своих детей?

— Иллюзия, что выбираем мы. Дети приемные приходят точно так же, как и дети рожденные, они нам даны. К каждому ведет своя дорожка. Она может быть легкой, а может быть извилистой и с препятствиями.

Когда мы девять месяцев носим ребенка, мы о нем ничего не знаем, можем только предполагать, что он будет похож на папу или на маму, не более того. Обманчиво думать, что если мы его родили, он будет обладать каким-то определенным набором качеств и умений. Просто такой способ появления ребенка в семье — комфортная обертка для того, чтобы мы учились принимать и любить нового человека. Приемные дети — это та же конфетка внутри, но завернута она уже в другую, более сложную обертку, потому что в нас не включены все механизмы для их мгновенного принятия.

Если в семье много детей, не возникает ли ситуация, когда кто-то оказывается обделен вниманием?

— Сама идея, что мама что-то делит между детьми, не совсем правильная. Единственное, что она может делить, — время, поскольку это измеряемый ресурс. Чисто количественно мы можем сказать, что вот этому ребенку уделили 20 минут, этому час, а этому полночи. Но на самом деле за 15 минут можно такой ком энергии отдать ребенку и решить такой комплекс проблем, которые и за месяц не разгребешь, если не знаешь как.

Не нужно говорить о том, сколько и кому мама уделяет времени. Нужно говорить только о качестве. И я не вижу, как это можно разделить. Ведь мама — большая батарея. От нее идет тепло, к которому подключены все домочадцы. И ты равномерно и постоянно раздаешь его. Другое дело, что кому-то в какой-то момент это тепло нужно дать более направленно, точечно.

Процесс подстройки

Как выглядит ваш обычный день?

— У нас нет обычных дней (смеется). Все наши дни необычные и не подчинены жестким правилам. Но есть некие ритмы, режимы, которые мы в те или иные моменты внедряем. Подросли дети, появились новые задачи и потребности, мы под них подстроились. Год назад это было одно, сейчас другое, а через год будет еще как-нибудь. И так же происходит каждый день. Сегодня мы проснулись, погода прекрасная, и у всех состояние такое, что нужно ехать на море — и мы отталкиваемся от этого. А завтра на улице дождь, есть какие-то занятия, и мы перестраиваем день. Гибкость — это, наверное, основной девиз нашей жизни. Но есть и константы, например, я должна рисовать. Исходя из этого, я пытаюсь так обустроить каждый день, чтобы найти несколько часов для работы.

Говорят, что с одним ребенком тяжелее всего, а вот когда детей много, то они занимаются друг другом и родителям легче.

— Это миф, все совсем не так. Детям постоянно нужно участие взрослого, тем более когда их много и они не способны справляться со всем, что порождает эта детская система. Каждый ребенок должен получать от взрослого все то, что тот способен дать, — защиту, уверенность, любовь, принятие, эмоциональные взаимодействия. Конечно, думать, что мама прямо на разрыв аорты должна делить себя между всеми, тоже крайность.

Большая семья — это просто другая система. У вас есть уравнение с одним неизвестным — это мама с одним ребенком. У вас есть многоуровневое сложное уравнение, описывающее десять неизвестных, — это мама с десятью детьми. Здесь другое устройство быта, отношений, учебы, взаимодействий, развлечений, питания. Это не проще и не легче, просто по-другому. Устроить себе плохую или хорошую жизнь можно как с одним ребенком, так и с десятью. Если у вас один ребенок, вы сфокусированы на нем, всю свою энергию направляете в него одного, но если у вас их десять, результат тот же. Вы по-прежнему фокусируетесь на каждом ребенке, но ситуации, проблемы, задачи смешиваются в некую общую тенденцию и общий коллективный опыт.

Что говорит ваш "коллективный опыт" о построении гармоничных отношений с детьми в целом и с детьми-подростками в частности?

— Во-первых, нужно понимать, что не может ребенок вчера быть малышом, а сегодня подростком. Отделение от родителей начинается с трех лет. Ребенок с каждым днем все больше учится быть отдельным существом. Важна готовность родителей осознавать то, что ребенок идет к взрослой самостоятельной жизни. А еще нужно понимать, что они могут дать ему на этом пути — безусловную любовь, принятие таким, какой он есть. Это не просто слова, это должно сквозить в каждом поступке и действии.

Ребенок, и тем более подросток, не нуждается в бесконечном поучении, но он очень нуждается в том, чтобы иметь возможность подключиться к маминому и папиному слоту. Подключился, ему выдали — мы тебя любим, ты прекрасен, ты достоин, ты все можешь, мы в тебя верим, ты справишься, ты самоценный. Он подкрепился и пошел сам что-то делать. И в какой-то момент ребенок превращается в человека, который начинает быть батарейкой и что-то генерировать самостоятельно.

Слишком глобально звучит. Но, опираясь на это глобальное, можно решить любую частную проблему.

• Читайте также: Не учат в школе. Как живется семьям, в которых дети ушли из классических школ

Ко мне подошел ребенок, начал провоцировать, что-то говорить, чтобы вызвать мой гнев. Я в этот момент была невыспавшейся, занятой чем-то другим, я на него накричала, высмеяла, причинила боль. Он ушел, я тут же раскаялась, у меня возникло чувство вины, я позвала ребенка, начала извиняться, а он уже тоже разобиделся и сказал что-то гадкое. Эти ситуации бесконечные. Мы одновременно и виноваты, и нас можно пожалеть. Часто мы не сразу можем настроиться на правильную частоту. Но если ты глобально понимаешь процесс, ты способен найти слово, которое поможет эту настройку выровнять.