ВИЧная жизнь. О жизни под кайфом, болезни и любви, которая побеждает болезнь

Фото: Ярослав Дебелый, Тамара Балаева
Фото: Ярослав Дебелый, Тамара Балаева

Фокус провел день с соцработниками организации "Эней", которая тестирует наркоманов на ВИЧ и гепатит С, и узнал, почему люди возвращаются к веществам после пяти лет ремиссии, как реагируют на диагноз и что чувствуют во время первого кайфа

Related video

Маленькая белая Skoda Fabia, заваленная шприцами, презервативами и спиртовыми салфетками, не торопясь, едет вглубь киевских Дорогожичей. В машине — неразговорчивый водитель Витек, соцработники Таня и Аня. И я.

Тане 54 года. У нее короткая стрижка, низкий голос и умение находить подход к любому человеку. Ане 47, она в шапочке с помпоном сидит на переднем сиденье, часто смеется и похожа на девочку-подростка.

Таня и Аня — социальные работницы общественной организации "Клуб "Эней". Работа "Энея" возможна благодаря поддержке международного благотворительного фонда "Альянс общественного здоровья". Каждый день, кроме выходных, Таня и Аня садятся в машину и развозят шприцы людям, употребляющим наркотики, а также анонимно тестируют их на ВИЧ и гепатит С. Стать сотрудником "Энея" можно, только если ты сам раньше употреб­лял наркотики, — чтобы быть на равных с "клиентами", понимать их и вызывать доверие.

В месяц минимум у пяти клиентов Тани и Ани выявляют ВИЧ-инфекцию. Всех "положительных" соцработники стараются уговорить поехать в городской СПИД-центр и стать на учет. После этого человеку назначают анализы и бесплатную антиретровирусную терапию (АРТ), благодаря которой качество жизни ВИЧ-положительных людей не падает. Соглашаются поехать к врачу далеко не все.

Таня говорит, что люди в основном не проявляют внешней паники, когда узнают о диагнозе, ведь для большинства он не становится неожиданностью. Иногда клиенты говорят что-то вроде "мне по*ую, у меня брат от вичухи умер, и я умру", а иногда не говорят ничего.

— Но хорохорятся они до поры до времени. Пока чувствуют себя нормально. Ань, помнишь Пашку? — мы едем на первый адрес, и Таня бьет Аню по плечу. — Тестировали его зимой, результат положительный. Я говорю: "Паша, давай мы тебя отвезем, поможем". Но он уперся: "У меня ничего не болит". И все. Несколько раз перезванивала ему, договаривались ехать, но он в последний момент спрыгивал. Прошло полгода — и звонок в семь утра. Отнялись ноги. Потом еще туберкулез обнаружили. Сейчас лежит в больничке, а мог бы на своих двоих бегать.

Fullscreen

В поисках закладки. Объявления о продаже наркотиков пишутся прямо на стенах домов

Влада и Марта

Мы поднимаемся на десятый этаж и звоним в дверь, к центру которой приклеен аккуратный картонный снеговик. Делаем шаг в прихожую и, кажется, попадаем в декорации к фильму конца 1980-х — начала 1990-х.

Хотя на кухне современная мебель и техника, здесь темно и слишком много вещей. Ощущение, что в любой момент может появиться героиня "Аварии — дочери мента" или "Маленькой Веры", не покидает. Примерно так и получается.

Первой на кухню заходит Влада. Она идет, согнувшись, держась одной рукой за поясницу, второй — за стену. Ей чуть за 50, у нее короткая стрижка, волосы с проседью, и в них — приколотые заколочками желтые, зеленые и розовые пряди. В тренировочных штанах и кенгурушке Влада похожа на хиппи-ветерана. С большим и не самым приятным опытом, но все еще с надеждами.

Она готовит чай для Марты — хозяйки этой квартиры и своей подруги. Наливает его в стеклянную чашку, которую называет хрустальной, и, сгорбившись, по стеночке, несет в комнату.

Влада употребляет инъекционные наркотики 33 года. Сейчас она ходит на заместительную терапию (признанный ВОЗ метод лечения опиоидной зависимости) и бесплатно получает по рецепту в аптеке метадон. При нас открывает баночку из-под йогурта и пьет его. "Это мой завтрак", — говорит она.

В 97-м году у Влады обнаружили ВИЧ, позже – гепатит С, который перерос в цирроз.

— Я тогда работала на трассе. Менты остановили моего клиента и сказали: "Ты с ней, что ли, был? Она же ВИЧ-инфицированная". Так, ляпнули лишь бы ляпнуть, от фонаря. Клиент пришел и предложил вместе съездить и сдать анализы, чтобы быть спокойными. Мы поехали. У меня нашли ВИЧ, у него — нет. Но он после этого так и продолжал ко мне ездить, просто два презерватива надевал.

— Что вы почувствовали, когда узнали про ВИЧ?

— Ничего не почувствовала. Я была готова к этому и подозревала. Не в лесу ведь живем, знаем, как он передается.

"Когда услышала диагноз, ничего не почувствовала. Я была готова к этому и подозревала"

Хотя ВИЧ у Влады обнаружили в 97-м году, она встала на учет и начала принимать антиретровирусную терапию (АРТ) только в 2010-м.

— Понимаете, на заместительную терапию и бесплатный метадон охотнее берут тех, кто принимает АРТ, — объясняет она. — Чек (доза. — Фокус) уличного метадона стоит 450 грн, а мне одного чека в день мало. На ЗТ (заместительная терапия. — Фокус) дают 1000 мг на 10 дней. Это хотя бы по минимуму, можно жить.

Когда Влада моет посуду, на кухню, прихрамывая, выходит Марта. Ей чуть за 40, у нее красивое лицо, как у многих подававших в юности надежды талантливых людей, которые позже спились или подсели на наркотики. Марта — парикмахер, у нее, как и у Влады, разноцветные волосы и массивные серебряные кольца на руках.

У Марты проблемы с ногой, ей тяжело ходить, но на маленькой кухне больше негде сесть, и она стоит, облокотившись на кухонную поверхность. Легко рассказывает о себе, много жестикулирует и перескакивает с истории на историю.

— Я употребляю наркотики 19 лет, но с периодом большой ремиссии. У меня была сумасшедшая любовь, и он был конченым наркоманом. Я уже больше не могла, бросила все и поехала к родителям, вычухалась. Потом началась карьера, поездки по заграницам по работе, и я отвлеклась. Но он пришел опять, упал на колени, сказал "люблю". И все снова закрутилось.

Fullscreen

Влада 33 года принимает инъекционные наркотики

Марта говорит очень быстро, но пересказывает свою биографию безэмоционально, на одной интонации. Внезапно ее голос меняется:

— Ненавижу себя за это. Не могу с этим смириться. Не считаю себя асоциальной. Кто обо мне плохо скажет? Я всегда помогу, я хорошая. Я читаю, я умная, у меня два высших образования. Я не могу общаться с наркоманами. Сплошная подстава: кладешь под календарик 200 грн, выходишь на пять минут, и денег уже нет. Они берут все, что лежит, — от трусов до духов. Это ужасно.

Мартино нежелание ассоциировать себя с наркоманами проявляется во всем. С темы о веществах она легко перескакивает на обсуждение сапог и колец, а когда Влада вскользь упоминает о том, что живет у нее полгода, потому что больше негде, Марта скручивает дули на обеих руках и показывает невидимым недоброжелателям из наркоманской тусовки:

— Они говорят, чтобы я выгнала Владу, потому что она может меня заразить. Шиш вам!

Марта говорит все быстрее и сама начинает разговор о том, как впервые попробовала наркотики. Она была кандидатом в мастера спорта по гандболу и сломала позвоночник. Пять лет жила с сильными болями, от которых ничего не помогало, не могла встать с кровати.

— А тут бац — и как рукой сняло, — Марта бьет открытой ладонью по столешнице так, словно до сих пор удивляется обезболивающему эффекту наркотиков. — Я начала употреблять и в день в парикмахерской смогла обслуживать по 20 человек. У нормального человека разве получится обслужить даже десять?

Все, с кем мы разговаривали в тот день, вспоминали о первых наркотических впечатлениях с нескрываемой ностальгией. Как жены домашних тиранов о первых, ничем не омраченных свиданиях, или пожилые ученые о сделанных в молодости открытиях.

— Сколько длилась ваша ремиссия?

— Пять лет. Папа увез меня в Одессу, и я там жевала сухой мак. Перемалывала, добавляла по ложечке в чай и кофе и так спрыгнула. Хотя до этого лечилась п*дец сколько раз, и все до сраки.

— А сейчас не хотите бросить?

— Очень хочу. Но у меня проблемы физического характера. Надо кормить родителей и вон — Владу. А я одна. Я не вывезу без наркотиков. Они дают силы.

Наркотики для Марты — сплошные открытия. И каждое из них оказывается неприятным. Например, о том, на какие хитрости идет человеческий организм, чтобы получить дозу. Марта закатывает рукава халата, нервно поправляет волосы и рассказывает, что без наркотиков начинает болеть все тело:

— То рука отваливается, то ночью просыпаешься от того, что просто глотаешь зубы, хочется в туалет по всем поводам сразу, а когда идешь — не получается. Пока не уколешься, это не прекращается. Работать в таком состоянии невозможно. А кто меня кормить будет? Ты?

Спич Марты прерывает Таня. Она просит девушек достать карточки клиентов "Энея" и дает им несколько коробок со шприцами.
Мы уже собираемся уходить, но Влада просит показать ей сделанные на телефон фотографии. Хочет посмотреть, как она получилась.

"Я не прохожу никакую терапию. Обезболиваюсь, и все. Те дни, которые я живу, — разве это дни? Сплошное мучение. Поскорее бы сдохнуть"

— Тебе не пофиг, Влада? — смеется Таня.

— Не пофиг. А вдруг для Facebook подойдут. Перешлете мне их в сообщениях?

В машине по дороге на следующий адрес Таня обзванивает "клиентов", к которым сегодня нужно заехать. "Наташечка, ты дома? Я зайду, подвезу баянов вам (так на сленге называют шприцы. — Фокус)". "Яночка, мы будем часа через два. Делай свои дела, солнышко, успеешь вернуться". В перерывах между звонками объясняет:

— Иногда соцработники договариваются с человеком о своем визите, приходят, а его нет дома или он не открывает дверь. Что поделаешь, приходится ждать или приезжать в другой раз. Клиенты у нас такие.

Миля

Снова Дорогожичи, снова многоэтажка. Дверь открывает женщина в халате с красивым восточным лицом. Я вижу ее в первый раз и ничего о ней не знаю, но сразу понимаю: она плохо себя чувствует. В квартире снова темно, а к ожидаемому после поездки к предыдущим "клиентам" запаху сигарет и давно не открываемых окон примешивается еще один — лекарств.

Мы идем на кухню, и под ногами путается красивый лысый кот — сфинкс. Миля, так зовут женщину, молчит и вздыхает. Между ней и внешним миром чувствуется стена, поэтому я просто слушаю.

— Милечка, ты что-то неважно выглядишь, — кажется, Тане тоже трудно начинать разговор, и она говорит неожиданно робко.

— Приболела, болячки. Еще и терапия заканчивается, а поехать к инфекционисту за новой нет сил, — так я понимаю, что у Мили ВИЧ. — Мне все хуже и хуже, я практически не поднимаюсь с кровати. Врачи кучу раз меня смотрели и предлагали лечь в больницу. Но куда мне в больницу? — Миля садится на табуретку на кухне и закуривает.

Таня и Аня тоже достают сигареты.

"Ты не хочешь встать на ЗТ? Мы с нового года 400 человек набираем", "Почему не поедешь к врачу? Почему не ляжешь в больницу?" — Таня засыпает Милю вопросами. Но та отвечает односложно: "Хочу, но для этого нужно собрать документы", "Нет сил ехать к врачу", "Чем они мне помогут?" На лице Тани читается отчаяние, но она не отступает:

— Ты пенсию не сделала? Почему?

— Та думала, вот-вот сдохну, а все никак.

Fullscreen

Аня и Таня. Соцработники "Энея" в прошлом и сами принимали инъекционные наркотики

Таня предлагает Миле помощь в оформлении пенсии, а я наконец решаюсь задать первый вопрос.

— Миля, а чем вы занимаетесь в жизни?

— Как чем? Наркотиками, — Миля искренне удивляется. — И жду смерти. Я колюсь лет 25 точно, а может, 30.

Миле скоро 50, о диагнозе ВИЧ она узнала чуть больше года назад, но, сколько жила с ним до этого, неизвестно. Слова из Мили приходится вытаскивать клещами, поэтому за нее рассказывает Таня: о том, как у Мили начала подниматься температура, появилась слабость, заболело сердце.

— Я ей говорю: "Давай протестируемся", а она мне: "Та нет, это грипп, пройдет".

Миля берет в тонкую руку большую глиняную пепельницу, чтобы Тане и Ане было удобнее стряхивать пепел. Кажется, что пепельница сейчас перевесит и Миля упадет. В ее ушах висячие сережки с жемчужинками, и на контрасте с худым лицом они кажутся огромными.

— Я не плакала, когда узнала, но была обалдевшая. Кому хочется быть ВИЧ-инфицированной? Хотя этого следовало ожидать. Мне просто было страшно тестироваться, — Миля, наконец, вступает в разговор, но смотрит то на пепельницу, то на пол.

Когда Миля узнала диагноз, не хотела ехать к врачу. Таня уговаривала ее, но это не помогло. Она сказала, что подвезет шприцы, и попросила Милю выйти к подъезду. Так та и поехала к инфекционисту — в халате и тапочках.

Чуть позже, чем ВИЧ, появился еще один диагноз — рак четвертой стадии.

— Вы лечитесь?

— Нет, не прохожу никакую терапию. Что мне проходить? Если бы это была начальная стадия, еще можно было бы. А так — обезбаливаюсь и все. Но боли все равно постоянные. Те дни, которые я живу, — разве это дни? Сплошное мучение. Поскорее бы сдохнуть.

"Под наркотиками трава становится зеленее, краски ярче. Но длится это недолго, минут пять"

Раньше Миля продавала наркотики. Покупала десять кубов вещества, пять из них шли на продажу. Миля звонила по телефону, переводила деньги на счет и отправляла человека, которому доверяет, за закладкой — спрятанным в укромном месте чеком с уличным метадоном.

— Вчера заказала двадцатку (20 кубов. — Фокус). Отдала 900 грн — мама еще свои докладывала. Человек пришел, а закладки нет, пусто. Деньги улетели, и я осталась без ни*уя. Еле спустилась к тете Нине на первый этаж, взяла у нее денег, и мне принесли трешку, — Миля неожиданно начинает говорить, и ее не остановить.

Она рассказывает, что живет с мамой, и мама каждый месяц отдает ей на наркотики 2 тыс. грн своей пенсии.

— И сегодня отдала, потому что не может на это все смотреть. Я их убью за день и все. Что тут говорить? Какое спрыгнуть, о чем вы? Если бы не наркотики, я бы уже подохла. Они дают мне силы хотя бы по хате передвигаться.

Таня и Аня оставляют Миле шприцы и еще раз просят связаться с врачом. Мы идем к выходу, под ногами снова путается кот.

— Как его зовут? — спрашивает Аня.

— Гера.

— Гера? Герочка? Герыч. Везде сплошной героин, — Аня смеется, и на лице Мили тоже появляется что-то похожее на улыбку.

Когда мы садимся в машину, я спрашиваю у Тани, какой Миля была раньше, до того, как заболела.

— Она стала тише. Еще два года назад была такой красоткой — бегала, хорошо одевалась. Ну знаешь, как оно, когда деньги есть и хорошо себя чувствуешь. А теперь — сбитый летчик.

Макс и Наташа

Таня раньше тоже была инъекционной наркоманкой. Начинала с мака, сидела за хранение наркотиков и все два года в тюрьме мечтала о новом уколе. Спрыгнула постепенно. В нулевых натуральных наркотиков в Киеве стало мало, а колоться "химией" ей не нравилось.

— От опиатов ты становишься спокойным, расслабляешься. А винт и вся остальная химия — это движение. Ходишь заряженный. Я такое не люблю.

Мы подъезжаем к подъезду и разговариваем о том, что испытывает человек, недавно познакомившийся с кайфом. Тане сложно объяснить. Она машет руками и говорит, что это непередаваемые ощущения, сравнивает с родами — когда женщина знает, как это больно, но все равно решается на второго и третьего ребенка.

Fullscreen

Две полоски. Соцработники дают "клиентам" два теста — на ВИЧ и гепатит С

Мы заходим в квартиру, и Таня просит объяснить эти ощущения хозяев — Наташу и Макса. Наташа — худая женщина с длинными волосами, собранными в хвост, и очень прямой спиной. Она похожа на балерину, но позже оказывается, что раньше Наташа занималась баскетболом и гимнастикой. Максу чуть за 40, но он выглядит намного старше. Пару лет назад ему удалили нижнюю челюсть. Как это часто бывает у тех, кто колется винтом, она загнила. Из-за этого я почти не понимаю, что говорит Макс, и Таня мне переводит.

— Ну что я почувствовал? Приход, другим словом и не скажешь.

Наташа более многословна:

— Трава становится зеленее, краски ярче. Ты слышишь все одновременно — транспорт подъехал, птицы поют, люди разговаривают, провода гудят. Все становится объемным, и ты замечаешь мелкие детали. Но это длится недолго, минут пять.

— А сейчас краски все еще становятся ярче?

— Сейчас нет. — Наташа берет тряпку и начинает вытирать и без того чистый подоконник кухни. — Сейчас я просто поправляю здоровье. Нога болит, уколюсь — и могу ходить.

В квартире у Наташи и Макса очень тихо и темно. Из нее хочется побыстрее выйти, потому что там не чувствуется ничего, кроме пустоты и сожаления о прошлой жизни, — той, в которой Наташа закончила два университета, успешно занималась недвижимостью и была баскетболисткой.

— Когда вы в последний раз были счастливы?

— Счастлива? — Наташа загибает и разгибает края стоящей на столе коробки со шприцами. — Я не знаю. Не хочу сейчас думать об этом.

Леша и Даша

Более колоритного человека, чем Леша, сложно представить. Он похож на героя всех шансонных песен сразу. На Леше спортивные штаны и куртка, на голове кепка, которую он сдвигает на затылок, в руках — литровая пластиковая бутылка пива. Леша улыбается открытой и полубеззубой улыбкой. Его легко представить бросающимся в драку из-за мелочи, рвущим розы на клумбе в центре города для любимой девушки, беспробудно пьяным и убегающим от полиции.

"Это действительно был кайф. Тебя переполняет счастье, как в детстве. Ты летишь, кажется, что ты самый умный и сильный. Но потом это притупляется. Я уже не испытываю кайфа вообще"

Мы стоим во дворе на Оболони возле микроавтобуса с надписью "Альянс. Мобильная амбулатория". Леша и его девушка Даша пришли сюда, чтобы провериться на ВИЧ и гепатит С. Людям, употребляющим наркотики инъекционно, нужно тестироваться раз в полгода, но Леша и Даша не делали этого уже два года.

Леша — волонтер "Энея", он работает "наркоманской почтой" — рассказывает об организации другим наркоманам, предлагает им пройти тестирование и взять чистые шприцы.

Мы заходим в микроавтобус, и соцработник дает Леше тест. Нужно самому проколоть палец и выдавить кровь в две емкости. Одна может показать гепатит, вторая — ВИЧ. Леша справляется быстро, но результатов нужно ждать десять минут.

— Я пять лет жил с чувством, что у меня ВИЧ. В 96-м году, когда в первый раз кололся, нас было человек 30, и мы все набирали ширку из одной кастрюли. Большинство этих ребят потом оказались инфицированными. Я видел, как они умирают, и думал, что приговорен, — Леша рассказывает об этом весело, не как человек, который через десять минут может услышать диагноз ВИЧ.

Он несколько раз порывается показать свою гниющую ногу и с гордостью говорит, что перепробовал все наркотики.

Леша два раза сидел в тюрьме за вымогательство и хранение оружия и недавно снова мог сесть — его поймали в парке Славы с автоматом.

— Я там с цыганами поссорился, пришел на разборку, хотел по ногам пострелять. Автомат под пальто спрятал, с ним — кулек патронов, два рожка. Но меня сразу взяли. Сказали, что я вроде как сепаратист.

Леше 36 лет, но, разговаривая с ним, кажется, что говоришь с подростком, который набил морду однокласснику за школой и страшно этим доволен.

Он думал, что его посадят, и очень не хотел в тюрьму, а особенно в зону общего режима. Там, говорит Леша, беспорядок: "Люди сходят с ума и не знают понятий". В такой зоне "рулят менты", а заключенные издеваются друг над другом.

— В строгом режиме порядок. Там все судимые. Положишь что-то на тумбочку — никогда не пропадет. Правда, там тебя съедят за малейшую бочину. В смысле косяк.

Перед судом Леша позвонил в колонию, в которую, как он думал, попадет, и договорился, с кем будет сидеть.

— Мне там уже сим-карточку организовали. Знаете, что такое "торпеда"? — Леша прищуривается и улыбается. — Это когда телефон хранят в попе.

В итоге Леше дали условный срок. Он думал, что попадется за это время, но не попался, чему и сам удивлен.

Сейчас колется два-три раза в день. Говорит, что без наркотиков на третьи сутки не может встать с кровати. Свои первые впечатления помнит очень хорошо:

— Это действительно был кайф. Тебя переполняет счастье, как в детстве. Ты летишь, хочется общаться, кажется, что ты самый умный и сильный. Если словил кайф в состоянии агрессии, всех порвешь. Но потом это притупляется. Я уже давно не испытываю кайф вообще. Но если не уколюсь, не смогу даже сходить в туалет.

Fullscreen

Смысл жизни. После встречи с Дашей Леша понял, что не хочет умирать

До наркотиков Леша занимался греко-римской борьбой и каждое утро начинал с тренировки.

— Как сейчас проходят ваши дни?

— Утром иду к своему барыге, раскумариваюсь. Потом мы кооперируемся с ребятами и идем бомбить должников и стеклотарщиков. Они ведь в полицию не заявят. Бьем их, не сильно, но жестко. Их надо постоянно пугать, чтобы они в реальном страхе все время находились. Приходим культурно, если дают деньги — культурно уходим, если нет — приходится бить. Вообще, я хотел отойти от криминала. Мне уже не хочется обижать беременных, старушек, грабить квартиры.

Вечером Леша снова идет к барыге, потом — опять выбивать деньги из должников. Он говорит, что раньше мечтал дожить до 25, а в 25 — прожить еще пару лет. Но когда ему исполнилось 35, вдруг появился смысл жизни — Даша. Скоро у них годовщина отношений, и Леша собирается подарить Даше аквариум с рыбками.

— Она хотела рыбок?

— Нет. Это я их хочу, — Лешу удивляет вопрос.

Даша мечтает встать на заместительную терапию и поехать в другой город бесплатно учиться на курсах бухгалтеров. Со временем — совсем бросить наркотики.

— Леша, а вы хотите бросить?

— Одно время я мечтал, во что-то верил. Теперь как-то перестал мечтать и верить. Но может быть, Дашенька станет толчком все исправить. Она ведь хочет исправить, — Леша впервые за наш разговор грустнеет.

Он говорит, что нашел бы в себе силы бросить наркотики в одном случае — если бы Даша родила ребенка. Тогда он точно пошел бы в больницу и вылечился. Правда, тут же добавляет: "Хотя, как показывает практика, дети никогда не останавливают наркоманов. Но у меня было бы по-другому".

Десять минут давно прошли, мы смотрим на Лешины тесты. Гепатит — положительный, ВИЧ — отрицательный. Леша широко улыбается.

"В 97-м я работала на трассе. Мы с клиентом поехали сдавать анализы. У меня нашли ВИЧ, у него — нет. После этого он так и продолжал ко мне ездить, просто надевал два презерватива"

— Что бы вы делали, если бы тест был положительным?

— Ничего бы не делал. Все бы так и текло.

Леша выходит из микроавтобуса, подходит к Даше и долго ее обнимает. Потом возвращается ко мне:

— Я вам соврал. Я очень боялся. Перед тестированием Даша поставила условие: если выяснится, что у меня ВИЧ, а у нее — нет, мы разбегаемся. А зачем мне без нее жить? Она моя единственная зацепочка в жизни.

Когда Леша и Даша уходят, соцработник открывает сумку и показывает стопку толстых тетрадей. Это списки наркоманов, у которых обнаружили ВИЧ. Во время теста каждый боится стать пунктом в такой тетради. А потом снова колет ширку, не разбирая, чьим шприцем. И каждый раз надеется, что пронесет.

— Почему все повторяется каждое поколение? Люди ведь знают, что наркотики заканчиваются зависимостью, — спрашиваю у Тани и Ани.

Они смеются:

— Каждый думает: я же по-любому продвинутее, умнее, здоровее остальных. Или: я матерая и умная, знаю, когда остановиться. Это с кем-то другим может случиться всякое. Но не со мной.