Никто и не обещал, что не будет страшно, — философ Анатолий Ахутин

Фото: Сергей Булгаков / svoboda.org
Фото: Сергей Булгаков / svoboda.org

Философ Анатолий Ахутин рассказал Фокусу о том, почему потребность в философии сегодня захватывает всех, что значит "найти общий язык" и как найти общий язык с самим собой

Прежде чем стать философом, Анатолий Ахутин защитил кандидатскую диссертацию по химии. Родился и большую часть жизни прожил в России, 23 года преподавал в Российском государственном гуманитарном университете. Он имеет звание академика, но вряд ли станет об этом рассказывать: по его мнению, за формальными признаками — регалиями, степенями — нередко может не оказаться науки. Об Аристотеле, Платоне и прочих мыслителях античности Ахутин рассказывает, как о хороших приятелях, с которыми не так давно виделся и общался. Его философия не отягощена умышленной сложностью.

Уже три года Анатолий Ахутин живет в Киеве. "В Украину я приехал отчасти потому, что нужен был поступок, нельзя было просто терпеть. Я принял решение. А ведь всю жизнь прожил на одном месте, ходил в институт, что-то преподавал, у меня была очень размеренная жизнь. И вдруг пришлось выбирать там, где, казалось, все давным-давно выбрано", — объясняет он свой переезд.

Похожий выбор время от времени приходится делать каждому, и именно здесь должна помочь философия — в этом смысле не столько наука, сколько способ задавать себе вопросы и честно на них отвечать.

От всех прочих живых существ человек отличается тем, что бытие для него — задача: он не просто существует, но еще и думает о том, что значит существовать. Ему надо решать, как быть, кем быть, где быть и так далее. Иногда человек попадает в ситуацию, когда нужно не просто принять решение, но обнаружить его в глубине. Речь о ситуациях, выходящих за рамки привычного порядка жизни. Например, война или беженство — мы с этим сталкиваемся здесь и сейчас каждый день, слушая радио и получая новости с фронта, — когда люди вынуждены думать, когда не думать нельзя. Особенно в такой странной войне, которую называют гибридной и которая происходит сейчас в Украине. Для меня очевидно, что это преступление со стороны России.

"То, что переживают люди на Донбассе, в Крыму, в Харькове, во Львове, — это ситуация, когда потребность в философии захватывает практически всех. Это горячие споры людей, которые никогда о таких вещах не задумывались"

Что такое язык, что такое нация, что такое справедливость, что такое правда или ложь. Вообще-то это традиционные вопросы философии. То, что переживают люди на Донбассе, в Крыму, в Харькове, во Львове, — это ситуация, когда потребность в философии захватывает практически всех. Это горячие споры людей, которые никогда о таких вещах не задумывались. Потому что когда все нормально, в порядке их жизни прописано, что хорошо, а что плохо. Но вдруг ориентиры теряются и это становится проблемой. От таких проблем можно отделаться, разделив людей на хороших и плохих, на врагов и соратников, сказав себе: "Теперь я знаю, как жить". Но в нашей ситуации этого мало: каждый должен решать, к кому присоединиться на площади.

То, что в современном мире, не только в Украине, более всего необходимо, — это философствование. То, что менее всего возможно, — это философствование. Философия — это мысль, устремленная в начала и причины. До этого доходят философы-профессионалы, но внимание к этому всеобщее.

Деконструировать обычный порядок вещей — дело тех, у кого, как говорили греки, есть досуг и свобода. Чтобы думать, нужен досуг. Чтобы коснуться первоначал, надо сидеть не в окопах на войне и не в лагерях, нужны свобода и свободное время. Если общество не обеспечит возможность такого досуга для тех людей, которые им могут воспользоваться, ничего не будет.

Философия в Древней Греции началась с деконструкции. Мир человека в то время был мифом, не в смысле веры в сказки, а в смысле веры в объясненность: уже все ясно. Как и сейчас. Фраза нашего мифологического мира, например, — "наука установила". По форме миф есть определенный установленный порядок вещей, который не рефлексируется. Постмодернистское же движение начиналось с критики жанра рассказа. Это только кажется, что рассказ описывает, на самом деле он всем своим строем и поэтикой создает сказку. Современность и постмодернизм, явления глобального мира, обращают наше внимание к началу, когда ничего, то есть сказки, еще не было. И глупо пугаться необходимости решить задачу: не рассчитывать на то, что есть за что держаться, — мама с папой, учителя, справедливость, законы, естественные или божественные, — это все рассказы, наррации. Иногда это осознание пугает. Но никто и не обещал, что не будет страшно.

Есть прекрасное слово, его использовал Мартин Хайдеггер, — "заброшенность". Мы попали в историю. Все, ничего не поделаешь, страшно или не страшно. Как говорили греки, самое лучшее для человека — вообще не рождаться. А следующее по благополучию — как можно быстрее отсюда убраться. Это звучит, конечно, пессимистически. Но это никакой не пессимизм, а трезвое описание человеческой ситуации. Не то, чтобы это было лучшее решение, просто так есть: человека забросили в мир и не дали никаких указаний или рецептов.

"Мы теперь живем в мире, который встретился с самим собой: нельзя уже сидеть в Китае и ничего не знать про Европу, или наоборот"

Человек рождается в общение, а не в какое-то одинокое тело. Фундаментальная форма общения для людей — это речь, язык. Многие животные и насекомые живут общинами, но их общение построено на материальном взаимодействии, почти как в химии: они обмениваются разными веществами. Муравейник, пчельник — это неразъемное тело. Если муравей куда-то убежал и там погиб, общее тело быстро регенерирует. Человек же рождается в стихию речи, а речь равно как связывает, так и дает быть независимыми. Речь — это общение тех, кто живет сам. Но именно в стихии общения человек делается человеком. Общение первично, а общающиеся — вторичны. Это пусть и не открытие, но фишка современной философии: нет никаких субъектов, индивидов, это все продукты разного рода общения.

Это важно в контексте глобализации мира: все говорят, мол, мы отдельная культура, не трогайте нас, иначе станем все серенькими космополитами. Обычно глобализацию понимают очень поверхностно, как распространение западной культуры. Это, конечно, тоже верно, но главное, что мы теперь живем в мире, который встретился с самим собой: нельзя уже сидеть в Китае и ничего не знать про Европу, или наоборот. Мы живем в интернете. Это всемирная сеть, а еще лучше — www — world wide web, паутина. Мы, как мухи в паутине, сидим в мире. Любое наше движение отображается на ней. Разумеется, глобализация мира приводит к технической, финансовой, энергетической унификации, и борьба против этого бессмысленна — все уже случилось. Мир стал телом. Мы должны обратить внимание, что наверху у нас теперь не только звезды, но и спутники, а это связь, органы связи, вынесенная на небо нервная система человечества. Есть энергетическая система — трубы тянутся на десятки тысяч километров. Конечно, унификация тотальная, и против этого борются так называемые самобытники.

Я ничего не имею против желания сохранить свое. И первое, что открывает своеобразие мира, — это язык. Обычно говорят "нужно найти общий язык". Но как? Важно, что найти общий язык — не значит начать говорить на стертом общем языке. С помощью общения мы насыщаем и обогащаем собственный язык, узнаем, как повернуть свое слово и фразу так, чтобы другой ее услышал. Мир человека, языковой и культурный, обогащается смыслами, поворотами.

В моей философской нише культуру понимают не как этническую культуру, не как набор каких-то правил, не великие произведения. Культура — это способ человека отнестись к самому себе, способ, которым он выходит за пределы своей данности, чтобы посмотреть на нее как бы со стороны. Знаком культуры есть вещи, которые не умирают, тогда как цивилизация, в которой они родились, погибла. Греческой цивилизации уже нет, а греческий театр есть. Есть нечто, что ухвачено там, что называют классическим, оно продолжает существовать и требует переосмысления. У Гете есть статья "Шекспир, и нет ему конца", так вот это название указывает на Шекспира как на событие культуры. Его произведения, с одной стороны, обращены ко всем, а с другой — выходят из своей культуры.

Ситуация обращенности ко всем, к людям, у которых есть что-то общее, но и разное, — это философия как диалог культур. Не тот диалог, когда говорят, что лучше разговаривать, чем воевать друг с другом. Это само собой. Речь о другом. Мы друг у друга спрашиваем, что имеем в виду, и согласиться — значит иметь в виду одно и то же. Можно не понять друг друга и разойтись в разные стороны, но разойтись можно, когда речь идет о двух разных людях или культурах: можно сказать, что мы корректные, что не будем драться. Гораздо более сложная ситуация — спросить "что ты имеешь в виду?" самого себя.

Когда этот вопрос помещается в одно сознание, человек понимает, что говорит чепуху. Не в смысле говорит плохо, а в смысле невразумительно. Тот же Платон из этого сделал целую теорию, определив, что такое мышление. Мышление — это молчаливый диалог души самой с собой о том, что она имеет в виду. Диалог культур — это диалог человека с самим собой, из которого он не может уйти. Более того, философский диалог с самим собой состоит в том, чтобы суметь сделать своего внутреннего собеседника предельно расходящимся с самим собой. То есть таким, который спрашивает, спрашивает, спрашивает, пока не дойдет до чего-то совершенно бесспорного.