На старт, внимание, Марш! Все, что нужно знать о предстоящем ЛГБТ-прайде

На моей странице в Facebook открыто два чата. В одном окне я договариваюсь о встрече с исполнительным директором организации "КиевПрайд" Русланой Панухник, в другом — переписываюсь с руководителем киевской организации "Правого сектора" Владимиром Загазеем. Это, пожалуй, единственное место, где они могут так мирно сосуществовать по соседству. Ловлю себя на мысли, что через неделю эти люди, скорее всего, будут перекрикиваться через кордон полиции. И как ни парадоксально, каждый из них назовет себя угнетаемым оппонентами.

Беседа первая, удивляющая

"Если посмотреть на современный мир, то нельзя сказать, что он стал более безопасным. Все говорят про безопасность и толерантность, что всем стало комфортнее жить, но я скажу: нет, мир стал еще агрессивнее". Кажется, что эта фраза должна принадлежать тому, кто боится насилия, кто опасается быть собой, например, представителю ЛГБТ-сообщества. Меньше всего ожидаешь услышать эти слова от известного в Украине радикала, руководителя городской ячейки националистической организации. Но именно это во время беседы говорит мне Владимир Загазей.

Мы договорились встретиться с ним у одного из офисов "Правого сектора". Мой собеседник опаздывает, я в одиночестве гуляю перед зданием и мгновенно привлекаю внимание бдительных националистов.

— Что девушка здесь ищет? — неожиданно возле меня появляется мужчина.

Он не представляется, взгляд настороженный, улыбка холодная, глаза быстро меня сканируют.

Когда выясняется, с кем у меня встреча (для подтверждения этого приходится тут же звонить Загазею), мужчина смягчается и даже любезно провожает внутрь, оставляя в одиночестве в кабинете. Маленькое пространство заставлено столами, над дверью — икона и рушник, к полке приклеены агитационные плакаты: "Наша цель — белая Европа", "Сила, которая защищает", "Держи бутылку правильно" — с окровавленной "розочкой".

Я напрягаюсь. Внутренне готовлюсь к встрече с жестким, а, возможно, и жестоким человеком, готовым уничтожить всех, кто не вписывается в его картину мира. Но открывается дверь — и Загазей широко улыбается мне, рассеивая часть моих страхов. Да и весь разговор проходит в доброжелательном тоне, без оттенка агрессии. Даже при описании своих оппонентов Владимир использует вполне политкорректные слова. Лишь единожды, уже в самом конце беседы, допускает слово "извращены". В то же время мне быстро становится понятно, что за демонстративно мягкой формой скрываются радикальные убеждения, а методы физического воздействия на оппонентов мой собеседник считает оправданными.

Геи говорят о равных правах, а на самом деле их наделили привилегиями. Это называется позитивной дискриминацией. То есть когда дискриминируют большинство, это якобы хорошо. Если приходит устраиваться на работу гомосексуал и гетеросексуал, нужно взять первого, потому что он меньшинство.

У нас в образовании внедряется искусственное понятие гендера. Это означает, что преподаватель не имеет права относиться к мальчику как к мальчику, а к девочке как к девочке, потому что до совершеннолетия они еще как бы не определились со своим полом. К нам обратились жители Ивано-Франковской области. Там психолог спросил мальчишку: "Когда вырастешь, ты будешь мальчиком или девочкой?" У меня растут два сына, и такие процессы меня очень притесняют.

Если человек родился с такой особенностью, я не считаю, что его надо уничтожить или закрыть. Когда мы придем к власти, не будем вешать на них треугольники (такие знаки использовались в нацистской Германии для идентификации геев. — Фокус). Но если говорить о государственной безопасности, то я ни при каких условиях не позволял бы им занимать государственные посты.

Это не марш равенства, а какой-то маргинес. В прошлом году был откровенный гей-парад с танцующими мужиками в юбках и с накрашенными губами.

Я против того, чтобы разгонять гей-парады. Но государство должно пропагандировать здоровый образ жизни в школе, а не учить, что мама-мама или папа-папа в семье — это хорошо.

У меня тоже есть знакомый гомосексуал, серьезный бизнесмен. Он презирает грантоедов. Работал в нескольких фирмах, организовал свое дело, особого притеснения в Украине не чувствовал. Я с ним общаюсь, потому что он это не пропагандирует.

Грантоедов били и будут бить. Это нормально. Бандера говорил, что наша идеология должна быть страшной для врагов украинской нации. Я абсолютно с ним согласен.

Человечество летит в пропасть. Моя задача — уменьшить скорость этого полета. Задача ЛГБТ — максимально ее увеличить.

Беседа вторая, рациональная

Мы идем с Русланой Панухник по Крещатику и говорим о прошлогодних маршах равенства. Замечаю, как люди провожают ее заинтересованными взглядами, внимание привлекает яркая радужная футболка "КиевПрайда". Но девушка никак на это не реагирует — к публичности ей не привыкать.

С журналистской точки зрения ее историю не назовешь интересной — все происходило уж слишком гладко, как она сама говорит, "без трагического эффекта". С сексуальной ориентацией спокойно и без особых переживаний разобралась еще в подростковом возрасте, хотя на полное принятие себя такой и ситуации в целом понадобилось не менее пяти лет. Родители ее безоговорочно приняли, друзья поддержали, некоторых знакомых даже удалось переубедить в их отношении к гомосексуальности. Руслана быстро осознала, что хочет заниматься правозащитной деятельностью, и смогла найти свой путь. На улице и даже на акциях ее ни разу не били, страха она не испытывает, так что может себе позволить публично выражать чувства к своей партнерше.

Несмотря на, казалось бы, сплошную идиллию, жизнь Панухник — ежедневная борьба, в первую очередь за права геев. В это широкое понятие вписываются и трудовые положения, и соответствующие наказания за преступления, совершенные на почве ненависти, и легализация однополых браков.

В ЛГБТ-активизм я пришла после неудавшегося "Прайда" в 2012 году. До этого я работала в правозащите как в каком-то защитном пузырьке, мне казалось, что все двигается хорошо, а оказалось, что у людей могут запросто отобрать базовое право на мирные собрания. Для меня это был такой life challenge. Я хочу, чтобы "Прайд" стал безопасным, и не только в "коробке" из полицейских.

Когда я начала заниматься организацией безопасности марша в 2015 году и пришла с этим в полицию, меня там вполне серьезно спросили: а что, у нас есть геи? Если мы невидимы, наши проблемы никто не будет решать. Если мы не покажем, что нас такое количество, эффекта не будет. Видимость — это самый главный элемент сейчас, с которым нужно работать.

Исследования показали, что только 5% украинцев лично знакомы с геем или лесбиянкой. В США еще 18 лет назад таких людей было 75%! А если вы не знаете никого из ЛГБТ-сообщества, то, конечно, будете верить в страшных инопланетян в кожаных шортах и боа, которые заполонят страну.

Уже несколько лет мы пытаемся сесть за стол переговоров (с представителями радикальных организаций. — Фокус) и попытаться понять друг друга при личном общении, а не перекрикиваясь через кордон полиции. Но наши оппоненты никогда не соглашались на это. Может, им нечего сказать? Мы даже ходили к ним на лекцию, но услышали только одно: били, бьем и будем бить.

Я не могу сказать, что ненавижу радикалов. Я отношусь к ним как к любым другим людям, у которых есть своя позиция и она может не совпадать с моей. Я уважаю их право на те же мирные собрания, на артикуляцию своих позиций, но в рамках законодательства, без призывов к насилию.

Я против насилия в любой форме. У нас внутри сообщества тоже есть дискуссия о создании своего "отряда ЛГБТ", который будет на агрессию отвечать агрессией. Но моя принципиальная позиция — методы наших оппонентов не должны становиться нашими методами. Хотя я и понимаю, что это нас сильно ограничивает.

Беседа третья, позитивная

Тимур Левчук — полная противоположность Русланы. В команде организаторов "КиевПрайда" он занимается связями с общественностью. Тимур эмоциональный, много смеется и шутит, в том числе над собой и представителями ЛГБТ. Кажется беспечным и легкомысленным, но лишь на первый взгляд. Когда разговор становится серьезнее, он готов аргументированно с помощью цифр и фактов объяснять свою позицию. Впрочем, на исследования и статистику ссылаются все: и радикалы, и организаторы "Прайда". А исследований сейчас столько, что ими можно без проблем проиллюстрировать абсолютно полярные мнения.

Мы сидим с Тимуром в уличном кафе. У моего 24-летнего собеседника большие красивые черные глаза и аккуратная бородка. Вряд ли кто-то из прохожих сможет опознать в нем представителя сексуального меньшинства, если опираться на шаблонные представления о манерных геях. Нет, парень выглядит вполне маскулинным.

Тимур вместе со своим партнером Зоряном Кисем — одна из самых известных в Украине гомосексуальных пар. Пару лет назад они стали участниками социального эксперимента, намеренно демонстрируя на улицах Киева свои чувства, в то время как камера фиксировала реакцию прохожих. Громким событием стала их с Зоряном церемония публичной клятвы, которую СМИ назвали "первой украинской ЛГБТ-свадьбой". После этого многие даже решили, что однополые браки в Украине уже легализованы.

Мою маму скорее волнует, что у меня нет квартиры, чем то, с кем я живу. Хоть мы с Зоряном и публичные люди, никогда не выражаем наши чувства на улице. На четвертый год отношений мы участвовали в социальном эксперименте и тогда впервые прошли с ним за руку на улице. Это было странно. Люди смотрели на нас как на инопланетян. Не могу сказать, что мне это понравилось.

Сейчас ЛГБТ-подростки совершенно другие, они безбашенные, агрессивные и очень жестко отстаивают свою идентичность. Их позиция: "Я такой, и мне все равно, что вы об этом думаете". И это проблема, потому что в школе нет антибуллинговых программ, а специалисты не работают с родителями.

Если люди не могут выразить отношение к ЛГБТ, то могут определиться в своей позиции к насилию. Они в состоянии сказать: "Мне все равно, геи это или не геи, но я точно не буду поддерживать, что кого-то бьют за то, что он или она не такие, как все".

На тот случай, если меня побьют, у меня есть страховка, и я всегда ношу с собой газовый баллончик.

Профессиональная группа — учителя, врачи, полиция — намного толерантнее, чем остальное население. Потому что они попадают на наши мероприятия, где получают информацию о ЛГБТ.

Давайте будем честными: у тебя нет никаких проблем, пока ты не озвучишь, что гей, но и прав у тебя тоже нет. Вы с партнером можете хоть 20 лет жить вместе, а государство все равно не начнет считать вас парой.

В Европе или США проходят очень большие прайды, но вряд ли их можно назвать правозащитными. Это коммерческие мероприятия, на которых зарабатывают деньги.

Я бы с радостью работал не за грантовые деньги, но пока другого варианта нет. На самом деле наше финансирование сильно сократилось, доноры переключились на борьбу с коррупцией, децентрализацию или переселенцев из Крыма и Донбасса. Надо очень постараться, чтобы получить эти деньги.

Мне кажется, норма — это расплывчатое понятие. Например, есть норма, что температура тела — 36,6°^С, но есть люди, у которых температура всю жизнь 36,8^°С, для них это нормально.

Беседа четвертая, напряженная

Самым трудным оказывается разговор с заместителем главы Института правозащиты общества политологом Юрием Ноевым. Напротив меня сидит энергичный молодой мужчина с неспокойными глазами, принимающий в штыки даже простые вопросы. Юрий охотно и воодушевленно рассказывает о "политической подоплеке" всего ЛГБТ-движения, но намеренно и аккуратно старается уходить от обсуждения физического насилия в отношении геев.

В выражениях политолог особо не стесняется. "Извращенцы", "п…ры" и "украинофобы" — кажется, это единственные определения для людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией в его лексиконе.

Речь идет не про каких-то отдельных людей, речь про политическое движение, которое ряд западных государств использует для построения в Украине нового колониального порядка.

Исследование американского социолога свидетельствует о том, что дети, воспитанные в семьях извращенцев, — это люди с серьезно травмированной психикой, с увеличенной в разы склонностью к суициду, депрессиям и различным перверсиям. (Доктор социологии Марк Регнерус опубликовал результаты своего исследования в 2012 году, оно подвергалось критике со стороны ряда его коллег. — Фокус.)

Даже в самом названии "КиевПрайд" заложено, что они гордятся собой. А чем там гордиться? Если у меня отношения с женщиной, я же не кричу, что горжусь этим. А им надо ходить и еще кому-то что-то доказывать.

Этим людям надо вернуть право на лечение. В Киеве есть специалисты, лечащие от этого, я знаю человека, который лечит. Но на Западе людей, которые от этого вылечились, травят, называют предателями. А кого они предали? Политическое движение?

В Швеции христиан, которые открыто говорят, что гомосексуальность — это грех, принудительно отправляют в специальные учреждения, где с ними работают, чтобы они так больше не говорили. Это чистая антидемократия и борьба с человеческими ценностями.

К избиению участников "КиевПрайда" я отношусь нейтрально. Если люди сознательно пропагандируют свою украинофобию, украинцы имеют право защищать свой образ жизни, который был на этих землях тысячи лет.

Общественная реакция на таких людей может быть только негативной, потому что извращение есть извращение. Нормальной реакции на таких людей не может возникать. Да, на них могут нападать, и это естественно.

Пусть тусуются среди своих. До "КиевПрайда" были в Киеве клубы гомосексуалов? Были, если верить СМИ. В чем тогда проблема? Геи — открытые враги и украинофобы, дискуссия с ними невозможна.