Рок-позитивист

Наш альбом "Були деньки", выходящий по случаю 20-летия "ВВ", — попытка оценить опыт конца 1980-х. Я уверен: тогдашний взрыв рок-сознания, или сознания воли, произошел в рамках большого проекта государства. То есть, это была воля государства. "Були деньки" — желание романтизировать тот период в глазах нынешнего поколения, потому что в том времени присутствовала сильная романтическая доминанта. И мы ее сохранили и представляем теперь в своей арт-работе, стараясь донести позитив того периода, той музыки. Да, было влияние западной, американской рок-музыки, которое советское государство не смогло сдержать, но это влияние объединилось с нашей собственной идеологией. Получился такой советский романтизм.

—В одном интервью вы сказали: "Сейчас можно много спорить, кто вкладывал деньги в развитие рока в СССР, но это было" …
—Так называемая "красная рок-волна", существовавшая в СССР за несколько лет до его развала, финансировалась государством. О происхождении этих денег мы ничего не знаем, но факт остается фактом: с середины 1980-х аппаратура для музыкантов закупалась ЖЭКами, вузами. Рок-клубы основывались горкомами комсомола и большие фестивали по всей стране проходили за бюджетный счет. Наш первый клип "Танцi" снят за госденьги: из Москвы позвонили, сказали, что надо снять и показать на первом телеканале. Сегодня для многих это нонсенс, но так было. В тоталитарном государстве ничего, в частности, серьезное рок-движение, не может происходить само по себе. Ясно, что это было с подачи самого государства. Зачем это делалось — вопрос не ко мне. У меня могут быть только какие-то свои теории: "американское влияние", "вселенский заговор" и тому подобное. Развалился Советский Союз — господдержка рок-музыки прекратилась.

—Вам не кажется, что рокеров используют в определенные времена: то перед развалом государства, то на президентских выборах.
—Во все времена кто-то кого-то использует. Особенно людей искусства. Искусство находится в сфере идеологии, мировоззрения, религии. Поэтому всегда используется политическими, идеологическими или национальными силами. Оно не может не быть заангажированным. А если его таковым представляют — это миф. Я это осознаю. Просто у каждого творческого человека должны быть свои задачи, и он всегда должен четко понимать, кто и с какой целью его использует. В самом факте заангажированности нет ничего плохого, если она не противоречит твоему мировоззрению. Сейчас в Украине идет большая война двух мировоззрений. Первое заключается в том, что украинцы как нация не существуют и не существовали никогда. Второе — украинцы давняя нация с огромным культурным прошлым. И на этом фронте происходят все наши основные события: выборы, драки на Майдане в день годовщины УПА и 7 ноября, и так далее. С этой борьбой связано и отношение к украинской культуре: для первых это искусство малороссов, для вторых — великое искусство. И если мы во время этого интервью говорим с вами на украинском языке, мы уже не находимся вне этой войны. Думать иное — полная иллюзия: мы или на той стороне, или на этой. Мы можем стать украиноговорящими предателями (как многие политики, говорящие на государственном языке), или борцами за украинскую идею.