Боливар не вынес. Почему "социализм XXI века" терпит поражение

В Венесуэле, где в мае должны состояться выборы президента, последние несколько лет популярен такой анекдот. Англичанин и француз в музее восхищаются картиной эпохи Ренессанса, на которой изображена библейская сцена: Адам, Ева и яблоко. Британец замечает, что Адам, разделяя яблоко со своей супругой, демонстрирует чисто британскую национальную черту. Француз возражает: нет, эта пара очень спокойно относится к своей наготе, из чего следует, что они французы. Тут появляется венесуэлец и вмешивается в разговор: "Извините, кабальеро, но это, несомненно, жители Венесуэлы: им нечего надеть на себя, им практически нечего есть и при этом они якобы находятся в раю".

Анекдот еще три года назад привел в своей публикации в издании The New Yorker эксперт по Латинской Америке и журналист Дэниел Лансберг-Родригес. Добавив, что сама шутка берет свое начало в странах Варшавского договора, а в триаде всегда меняется лишь национальность третьего участника — сначала это был житель Советского Союза, потом Кубы, потом Северной Кореи. Сегодня именно Венесуэла по большей части ассоциируется с социалистическим (говоря патриотическим эпонимом — боливарианским) экспериментом, и именно она доказывает, что он провалился.

От нехватки налички до криптовалюты: венесуэльские гримасы

Нынешний президент Венесуэлы Николас Мадуро, продолжатель дела Уго Чавеса, всегда считался бледной копией последнего. Ни харизмы, ни способностей, ни даже определенного везения своего предшественника он не унаследовал. Страна, которую он принял после Чавеса, имела множество проблем. За пять лет своего правления Мадуро их не решил, зато усугубил, и сегодня положение дел в Венесуэле лучше всего характеризует слово "катастрофа".

Глубочайший экономический кризис привел к нехватке буквально всего — от продуктов питания до предоставляемых услуг. В результате политики правительства цены на продовольствие и медикаменты подскочили до небес. К примеру, стоимость продуктовой корзины за 2017 год выросла на 2123%. А национальной валюте, боливару, сегодня, похоже, можно найти то же применение, какое после революции 1917 года в России находили керенкам: оклеивать сортиры.

СПИРАЛЬ СМЕРТИ. Более 6000% составил официальный уровень инфляции в Венесуэле по итогам прошлого года

Минувший год фактически убил боливар. К концу ноября 2017-го за $1 давали 84 тыс. боливаров против 3,1 тыс. в начале того же года. Профессор университета Джона Хопкинса и специалист по гиперинфляции Стив Ханке, оценивая ту прошлогоднюю ситуацию, вычислил процент инфляции — 4115, подчеркнув, что экономика Венесуэлы попала в "спираль смерти". С тех пор она из этой спирали, при внешнем долге государства более $140 млрд, так и не выбралась. Годовой показатель инфляции (с января по январь) оказался чуть меньше — 4068%. Но уже 13 марта 2018-го власти Венесуэлы сообщили о том, что годовая инфляция превысила 6000%.

Гиперинфляция и дефицит наличности спровоцировали появление в городах "мини-центральных банков", занявшихся выпуском местных валют, о чем в марте текущего года заявил глава финансового комитета национального собрания страны Хосе Герра. Мера эта вынужденная, но она, понятно, не способна выполнить функцию парашюта для страны, летящей в пропасть.

Еще одно новшество — криптовалюту EI Petro, запущенную в оборот 20 февраля, привязанную к стоимости барреля венесуэльской нефти в $60 и подкрепленную запасами нефти, — по-видимому, ждет та же участь нераскрывшегося парашюта. Смысл ее введения с энтузиазмом прокомментировал венесуэльский экономист Луис Энрике Гавасут: "El Petro — очень интересное явление, потому что любой человек вне зависимости от того, в какой стране он находится, может приобрести ее за свободно конвертируемую валюту, обходя финансовые санкции и финансовую блокаду Венесуэлы. Таким образом можно привлечь огромный капитал". Однако многие аналитики настроены по этому поводу скептически. К примеру, Рикардо Хаусманн, занимавший пост министра планирования при президенте Карлосе Андресе Пересе в 1992–1993 годах, а ныне преподающий экономику развития в Школе управления имени Джона Ф. Кеннеди в Гарвардском университете, полагает: "El Petro будет провалом… Я не вижу, чтобы оно действительно могло что-то поменять в сколько-нибудь значительной степени… Проблема Венесуэлы заключается не в том, в каком виде производить выплаты, а в том, что платить ей нечем".

В социальном плане превращение венесуэльских денег в фантики и их повсеместный дефицит дополняется массовой безработицей и нищенскими зарплатами. Минималка составляет 392,5 тыс. боливаров. По курсу валюты на черном рынке, который фактически используется в стране, это примерно $2, по официальному — около $12. Если учесть, что проезд в общественном транспорте Каракаса стоит $0,6, средняя поездка на такси — $7, а недорогой обед на одного в не самом дорогом столичном ресторане — $4,7, становится понятна общая траурная картина происходящего. Венесуэла совершенно не случайно четыре года подряд возглавляет рейтинг самых "несчастных" экономик мира, ежегодно составляемый агентством Bloomberg.

Все происходящее не только породило протесты в обществе, но и криминализировало его. Грабежи и убийства стали родимыми пятнами нынешней Венесуэлы. Динамика умопомрачительная: в 2013 году число умышленных убийств на 100 тыс. населения страны составило 39. В 2017-м уровень убийств в Венесуэле подскочил до 89 смертей на 100 тыс. человек. Что возвело ее в ранг самого опасного государства в мире, хотя здесь нет никакой войны, кроме войны за идеалы социализма.

Ситуация в совокупности превратилась в столь плачевную, что граждане страны буквально толпами стали покидать ее. Сегодня за рубежом находятся 3,4 млн (12%) венесуэльцев. Наибольший наплыв беженцев ощущает на себе соседняя Колумбия. Памятуя о том, что в свое время Каракас давал зеленый свет массовой миграции колумбийцев, официальная Богота призывает своих граждан быть щедрыми к венесуэльцам. Однако толерантность колумбийских властей может быть похоронена самим фактом того, как ведут себя переселенцы в стране временного пристанища, которая сама переживает далеко не легкие времена. По словам министра обороны Колумбии Луиса Карлоса Вильегаса, все больше венесуэльцев присоединяются к марксистским партизанам и способствуют проведению терактов в Колумбии.

Таким образом, венесуэльский кризис перестал быть делом отдельно взятого государства и превратился в серьезный международный абсцесс. Хватило двух десятилетий боливаризма, который, как казалось поначалу, претендовал чуть ли не на воскрешение социализма. Да еще и с "человеческим лицом".

Именем Боливара. Путь, оказавшийся бесславным

Сразу после прихода к власти в декабре 1998 года Уго Чавес и его правительство принялись проводить умеренную капиталистическую и левоцентристскую политику. Новый лидер считал, что для Венесуэлы вполне подходит социально ориентированный капитализм, и следовал рекомендациям МВФ для привлечения инвесторов.

Уже год спустя Чавесу удалось через референдум внести изменения в Конституцию страны и расширить президентские полномочия. Срок его пребывания на посту был увеличен, он получил право распускать конгресс, издавать законы о правах граждан, присваивать звания офицерам, контролировать экономические и финансовые вопросы. В правительство ради обеспечения общественного порядка и оказания помощи развитию страны (так это преподносилось) включили представителей вооруженных сил. А сама Республика Венесуэла по указанию Чавеса была переименована в Боливарианскую Республику Венесуэла.

Наследием национального героя Симона Боливара Чавес увлекся в конце 1970-х, будучи молодым офицером. Выработанную им впоследствии идеологию нельзя было назвать стройной, но она содержала в себе ключевые пункты: противостояние засилью США и американских корпораций; прямую демократию, где существенная роль отводилась референдумам (это было выгодно президенту, поскольку он опирался на бедные слои населения, которые в Венесуэле преобладали); борьбу с коррупцией; использование природных ресурсов страны в пользу народа. В общем, намерения были благими.

ДЕНЬГИ-ФАНТИКИ. Минимальная зарплата в Венесуэле составляет 392,5 тыс. боливаров. На черном рынке за них дают $2, в то время как проезд в общественном транспорте в Каракасе стоит порядка $0,6

Благоприятная конъюнктура цен на углеводороды подсказала Чавесу, на какую лошадь ему следует ставить, чтобы решить часть социальных проблем. Нефть стала альфой и омегой затеянного Чавесом боливаризма. В начале XXI века Венесуэла была пятым по объему экспортером сырой нефти, которая составляла 85,3% всего экспорта страны. И если прежние власти пытались приватизировать данную отрасль, в которой значительную роль играли американские корпорации, то правительство Чавеса взялось национализировать большую часть ее предприятий, подчинив их корпорации PDVSA — государственной нефтегазовой компании. В 2001 году был принят закон об углеводородах, в соответствии с которым увеличивались налоги для нефтедобывающих компаний и создавались фирмы с государственным участием. К 2006 году по меньшей мере 51% всех 32 соглашений, заключенных между PDVSA и частными корпорациями в 1990-х, перешел под контроль государства.

За счет петродолларов правительству Чавеса удалось построить тысячи бесплатных медпунктов для бедных, ввести субсидии на приобретение пищи и улучшение жилищных условий, в значительной степени ликвидировать неграмотность. По официальным данным, уровень бедности в стране снизился с 48,6% в 1999 году до 32,1% в 2013-м, что было выше среднего показателя по Латинской Америке за тот год. Но спустя два года после смерти Чавеса данный показатель вернулся к прежнему значению. Это можно назвать посмертным поражением главного боливарианца. Однако введенная им система начала давать сбои еще при его жизни.

Чрезмерные траты на социальные программы на фоне наступления на частный бизнес в конце правления Чавеса привели к раскрутке инфляции, оттоку бюджетных ассигнований в здравоохранение и товарному дефициту. Наркотическая зависимость экономики от "углеводородной иглы" способствовала тому, что в 2012 году доля нефтяного экспорта возросла до 96%, а доход от него составил почти половину всего бюджета. Такое положение дел Всемирный банк расценил как крайне опасную угрозу для экономики страны. Фактически в Венесуэле еще при Чавесе началось то, что у экономистов принято называть "голландской болезнью". То есть резкое увеличение экспортных доходов за счет добывающего сектора экономики привело к дополнительному притоку иностранной валюты в страну и укрепило национальную валюту. Но это благо для петро-экспортера обернулось снижением конкурентоспособности продукции обрабатывающих отраслей. Ее выпуск сократился, а экспорт и вовсе рухнул (по мнению экспертов издания Foreign Policy, это произошло еще в 2008 году, во время мирового экономического кризиса). Безработица резко возросла. Импорт увеличился. А ВВП в конечном итоге упал.

От "воздушных замков" боливаризма, о строительстве которых Чавес заявил в начале своего президентства, мало что осталось. Пожалуй, он мог бы еще напоследок изобразить из себя бескомпромиссного борца с коррупцией. Однако созданная им самим система, при которой вся власть находится в руках кучки чавистов, абсолютно недоступных для правосудия (в частности потому, что сам Верховный суд страны — их же вотчина), если чему и способствовала, то только росту безнаказанности его ближнего круга и еще более пышному расцвету взяточничества. При таком подходе нет ничего случайного в том, что в списке стран по индексу восприятия коррупции, составленном организацией Transparency International, Венесуэла по итогам 2012 года оказалась на 165-м месте из 174, разделив его с Бурунди, Чадом и Гаити.

Можно сказать, что боливарианский эксперимент потерпел фиаско еще при Чавесе. Мадуро, лишенный достоинств своего предшественника, просто окончательно вбил в него осиновый кол. И сегодня чуть ли не единственные телодвижения этого полуживого трупа связаны с возможностью его использования на большой шахматной доске международной политики.

"Социализм XXI" vs "капитализм XXI": кризис мировой идеи

В январе 2005-го в бразильском Порту-Алегрина на V Всемирном социальном форуме, с 2001 года ежегодно проводимом в противовес Всемирному экономическому форуму в Давосе в надежде отыскать альтернативу неолиберальной модели глобализации, Уго Чавес выступил с речью, в которой употребил термин "социализм XXI века". Сам этот идеологический конструкт был позаимствован им у Хайнца Дитриха, немецкого социолога и аналитика, который одно время был известен во всем мире как советник правительства Венесуэлы. Однако в 2011-м он заявил о прекращении сотрудничества, которым, как можно было понять из его объяснений, тяготился уже несколько лет — с тех пор, как вызвал неудовольствие президента, приехав в страну и выступив перед участниками Всемирного фестиваля молодежи. Тогда, в 2005-м, излагая свои идеологические тезисы, он, в частности, сказал: "Здесь нет социализма в историческом смысле этого термина. Создаются условия для более справедливого общества. Венесуэла была расшатана неправильным управлением, а стратегия, которую избрал президент Чавес для восстановления страны, та же, которую использовала Германия после своего поражения в 1945 году: социально ориентированная рыночная экономика".

Чавесу это не понравилось. Вкупе с другими расхождениями все это в итоге вынудило Дитриха сделать вывод о том, что возможность построения первого научного и демократического "социализма XXI века" Чавесом утрачена. И оценить существующую в Венесуэле систему как "жалкую хижину, построенную на фундаменте небоскреба", который заложили Маркс и Энгельс.

Дитрих — из тех нынешних Савонарол идеологии, кто запросто может отнести нобелевского лауреата 2000 года экономиста Джеймса Хекмана к "преступникам в белых воротничках". А затем в пух и прах разнести всякие компромиссы между неолибералами и теми представителями класса интеллигенции и лидеров "левых", кто пытается с ними бороться, но при этом заявляет о предполагаемой невозможности "создать системную альтернативу варварству современного капитализма". По Дитриху, быть революционером означает в любом случае соответствовать трем условиям: а) иметь новый исторический проект, доказывающий объективную возможность сменить институты уже имеющегося режима на качественно другие; б) иметь программу перехода, рассчитанную на постепенное уничтожение старого режима; в) вести практическую деятельность, совместимую с новым революционным проектом, то есть соответствующую ему в теории, практике и этике.

УСМИРИТЬ НЕДОВОЛЬНЫХ. Четыре года подряд Венесуэла возглавляет рейтинг самых "несчастных" экономик мира по версии Bloomberg. В стране не прекращаются протесты. Полиция атакует

Однако ничего подобного в современном мире встретить как раз не удается. Не только Венесуэла, но и прочие государства, провозгласившие курс на "социализм XXI века", — Боливия, Никарагуа, Эквадор, Куба — не являются в полной мере "новыми историческими проектами". Более того, сегодня они все чаще используются в виде прокладок в геополитических противостояниях — традиция, никуда не девшаяся со времен холодной войны. Идеология, проповедуемая верхушками этих стран, на деле подменяется цыганщиной ради получения своих маленьких профитов, позволяющих хоть как-то держаться на плаву. Только и всего.

Когда, скажем, Москва реструктуризировала долг Каракаса в $3,2 млрд в ноябре минувшего года, она сделала это исходя сразу из нескольких соображений. Интересы "Роснефти". Перспективы размещения здесь своих военных баз. Опробование возможностей криптовалюты (а именно российские специалисты помогали Мадуро с этим делом) как способа обойти санкции США — не только для Венесуэлы, но гипотетически и для самой России. Наконец, сотрудничество в деле продвижения прокаталонских фейковых новостей в разгар испанского кризиса. О последнем писали несколько изданий, в том числе ElPais, одна из публикаций которой имела заголовок: "Правительство констатирует вмешательство в Каталонии, совершенное хакерами родом из России и Венесуэлы". Та же Венесуэла (вместе с Никарагуа) была страной, которая на радость России и на горечь Грузии после вооруженного конфликта в августе 2008-го признала независимость Абхазии и Южной Осетии.

Подобные примеры показывают, что, не сумев стать успешными государствами, те, кто ныне заявляют о себе как о сторонниках вектора "социализм XXI века", в действительности чаще всего являются приспособленцами в мире капитала. Они не противостоят ему, они играют по его правилам. Их правительства в конечном счете мало что могут предложить своим народам. И какими бы лозунгами они ни прикрывались, скорее всего, не только Венесуэлу, но и ее братьев и сестер по идее ждет безотрадное будущее. Чем ближе они к катастрофе, тем больше будет находиться желающих использовать их в своих корыстных интересах.

Однако урок Венесуэлы все-таки не в этом. А в том, что сегодня любой социальный эксперимент, скорее всего, требует обращения не к прошлому, будь то Маркс или Боливар, а к будущему. Французский экономист Томас Пикетти в своем циклопическом труде "Капитал в XXI веке", который после перевода в 2014 году на английский назвали "книгой десятилетия", скрупулезно исследовав причины и последствия неравенства доходов, среди прочего написал: "Нужно изобрести новые инструменты, которые позволят вновь установить контроль над обезумевшим финансовым капитализмом и вместе с тем провести обновление и глубокую долговременную модернизацию систем налогообложения и расходов, на которых зиждется современное социальное государство и которые достигли такой степени сложности, что иногда оказываются чрезмерно запутанными и утрачивают свою эффективность с социально-экономической точки зрения".

• Читайте также: Остров невезения. Почему на Кубе заканчиваются Кастро, но не заведенные при них порядки

А это, разумеется, отнюдь не та задача, решение которой можно доверить популистам, — они, как правило, и берут бразды правления там, где звучат обещания построить "социализм XXI века". Да еще с человеческим лицом.