Я бы назвала балетное общество серпентарием, где много гадюк и змей, — балерина Екатерина Диденко

С Екатериной Диденко мы встретились в понедельник, потому что этот день — ее единственный выходной. Перед встречей она покупала подарки своим педагогам — одной из них 86 лет, второй — 79. "Я бы тоже хотела быть как они в их возрасте. Ну, или хотя бы без старческого маразма", — улыбнулась она. Потом заказала в кафе чай и хачапури, и мы начали наш разговор — об искусстве, балете, немного о политике и переселенцах.

КТО ОНА

Солистка Национальной оперы Украины, балету отдала большую часть своей жизни.
С 4 лет, с того момента, как увидела по телевизору танцующую Майю Плисецкую, не смогла жить без него. Так и заявила маме: "Хочу танцевать, как в телевизоре".
И танцует так до сих пор

Не хотелось в детстве все забросить и пойти играть на улицу?

— Нет (улыбается). Когда в детстве у меня был выбор, что смотреть: мультики или балет, выбирала балет. Как-то увидела по телевизору балет "Лебединое озеро" и не смогла от него оторваться. Сказала маме, что хочу быть балериной. На что мама ответила: "Ну-ну". Она-то думала, что я забуду, многие девочки в детстве хотят быть балеринами. Но я была настойчива и просила отвести меня в балетную школу. Даже тогда меня не пугали растяжки. Я сама выворачивала себе колени ради того, чтобы меня приняли. А самым жестоким наказанием для меня было — хоть один день пропустить занятия в балетной школе.

Каким был результат первых балетных проб?

— На "кастинге" я оказалась самым крикливым ребенком. Я расплакалась, потому что меня увели от мамы в другую комнату и начали растягивать, просили сделать какие-то движения. После чего мама с позором меня увела и очень удивилась, когда через месяц нам пришла телеграмма с вопросом "Почему ваша дочь не посещает занятия?".

Почему ты уехала учиться в Германию?

— Я уехала за границу, потому что в родном Харькове на тот момент уже достигла пика своего творческого развития. Будучи лучшей ученицей в школе, я поняла, что дома у меня уже не будет роста. Поэтому уехала в Германию, чтобы дальше развиваться и расти.

Чем отличается балетное образование в Украине и Германии?

— Попав в немецкую школу, я увидела, что там все такие же, как я, — лучшие ученицы. И нужно заново доказывать, что ты можешь, и отстаивать все заново. И мне удалось стать пусть не самой первой любимицей педагога, но входить в тройку лучших учениц класса.

В чем отличие? Во всем порядок и жесткая дисциплина. Моя жизнь состояла, скажем так, из трех частей: интернат, общеобразовательная школа и балетная школа. И каждая эта часть имела строгие правила и штрафы за их нарушения. В интернате: лег спать на 10 минут позже — штраф, в школе: забыл тетрадку либо учебник — дополнительный реферат на несколько страниц либо денежный штраф (причем штраф удваивался с каждым днем), в балетной школе: сделал неправильное движение — и ты уже изгой.

В балетной школе нужно было выкладываться на 120 процентов. Таких строгих педагогов я в Украине не встречала. Если ты во время только обучения новой комбинации поднимешь не ту ногу или руку, можешь сразу собирать вещи и уходить. Если ты что-то нарушил, за это несешь наказание. Мне вообще кажется, что у немцев любимое слово "штраф" (смеется).

Правда ли, что во многих балетных школах практикуют психологическое давление и выживает только сильнейший?

— Я слышала о таком. Но ни в Харькове, ни за границей лично с таким не встречалась. В Германии никогда не переходили на личности и унижения. Могли как-то подстегнуть, но обзывать, указывать на умственные или физические недостатки — такого не было. Максимум — повышали голос.

В Германии ценят напористость. Поэтому в моем случае, не имея идеальных балетных данных, я смогла многого добиться именно работой.

А что не так с твоими данными?

— Мне бы чуть-чуть роста побольше. Мне бы стопы подъема побольше. Выломать колени, чтобы они были разной формы. Вообще, как говорит мой знакомый врач: патология у человека — это, оказывается, в балете преимущество.

Балет — профессия для молодых. Кем ты себя видишь, скажем, лет в 45?

— Я хочу танцевать максимально долго. Но, конечно же, танцевать вечно я не буду, поэтому после окончания карьеры балерины хотела бы стать педагогом.

Как ты готовишься к новому спектаклю? Как входишь в роль?

— Каждую роль я очень эмоционально переживаю. В балете нет слов, поэтому движениями, мимикой нужно объяснить суть происходящего на сцене. Нужно танцевать так, чтобы зритель радовался, плакал, боялся. Успех для меня — это когда после роли злой королевы дети боятся ко мне подходить, после "Лебединого озера" зрители выходят со слезами на глазах или когда во время какого-то прыжка, поддержки из зала доносится "Ах!", а потом раздаются аплодисменты.

Какие роли ты бы еще хотела воплотить на сцене?

— Хотела бы станцевать Джульетту. О, я бы ее так станцевала, что все зрители рыдали бы. Кармен хотела бы исполнить.

Ссоры, конфликты, интриги в балете — об этом ходят мифы. С чем сталкивалась лично ты?

— Подрезать шлейку к корсету, подсыпать стекло в пуанты — вот эти случаи? (смеется) На самом деле в балете действительно много недоброжелательности, зависти, мести. Без каких-то физических увечий, но было и есть огромное моральное давление. Доносы, грязные интриги — это да, это балет. Кому-то я мешаю, наверное, потому что иду к своей цели. Но я лично никого не обманываю, ни на кого не стучу — просто упорно работаю на износ и, соответственно, получаю результат. Вообще, я бы назвала балетное общество серпентарием, где много-много гадюк и змей, и каждая норовит укусить тебя побольней.

Влияет ли такая атмосфера на работу с партнерами по сцене?

— Нет. Совсем. Мы можем ругаться, драться, но, придя на репетицию, все эмоции откладываются, и только после тренировки к ним можно возвращаться. А на сцене вообще речи быть не может о каких-то нравится-не нравится.

Как ты эмоционально восстанавливаешься после ежедневных стрессов?

— Самая лучшая и первая помощь — это, конечно же, моя семья. Второе — вышивание. Уже два года я вышиваю рушники, иконы. Все началось с того, что я увидела, как это делает моя тетя. Скажу честно: результат не очень впечатлил. Но вот процесс завораживает.

Эти крохотные ниточки, иголка, красивые узоры, пяльцы... В вышивке есть что-то такое глубинное, этническое, и меня это очень успокаивает. Часто вышиваю в машине между репетициями. Это для меня как йога или медитация. Прихожу вся заведенная, а потом крестик за крестиком — и все, хорошие мысли, отличное настроение.

Я знаю, что ты помогаешь онкобольным деткам, переселенцам с Донбасса.

— Уже четыре года, как только поднакоплю немного денег, покупаю билеты на спектакли, где танцую, онкобольным детям, которые лечатся в Охматдете. Часто такие акции делать не получается, но несколько раз в год вывезти в театр 20–25 детей вместе с медперсоналом — это мой долг. Обычно стараюсь сделать детям сказку на Новый год. Выбираю "Щелкунчик", "Белоснежку". Просто хочу, чтобы дети видели, что тот, кто купил им билеты, и тот, кто играет на сцене, воплощая в жизнь сказку, это один и тот же человек.

Помнишь, как ты начала помогать детям?

— Заболел мой близкий друг. Закончилось все благополучно, но я очень переживала. И теперь, когда слышу этот диагноз у детей, у меня внутри все замирает и я не могу дышать. У меня нет больших накоплений, которые позволили бы делать операции, но мне хочется подарить им радость в жизни и детство. Это же касается и помощи деткам-переселенцам.

Вещи собираю по всему театру. Я сама жила за границей и знаю, как тяжело вживаться в новый коллектив, новую страну. А эти люди остались ни с чем, повидав войну, уехали с одним паспортом в руке.

Переселенцам ты помогаешь через какой-то фонд или ищешь людей напрямую?

— Вот в этом случае я работаю через фонд. Благотворительный проект "Домики" называется. Сначала волонтеры собирали помощь только детям. На тот момент из Донбасса привезли много ребят из детдомов, поэтому собирали вещи и все детское от 0 и до 16 лет.

А когда узнала, что они начали работать и со взрослыми, туда пошло все, что криво лежало в квартире. И одежда, и обувь, и сумки, и косметика. Много косметики было куплено за границей — на всякий случай, но так я ее и не открывала, поэтому с радостью отдала все девочкам. Оформляла даже как маленькие подарочки: зеркальце, лак для ногтей, другая косметика — чтобы даже в этой ситуации девушки не забывали, что они хрупкие и нежные женщины.

Как украинских артистов воспринимают за границей?

— Мы в основном ездим с большими гастролями. Нашим концертам предшествуют хорошие рекламные кампании, поэтому зрители знают, что они идут именно на украинский балет, и понимают, кто мы. Мы в основном везем за границу классический балет, на который там огромный спрос. Люди соскучились за классикой. Ведь сейчас в Европе много модерна. Поэтому нас принимают отлично.

Как относятся к политическим событиям в Украине твои зарубежные друзья?

— Мои знакомые пытаются поддерживать нас морально. Беспокоятся и не боятся, что украинцы — это жидобандеровцы (смеется).

А среднестатистический европеец никак не реагирует на ситуацию в Украине. В прошлом году моя младшая сестра, тоже балерина, поступила в одну из немецких балетных школ. И все было хорошо: стипендия, учебное заведение, но не было жилья. Мы очень долго искали. Нам все отказывали, а на мои реплики "мы с востока Украины, где сейчас война, и хотим сестру увезти от этого" демократично разводили руками. В Германии все строго, четко, дисциплинированно. Но иногда эта строгость напрочь исключает сочувствие и какие-то человеческие черты характера.

После разговора Екатерина настояла, чтобы мы подошли к ее машине. Из сумки на заднем сиденье она достала ткань с узором. "Это будущая икона", — улыбнулась балерина. Мы попрощались, и я вспомнила, что не задала еще один вопрос: "Какая твоя любимая или самая вдохновляющая цитата?" — "Нет такой беды, которая хуже всех. Всегда можно найти что-нибудь посквернее", — ответила балерина.

Фото: Эльвина Меметова, из личных архивов