Одна девушка обещала показать сиськи тому, кто объяснит ей, о чем мой фильм, — Валентин Васянович

Герой "Уровня черного" — 50-летний киевский фотограф Костя, которого играет 50-летний киевский фотограф Костя. От реального человека Константина Мохнача персонаж фильма получил профессию, фактуру, темперамент, машину, увлечение скалолазанием и набитый всякой всячиной подземный гараж. Васянович снял свой фильм статичной камерой, цельными двух-трехминутными эпизодами, с участием одной-единственной профессиональной актрисы — Екатерины Молчановой. С одной стороны, это простая история об одиночестве и потерях. С другой — такая простота настолько проста, что выглядит новаторской сложностью.

Это уже второй полнометражный художественный фильм без звуковых диалогов, вышедший в Украине в последние годы. Первой такой лентой стало нашумевшее "Племя" Мирослава Слабошпицкого, снятое на жестовом языке глухих и завоевавшее призы на международных фестивалях, включая "Золотую камеру" и Гран-при "Недели критиков" в Канне. Продюсером "Племени" был Валентин Васянович.

КТО ОН

Васянович сначала получил диплом музыканта, потом кинооператора, затем режиссера-документалиста и лишь в 2010-е годы занялся игровым кино

ПОЧЕМУ ОН

Свой третий художественный фильм "Уровень черного" Васянович снял без сценария, без бюджета, без съемочной группы и без единого слова. 31 августа картина вышла в украинский прокат, а накануне стала номинантом от Украины на премию "Оскар"

Давайте начнем издалека. Ваш "Уровень черного" ведет свое происхождение от "Племени" Мирослава Слабошпицкого, не так ли?

— Возможно, где-то это так, но в его фильме заняты исключительно глухие люди, которые пользуются языком жестов. Если сравнивать "Племя" и "Уровень черного", то в "Племени" все время говорят, только эту речь мало кто понимает, получается такой нескончаемый пластический балет. У меня немножко другая история: в ней люди обычные, но они не разговаривают. Я пытался сделать эту немоту оправданной; уж не знаю, как у меня получилось, но имеем то, что имеем.

Толчком к "Уровню черного" послужило сразу несколько фильмов. Во-первых, "Отчуждение"…

То есть не только "Племя"? Мне казалось, что вы решили сделать нечто подобное тому, что сделал Слабошпицкий, но по-другому.

— В принципе, такой идеи у меня не было. Если бы мои герои были органичны в речи, они бы разговаривали. Вот в чем проблема: ты берешь человека, он суперорганичен в кадре, прекрасно двигается, у него отличная пластика, но как только он открывает рот, вся магия заканчивается. Найти человека, который в рамках поставленной режиссером задачи еще и хорошо бы изъяснялся, очень сложно. Даже если речь не о любителе, а о профессиональном актере — с ним нужно специальным образом работать, а поскольку кино было безбюджетное, я такой возможности не имел.

Это было вообще такое приключение вслепую. Я пробовал делать разговор с Костей, главным героем, но текст убивал все, и я от него отказался. Просто обошел острый угол в этом проекте.

На каком этапе у вас появилась мысль сделать картину без слышимых слов?

— Мне трудно говорить о каком-то конкретном этапе, и вот почему. Я хотел что-то снять, но не понимал, что именно. У меня не было конкретной идеи, я не знал, про что будет кино. Я работал на проекте Мирека (Мирослава Слабошпицкого. — Фокус), было неясно, сколько он еще продлится, и при этом мне страшно хотелось снимать самому.

Привычка снимать кино толкала меня: что ты сидишь — возьми камеру, иди сделай что-нибудь наконец! И я взял камеру и вышел на улицу. Когда я с женой гулять иду, всегда беру с собой камеру; если мне нравится какая-то композиция, локация, я открываю монитор и смотрю. Сразу видно, есть в этом кадре энергия или нет.

Я знал, что Костя сидит без работы. Мы знакомы двадцать лет, я помнил, что он пластичен, что он хорошо движется в кадре. Я ему позвонил и сказал: заезжай за мной на машине, поедем кататься по городу, я возьму фотоаппарат, может, что-то снимем. Почему, зачем, что из этого будет, я не представлял.

Со временем начали появляться какие-то отдельно взятые сцены. Пока не набралось 15 штук (а в фильме их всего 35), я не понимал, выйдет из этого кино или нет, я вообще не понимал, о чем я снимаю. Просто знал, что у Кости, например, есть фактурный гараж. И если в этот гараж поместить героя, придумать ему какую-то жизнь, то это может быть интересно.

И вот, когда я наснимал 15 сцен, они на таймлайне в компьютере выстроились в историю. И я увидел: так ведь кино практически готово! Вот начало, вот конец, вот тут несколько дырок, которые надо заполнить. Я понял, что снимаю кино про одиночество, про потери. И стал заполнять пустые места, переснимать то, что уже было снято, делать апдейт — мы там все сцены фильма переснимали по три раза, потому что сюжет все время чуть-чуть менялся. Поэтому сказать, на каком этапе я решил не использовать диалоги, мне очень сложно.

Ваше кино — артхаусное, не зрительское.

— Вау, отлично. Це перемога!

На какую прокатную аудиторию вы рассчитываете?

— Прокатчики говорят, что максимальная аудитория для такого фильма — десять тысяч зрителей, но, по-моему, об этом можно только мечтать. Реальная цифра, мне кажется, тысяч пять. Две тысячи в Киеве, ну и остальных городах-миллионниках тысячи две-три.

На мой взгляд, "Уровень черного" — очень простое и внятное кино.

— Очень простое, да.

Тем не менее после показа на Одесском кинофестивале многие зрители выходили в недоумении. Чем вы это объясняете?

— Мне понравился рассказ Алика Шпилюка о том, что какая-то девушка, которая работала на ОМКФ (сейчас она уже там не работает), написала в соцсети: "Покажу сиськи тому, кто объяснит мне, о чем этот фильм". Я подумал: черт возьми, это тоже успех!

Там ведь на самом деле все так просто, что проще некуда. Наверное, люди просто не привыкли считывать визуализированные, но не вербализированные истории. Им нужен голос, который бы объяснял, что происходит в кадре, но такое кино можно смотреть и по радио.

Герой вашего фильма не разговаривает со своим отцом-инвалидом, но заботится о нем и даже вывозит в лес покататься на качелях. Как вы считаете, он хороший сын или не очень?

— Я думаю, хороший. Он ведь и девушку теряет, потому что не может отдать папу в дом престарелых: он не бросает отца и остается с ним до конца. А то, что два родных человека много лет живут вместе и мало разговаривают, так это, по-моему, вполне комфортная ситуация. Как им вообще говорить, если папа спит в инвалидном кресле, а герой в это время продувает оптику? Может, за завтраком они о чем-то и беседуют, но у меня нет сцены с завтраком. И когда он катает отца на качелях, он ему все время что-то шепчет. Просто ветер шумит, а мы далеко и не слышим.

А вот мне показалось, что на самом деле он толком никого не любит — ни отца, ни любовницу, ни кота. И вполне заслуживает того, чтобы их всех потерять.

— Возможно. Его можно считать унылым неудачником, который все в этой жизни прозевал. А можно отнестись к нему более доброжелательно и простить ему слабости. Режиссер предлагает конструкцию, а зритель накладывает на нее свой опыт, свое видение мира и трактует ее по-своему.

Вы говорили, что фильм сложился сам собой и вам просто повезло. Это так странно — мне "Уровень черного" показался максимально продуманным.

— Фильм родился из полного хаоса, и для меня самого загадка, как это случилось. Я снимал отдельные сцены и не имел ни малейшего представления, получится ли из них фильм. Удачно отсняв очередной эпизод, я был счастлив, но на следующий день просыпался в отчаянье, потому что не знал, куда мне идти. Тут появлялась какая-то подсказка, я снимал следующую сцену и вот так наощупь двигался дальше.

Не страшно ли вам теперь работать традиционным образом — со сценарием, с кастингом, со съемочной группой?

— Очень страшно. Мне перед каждым новым фильмом очень страшно, и слава богу. В этом же вся прелесть профессии: каждый раз, как первый.

В Одессе вы сказали, что у фильма было несколько вариантов финалов.

— Поскольку героя можно воспринимать как несчастного лузера, недостойного сожаления, мне хотелось его убить. Но с другой стороны, я понимал, что в такой ситуации может оказаться кто угодно. В принципе, он ведь ничего плохого не делает. Жизнь такова, что взрослый человек неизбежно что-то и кого-то теряет, например, своих близких. И я подумал: может, отнестись к нему более снисходительно и оставить его в живых? Еще была мысль сделать финальной сцену на юбилее: вот он танцует этот танец отчаянья и падает, а встанет или нет, остается за скобками. Можно было закончить эпизодом с качелями. А что, такой артхаусный открытый финал, почти "Полеты во сне и наяву".

Только хотел сказать: наверняка ваш фильм уже сравнивали с той картиной Балаяна. Опять неприкаянный герой среднего возраста, у которого все наперекосяк. Плюс тема качелей…

— Я сейчас скажу одну вещь. Недавно пересмотрел фильм "Таксист" и впервые заметил, что Роберт Де Ниро жжет сухие цветы, которые ему обратно девушка отослала. Думаю, ну как так может быть, а?

Все-таки это не такие огромные бутафорские букеты, как в "Уровне черного"!

— А неважно — все равно ведь сжигает!

Все-таки между героем Олега Янковского и вашим при некотором сходстве очень много различий. Тот бонвиван, балагур, выдумщик, этот — тихоня, молчун, интроверт. Нет ли в этом примет эпохи?

— Не думаю. Просто Костя такой человек, и требовать от него каких-то актерских подвигов я не мог. Он вообще-то порывался, жаловался, мол, что это я все время такой смурной хожу, разве я в жизни такой? Я отвечал: в жизни ты еще хуже, давай помалкивай и делай, что я тебе говорю. Любой позитив, любой юмор, любая смена интонации сразу бы разрушила мой фильм.

А еще какие-то отличия между Костей и его героем были? Может, ему приходилось как-то себя преодолевать?

— Да нет, все вышло вполне органично. Единственное, о чем он меня просил: "Валик, давай снимем еще две-три секс-сцены — мне так понравилось, я прямо расцвел!"

А Кате Молчановой понравилось?

— А вот Молчанова сильно ругалась — я ей не сказал, какую сцену мы будем снимать. Говорит: "Валик, когда я снималась у Алены Демьяненко в "Фанни Каплан", то три месяца уговаривала мужа, чтобы он разрешил мне играть в такой сцене, а ты мне тут за двадцать минут до начала съемок сообщаешь, мне даже надеть нечего!" Я говорю: "Надевай что есть, на постпродакшене замажем". В общем, она толком не успела испугаться, и все вышло чудесно.

Чем отличаются взгляды режиссера, продюсера, оператора, фотографа? Не мешают ли они в вас друг другу?

— Они друг другу очень помогают. С большой командой мне бы пришлось объяснять свои мысли, а это довольно сложно, особенно когда ты сам не знаешь, чего хочешь. А так можно все сделать самому и быстрее достичь результата. Мне понравилось работать без группы, чтобы только я и герой. Обычно же пять постановщиков, пять осветителей, администраторы, кейтеринг, кабели кругом… А так мы очень быстро и приятно снимали, и при необходимости переснять какую-то сцену, радикально ее изменив, не составляло труда.

А можно напоследок несколько имен и названий? Например, фильм, который больше всего повлиял на вас в юности. Режиссер, перед которым вы преклоняетесь. Картина, которая произвела самое сильное впечатление в последний год.

— В юности я занимался музыкой, фильмы смотрел только в советских кинотеатрах, потом учился на операторском и видел только то, что предлагали в просмотровом зале института. Серьезное авторское кино я начал смотреть не так давно, всего лет пять назад, и в голове у меня до сих пор хаос, мне еще нужно очень много работать над собой.

По поводу имен, каких-то там кумиров… Мне очень нравится трилогия "Рай" австрийского режиссера Ульриха Зайдля, эти фильмы мне близки по манере рассказа. Еще могу назвать братьев Дарденн — их "Сын" меня просто потряс.

Неудивительно — у них, как и у вас, медленное, тщательное, простое, камерное социальное кино. Еще вы начали рассказывать, что толчком к "Уровню черного" послужило несколько фильмов, но я вас перебил…

— Да-да, я хотел сказать об "Отчуждении" турецкого режиссера Нури Бильге Джейлана. Он про фотографа, к которому приезжает племянник из села, нависает над ним, устраивает ему всяческий дискомфорт — простота манеры повествования в этом фильме была мне очень симпатична.

Еще меня вдохновил фильм боснийца Даниса Тановича "Эпизод из жизни сборщика железа", который снят за 20 тыс. евро. Его герой живет за счет того, что собирает и сдает металлолом, жена беременеет третьим ребенком, у нее нет медстраховки, ребенок внутри умирает, она сама на грани смерти — и вот все роли там играют не просто непрофессиональные актеры, а люди, которые реально прожили эту историю. Все это выглядит ну просто фантастически.

Я подумал: а почему мне не взять какого-нибудь человека и не попытаться сделать что-то похожее? И тут возник Костя.