Разделы
Материалы

На живой воде. Как Христина Соловий отозвалась на зов предков

Анна Синящик
Фото: Александр Чекменев

Христина Соловий рассказала Фокусу о песне-портале, лемках как "украинских евреях" и о том, почему концерты во Львове не похожи на выступления в Днепре

Родные Христины Соловий с первых дней ее жизни знали, что в семье растет необыкновенный ребенок. В день рождения Христины в январе под роддомом цвели маргаритки.

Несколько лет назад о Христине узнала страна: Соловий стала участницей талант-шоу и с телеэкранов пообещала открыть Украине — в частности, своим ровесникам — лемковские народные песни.

Чтобы понять, удалось ли 24-летней исполнительнице справиться с этой задачей, достаточно заглянуть на YouTube: народную лемковскую песню "Под облачком" прослушало 4,7 млн пользователей, "Гамерицький край" и "Горе долом" — почти 2 млн.

Фокус встретился с Христиной на следующий день после финального концерта ее всеукраинского тура. Общаемся на украинском. Певучие интонации и особенные ударения выдают в моей собеседнице львовянку

КТО ОНА

Исполнительница и автор песен

ПОЧЕМУ ОНА

Христина Соловий завершила всеукраинский тур в поддержку своего первого альбома "Жива вода". 19 декабря состоится дополнительный сольный концерт в Киеве

В одном из интервью вы признались, что в свое время разрыв со Львовом дался вам непросто. Где вам сейчас лучше пишется и поется?

— Эти города живут в разном ритме. Львов — это вальс, а Киев — это одна из песен ONUKA. Мне легче работалось во Львове. С момента переезда прошло больше двух лет, но в Киеве я написала очень мало песен.

Возможно, мы с этим городом еще притремся друг к другу.

Помните, когда впервые почувствовали кайф от пения?

— Помню момент, когда я осознала, что не все дети поют. До этого воспринимала голос как еще один орган чувств, с помощью которого маленький человек познает мир. Поэтому мне показалось очень странным, когда кто-то сказал, что не умеет петь: "Что значит "нет голоса"? Ты же разговариваешь".

Когда речь идет о ребенке музыкантов, закончившем музыкальную школу, воображение рисует образ маленькой девочки, которую взрослые днем и ночью заставляли заниматься музыкой.

— Меня действительно окружали песни и пение. И это была не показуха, а что-то на уровне генетического кода. Ничего не навязывалось, просто я родилась — и не могла не петь. Пела каждый день бабушке, маме, папе. Папа записал целую аудиокассету. Она где-то потерялась, и сейчас моя семья разыскивает ее чуть ли не с детективом (смеется).

Мне всегда говорили: "Христина, у тебя очень демократичная мама". Мало того, что она никогда не заставляла что-то делать, так еще и позволяла мне такие вещи, которые казались ненормальными для детей моего возраста.

Например, в 12–13 лет я могла краситься в гимназию, носить короткие юбки. Как только мама приходила в школу за выпиской оценок или по какому-то другому поводу, учителя набрасывались на нее. Вероятно, думали, что она начнет меня ругать (улыбается). Мама говорила: "Поступай, как считаешь нужным. Но помни: это твой выбор и ты сама отвечаешь за последствия".

Как проходил обычный день маленькой Христины Соловий?

— В раннем детстве я много времени проводила с бабушкой. У нее был свой ансамбль бандуристов, а еще она немного играла на фортепиано. Мы музицировали, читали книжечки. В бабушкином саду росли яблони с красивыми красными плодами. Каждый год на верхушке одного дерева вырастало еще одно яблочко. Мы с бабушкой называли это "качечкой".

Потом я выросла, стала больше времени проводить с ровесниками. Превратилась в бунтарку. Убегала из дому. У меня всегда все на грани: либо максимально деликатная, либо крайне невежливая.

Христина Соловий: "У меня всегда все на грани: либо максимально деликатная, либо крайне невежливая"

Зов предков

Вы узнали, что в вас течет лемковская кровь, когда впервые услышали "Под облáчком".

— Я называю эту песню порталом. Есть один важный момент, который я поняла для себя недавно. Когда я впервые услышала эту песню, мне было 11 лет — столько же, сколько было маме, когда умер ее отец.

Это была версия Анички Чеберенчик, аранжировка — на каких-то полусинтетических инструментах. Возможно, в другом исполнении — тех же "пиккардийцев", которых я тоже много слушала, — эффект был бы иным. Но в этой версии была сопилка. Ее невозможно спокойно слушать.

Мама начала рассказывать: "Дедушка твой из лемков, это такой-то народ, который жил так-то, говорил так-то, а еще была прабабушка Марина, которая нас очень любила". Мама сказала, что чувствовала с ней более сильную связь, чем со своей мамой.

Со мной стали происходить какие-то невероятные вещи. Мне показалось, что я увидела и узнала все о людях, которые были моими родственниками, которых я не знала и уже не узнаю. Каждый раз, когда слушаю "Под облачком", заново переживаю эти эмоции.

Почему разговор о семейных корнях не случился раньше?

— Наверное, моим родителям казалось, что это не настолько значимо. А я не могла поверить, что эта потрясающая музыка, волшебные песни и истории, которые в них рассказываются, настолько забыты.

Я как-то резко стала другой. Образ популярной школьницы, "здыбанки" и прогулки с друзьями — все это стало неинтересно. Чувствовала, что в Дрогобыче меня никто не поймет. Сидела в интернете, смотрела словари, начала слушать много народной музыки — особенно лемковской, в исполнении хора "Лемковина". Одним словом, напугала всех окружающих.

В воображении я выстраивала целое королевство Лемковщина. Со светлячками, о которых поется в песнях, с горами, где, как мне казалось, было много красивых маленьких замков.

На самом деле лемки были очень бедным народом, их иногда даже называют "украинскими евреями". Потому что они постоянно ездили на заработки, искали лучшей судьбы. Ничего королевского в этом нет.

Реальность оказалась менее красочной, чем ваши фантазии. Когда поняли это, не испытали разочарования?

Христина Соловий: "От лемков я унаследовала упрямство и непростой характер. В творчестве это помогает оставаться собой"

— На тот момент я уже жила во Львове. Однажды ехала по городу на занятие и увидела на площади Рынок вывеску "Товариство Лемківщина". Как вы понимаете, на физкультуру в тот день я так и не попала. Вышла на этой же остановке. Подошла к людям, которые там были, стала расспрашивать, кто они, чем занимаются. Призналась, что давно хочу петь лемковские песни.

Мне сообщили, что хор "Лемковина", записи которого я слушаю, до сих пор существует и с радостью примет меня.

Вместе с этим хором я стала ездить на фестиваль "Лемківська ватра". Там выступали коллективы из Словакии, Польши, Сербии, Украины. Там я осознала, что Лемковщина осталась в истории. Зато есть люди, в сознании и памяти которых она существует. Они берегут ее традиции. Два лагеря — молодая Лемковщина и старшая — всегда были очень дружны между собой. Меня это восхищало и вдохновляло.

На лемковском вы поете. Можете ли говорить?

— На самом деле это диалект. То есть тот же украинский, но с особенностями правописания и произношения. Говорить я никогда не рвалась, да мне и не с кем. Тем не менее слова песен, говор старых лемков я понимаю, если услышу носителя, постараюсь ответить.

Психолингвисты говорят, что в каждом языке и диалекте зашит какой-то код, месседж. Какое-то время вы увлекались психологией, даже мечтали стать психологом. Что можно сказать о лемках по их говору?

— Есть в нем что-то такое по ощущениям твердое, острое, как в немецком. Мама рассказывала мне, а ей рассказывала моя бабушка, что когда дед знакомил будущую жену со своей семьей, предупреждал: "Ольга, мои будут немного так, по-нимецку, говорить. Смотри, чтобы не испугалась и не рассмеялась, не дай бог".

Как в вас уживаются два мира? Бывают ли ситуации, когда вы говорите себе: "О, сейчас я действую как настоящая лемкиня"?

— От лемков я унаследовала упрямство и непростой характер. В творчестве это помогает оставаться собой.

Что бы ни случилось, каких бы конфликтов это ни создавало, всегда стараюсь стоять на своем, не иду на компромиссы. Потому что это моя музыка. Даже если речь идет о лемковской народной песне — когда дело касается аранжировки, никто за это не отвечает больше, чем я.

Я очень рада, что отстояла свою аранжировку песни "Фортепіано" (сингл, который войдет во второй альбом. — Фокус). Мы записали две или три студийные версии, на это были потрачены деньги, силы, время. Опытные люди убеждали меня оставить все как есть. Приводили весомые аргументы. "Но это не моя песня!" — возражала я. В результате я потратила еще около года на то, чтобы сделать свою версию. Сейчас не жалею об этом.

Массовая аудитория узнала о лемковском фольклоре благодаря вашему участию в вокальном телешоу "Голос країни". Но во время отборочного тура вы спели не знаковую для себя "Под облáчком", а другую песню. Почему?

— Каждая песня внутри меня проживает какой-то цикл. Она появляется, когда это нужно. "Под облáчком" возникла в моей жизни в один период, "Горе долом" — в другой. "Под облáчком" — авторская песня Семена Мадзеляна, у нее было и будет много версий. Что касается "Горе долом", я не слышала ни одной.

Меня много раз спрашивали, уверена ли я, что хочу петь а капелла такую песню. Она не "выигрышная", не репрезентует мои вокальные данные. Но я абсолютно об этом не думала. Мне казалось, если я не исполню эту песню, никто этого не сделает. Неизвестно, как скоро появится еще одна сумасшедшая, которая начнет поднимать из архивов лемковские песни.

Христина Соловий: "Львовский слушатель аплодирует так, чтобы, не дай бог, сосед не услышал, что он хлопает"

Сегодня и завтра

На вокальном проекте Святослав Вакарчук стал вашим наставником, а после проекта — вашим продюсером. Был период, когда о фронтмене "ОЕ" вас спрашивали часто: как с ним работается, какие советы приходится выслушивать, часто ли созваниваетесь. Сейчас таких вопросов стало меньше. Это хороший или плохой знак?

— Прекрасный знак (смеется). Это говорит о том, что меня стали больше воспринимать как самостоятельного артиста. Понемногу отходит лейбл "подопечная Вакарчука". За последний год он доверил мне многое делать самостоятельно. Говорит, что доволен тем, как я с этим справляюсь.

Зато вас продолжают называть "принцессой лемков". Не боитесь оказаться заложницей этого образа?

— Не боюсь. Мой следующий альбом почти полностью авторский. Мне кажется, в нем все будет по-другому, он станет неожиданностью для моей аудитории. Какой я в нем буду? Разной.

Я не строила себе образ "принцессы лемков" или "исполнительницы народных песен". Я каждый день меняюсь, развиваюсь, чему-то учусь, от чего-то избавляюсь. И я не хочу играть какую-то роль: "Буду вот такой, потому что именно такой меня полюбили".

Значит, лемковские песни — перевернутая страница?

— Я не буду записывать второй альбом лемковских песен. Если в предыдущем альбоме у меня было десять народных и две свои, то сейчас может получиться наоборот.

Тем не менее есть много близких моему сердцу песен, которые еще не успела донести людям. Не только лемковскими я жила и восхищалась все это время. Мне нравится фольклор разных народов — украинские, польские, российские, еврейские, французские, чешские народные песни.

Вы говорите, что лучшие песни пишутся в 5:20 утра. Где ищете вдохновение для них?

— Есть песни, которые я пишу осознанно. То есть сажусь за фортепиано и придумываю: ага, здесь можно использовать такой ход, а в левой руке можно сыграть такие аккорды.

Христина Соловий: "Львов — это вальс, а Киев — одна из песен ONUKA. Мне легче работалось во Львове"

Песни, которые пишутся в 5:20, это совершенно другая история. Вдохновением может послужить и вырванная из контекста фраза, и моя личная драма, и эпизод из чьей-то жизни. Эти песни просто врываются в сознание. Все, что ты можешь с ними сделать, — записать на диктофон или набросать в "Заметках" какой-то текст, чтобы не забыть до утра. Иногда в эти же 5:20 приходится вставать и сразу все записывать, потому что понимаешь: ускользнет. Так у меня появились "Тримай", "Хто як не ти" и "Синя пісня". Над последней, правда, я потом немного поколдовала.

Завершился ваш первый всеукраинский тур. Где встречали наиболее тепло?

— Существует колоссальная разница между тем, как артиста встречают на западе и востоке Украины. Например, Днепр или Харьков поет вместе со мной, включает фонарики, отдает столько же энергии, сколько я отдаю им. Публика восточных городов делает тебя наполненной. Мне дают понять, что пение — это то, чем я должна заниматься в жизни. На сцене я их ни в чем не убеждаю, ничего не стараюсь доказать.

Во Львове я чувствую себя иначе. Львовский слушатель аплодирует так, чтобы, не дай бог, сосед не услышал, что он хлопает. Я объясняю это тем, что галицкая интеллигенция — сдержанная публика, эти люди не привыкли проявлять эмоции свободно, как это делают в центре или на востоке страны.

Были ли песни, на которые в разных городах реагировали по-разному?

— Сложно сказать. Но самая бурная реакция везде была на "Тримай" (13 млн просмотров на YouTube. — Фокус). Это вызывает смешанные чувства. Я не считаю "Тримай" очень хорошей композицией. Мне кажется, что у меня есть более достойные песни.

Недавно вы говорили, что хотели бы выступить в Париже.

— Конечно, мне было бы очень интересно познакомиться с западной публикой. Раз уж я не могу просто сорваться и поехать в чужие края, нужно совмещать это с чем-то полезным. Нас приглашают, моя команда ведет переговоры. Но анонсировать что-то еще рано.

Казалось бы, у меня должна быть уйма свободного времени. Съемки клипов, концерты, запись альбома — это же так быстро делается (смеется). На самом деле я ничего не могу спланировать для себя. Даже поездку во Львов приходится откладывать по несколько месяцев.

В ближайших планах — выступление в Киеве. В столице был ажиотаж, не все желающие попали на наш концерт. Поэтому мы решили вместе с Caribbean Club в более камерной атмосфере провести еще один концерт 19 декабря. Если все будет хорошо, к этому времени подготовим винил "Жива вода". Получится концерт-презентация.

Концерты — лишь часть жизни артиста. Поэтому введение "украинских квот" на ТВ и радио не оставило равнодушными многих ваших коллег. Кто-то этому обрадовался, кто-то, наоборот, считает, что это не пойдет на пользу украинскому артисту.

— Телевизор я не смотрю. Радио приходится слушать в такси. Иногда прошу переключить на конкретные станции, анализирую, что крутят.

Позитивный момент — много молодой украинской музыки попало на FM-волны. Одновременно с этим возникло новое явление — форматная конъюнктурная попса на украинском языке, которая вытесняет аналогичный российский продукт. То есть конъюнктура была и будет всегда.

Еще я заметила, что англоязычную музыку в эфире никто не трогает, украиноязычный продукт борется за свое место с русскоязычным. Квоты в этой борьбе — маленькая победа.

Христина Соловий: "Понемногу отходит лейбл "подопечная Вакарчука". За последний год он доверил мне многое делать самостоятельно"