35 лет ВВ. Олег Скрипка о весне в Париже, падении рейтинга Зеленского и укусе Maruv

ВВ впервые сыграли на баяне блюз-рок. Группа несколько раз меняла развитие украинской популярной музыки, парадоксально соединяя полярные вещи. Например, в первом их суперхите "Танцi" (1988) они соединили отстраненную интонацию робота, близкую немецкой группе Trio, и припанкованные образы "хлопців з села". 

В хите "Весна" (1996) синтезировали фолк и современный R"n"B, а в композиции "День народження" (2000), ярко открывшей нулевые годы, — восточные и блюзовые ритмы. 

Группа с блеском, в своей системе координат регулярно выдает и каверы на известные народные песни вроде "Постой, паровоз" или "Їхали козаки", давая им новую жизнь.  

"Воплi Вiдоплясова" на сцене выглядели, как сельские парни: в майках и спортивках. А звук давали западный!

Все эти годы неизменным лидером группы оставался Олег Скрипка, с которым мы встретились среди пальм в кадках ресторана Queen с роскошным видом на Днепр и мост Метро. Олег был одет во все черное, включая шляпу, и был элегантен, словно ковбой из фильма Клинта Иствуда. Этому образу несколько противоречили темные бусы на шее и кулон-мандала. Рокер был приветлив и неизменно одаривал нас слегка грустной, но обаятельной улыбкой. Какого бы вопроса мы ни касались, Скрипка обнаруживал изрядную ширину кругозора и нешаблонность мышления. Это шло вразрез с тем "простым парнем", который вырисовывался из его песен. Но этот образ оказался исключительно востребован: 26 ноября классики украинского рока дадут концерт в столичном Дворце спорта, посвященный 35-летию ВВ. 

Олег рассказал Фокусу, как возникла легендарная рок-команда, почему он переехал во Францию, но через несколько лет сбежал оттуда, какими нетривиальными способами пробивал дорогу будущим хитам, почему ему удается снова и снова взрывать культурное пространство Украины и какой принцип воспитания своих детей Олег считает правильным.  

 Как родились "Воплі Відоплясова"?  

— Мне хотелось играть в рок-группе еще в школе. Где-то в восьмом классе мы собрали команду. Пели на английском языке. Группа имела название Imposters ("Самозванцы"). Моя первая авторская песня называлась We Are The Robots, она была в стиле диско-рок. Потом я поступил в КПИ, переехал в Киев и шесть лет пытался создать рок-группу. Она была собрана на радиотехническом факультете, но у нас не было нормальной аппаратуры, и я мыкался по разным рок-коллективам. Меня уже собрались отправить по распределению куда-то далеко от Киева. И тут ко мне в общежитие пришли два музыканта — Юра Здоренко и Саша Пипа. Мы познакомились, когда пробовались в разные рок-группы. Мы начали играть на акустических гитарах — и сразу возникло ощущение: это мое! С того момента и началась моя настоящая музыкальная судьба — это произошло весной 1986-го. Тогда же случилась катастрофа в Чернобыле и в Киев переехал Сергей Сахно (он оттуда родом), который стал нашим ударником.

Полтора года сочиняли репертуар. Выпустили первый магнитоальбом "Хай Живе ВВ". Затем были выступления на фестивале "Молодость" и знаменательный концерт "Первый киевский рок-парад", где выступило порядка 50 групп. Но нас запомнили, мы стали обладателями звания "Группа года".

 Как возникли "Танцi", которые уже 33 года не выходят из моды? 

— В тот период мы с увлечением слушали песни немецкой группы Trio. И рэп уже существовал в каком-то виде. Хип-хоп возник на слиянии двух течений — рэпа и R"n"B (ритм-энд-блюза). Trio первые угадали этот ход в своей композиции Da, Da, Da. Несколько песен ВВ того периода — референс в их в сторону. И "Танцi" первые в этом ряду. Еще меня вдохновила советская эстетика, которая предполагала некий примитивизм. Но у нас получилось с обратным знаком — панк, дадаизм. Частично это есть у Владимира Маяковского и Даниила Хармса. Мы взяли это все и добавили рок-рифы. Получилась украинская, советская версия панка. На Западе панк — абсолютное отрицание. А у нас — скорее прикол. В музыкальном отношении это был некий микс Trio и Sex Pistols.

Мы вроде бы издеваемся, но в то же время воспеваем это все — колхоз, клуб. Если коснуться философии, то первым Гоголь обратил внимание на маленького человека. Раньше воспевались короли, цари и принцессы, а у него в центре произведений — маленький человек. А мы все в каком-то смысле маленькие люди. Но наши бури в стакане воды достойны воплощения. 

В Украине сейчас мещане — определяющий класс. Они пришли к власти — первое поколение нуворишей. Но они помнят, откуда родом, и эта песня им тоже близка.  

Это единственная вещь, которая у меня возникла моментально, хотя обычно долго пишу песни. Я работал на оборонном заводе "Квант", и у меня был час на обед, за этот час нужно было выгуляться. Иду по улице Красноармейской (теперь Большая Васильковская), тук, тук, тук — и в голове сложилось: "Та, та, танцi…" Мелодии как таковой там нет, но был удачный рифовый проигрыш. 

Парни из нашего района 

 Как баян стал ведущим инструментом в рок-команде? 

— Саша Пипа, я и Юра Здоренко — новаторы. Мы не хотели играть, как другие, повторять чьи-то стандарты. А клавиш [синтезатора] у нас просто не было. Поэтому клавишные партии я играл на баяне — так никто до нас не делал. И получился разрыв шаблона. Чем брали "Воплi Вiдоплясова"? Мы на сцене выглядели, как сельские парни: в майках и спортивках. Это была наша фишка: пацаны из микрорайона, которые идут в ларек за пивом.

 Этот ход повторила киевская хип-хоп-группа "Грибы" — парни из спальных районов. 

— Наверное, да. Но сами зрители этого не осознавали, а играли мы фирмово. Мы выходили с баяном и гитарами "Урал", а звук давали западный! 

Организаторы поначалу недоумевали: "Кто их пустил на сцену?" И это продолжалось довольно долго, на тех же московских фестивалях, даже когда мы уже были популярны. На фестивале "Нашествие" нам кричали: "Уберите этих пляжников со сцены. Кто они такие?!" А мы в шортах-бермудах и вьетнамках. Но начинаем играть — и звук "качает" зал. А тут эти русские рокеры в черных футболках, в коже — "Король и Шут", — все серьезно: пропитые лица, пуза, все согласно канонам рока. Однако наша тема работала! 

Публику нужно удивлять. Мы жили в СССР, и к нам пришла западная рок-музыка. Она нас поразила, все их "удивляшки" мы взяли. То есть наши люди ездили на картошку, но слушали американский рок-н-ролл. Тогда это были два мира, которые не склеивались, а мы их взяли и соединили на сцене — через свои образы.

 Вы помните моменты ажиотажа среди публики? На стадионе?

— Что касается огромных площадок, то технически это сложная штука. Артисту получить кайф на такой площадке непросто: публика далеко, ты слишком зависишь от технических служб — свое исполнение не очень хорошо слышишь. По-настоящему эмоционально раствориться можно только в клубах. 

Если взять ранние концерты, то вспоминаю репетиционную базу в ДК "Укркабель". Кто-то там договорился — и нам за репетиции нужно было для кабельщиц давать иногда шефские концерты. 

Там небольшое помещение на полтораста человек, туда приходили наши первые фанаты. Там мы поняли: "Танцi" — это хит. Публика вела себя так, словно в зал бросили гранату: происходил взрыв — и начинался настоящий армагеддон. 

Был среди зрителей чувак по прозвищу Астролог — хиппи, экзальтированный интеллектуал-алкоголик. В первом ряду всегда были панки, которые почти падали на сцену. И Астрологу, еле стоявшему на ногах от портвейна, они заслоняли сцену. И вот он от тоски и отчаяния, что не видно группы, начинал их кусать за пятки (смеется). Это было что-то! 

Французские метаморфозы 

 Почему вы так запали на Францию, что после гастролей даже остались там жить в период 1990–1996 годов? 

— Во-первых, первая песня, которую я в детстве воспринял, была Tombe la neige. Во-вторых, современную культурную Францию создавало много украинцев-эмигрантов. Французы симпатизируют россиянам, но многое из того, что они считают русской культурой, привнесли именно украинцы. Например, создатель французского гламура начала XX века — киевлянин Александр Вертинский. Он выходец из наших театральных кругов. Его стиль — киевская театральная эстетика, которой присуща мягкость, экспрессия, аристократичность. Стиль, созданный в том числе и Вертинским, называется там белым кабаре. К его созданию имеет отношение и певец Петр Лещенко — он украинец из Одессы. 

Поэтому и наши вещи у французов вызвали резонанс, совпал генетический код. У нас баян, а у них аккордеон — традиционный инструмент французского шансона. 

У нас были свои метаморфозы: ВВ "зашли" во Францию некими мещанами-пролетариями, а вышли оттуда аристократами. Французские девушки в нас видели такую сырую маскулинность, которой у местных было мало. Мы выглядели, как самцы из дикого общества. Разрыв мехов баяна! 

 Вы и басист Пипа женились на француженках… 

— Да, мы создали семьи. Я серьезно интегрировался во французское культурное общество — театр, музыка, кинематограф. Этот период продлился более шести лет. 

 Почему роман с Францией закончился?

— Потому что эмоциональная, страстная, сексуальная любовь заканчивается через шесть лет. А духовная так и не началась. Она развивается на духовном единстве, а его не было. Тогда я понял, как велика может быть культурная разница: ты можешь выучить язык, любить и уважать культуру другой страны, но где-то глубоко, в корневой системе, ты не сможешь стать французом. Это не катастрофа, это биологический факт! Только когда я уже был по уши во французской культуре, осознал, что я — украинец. Хотя мне уже даже сны снились на французском языке. 

Но волей-неволей ты задумываешься над своей культурной миссией. Во Франции ты некая игрушка, экзотический фрукт. 

У меня были предложения от Ивана Реброва — это такой пост-Шаляпин, он был русским немецкого происхождения, пел русскую шароварщину под балалайки, что-то вроде оперы в кабаре. Из меня захотели сделать нечто подобное, и тут я сказал себе: "Стоп, это уже точно не мое". Хотя и предлагали серьезный контракт.    

 Ваш триумфальный возврат на родину состоялся в 1997 году вместе с альбомом "Музіка" и суперхитом "Весна", когда вы собрали букет наград на "Таврийских играх". 

— Фактически ВВ не было на тот момент. Два музыканта остались в Украине, два — во Франции. Мы с басистом Сашей Пипой вдвоем писали этот альбом. Барабанщика не было, только драм-машина. Партии остальных инструментов сыграл я сам. Когда сделали "Весну", Саша сказал, что он не имеет отношения к этой песне, — это не панк, это что-то другое. 

 Вы дрейфовали от панка к фолку? 

— Я бы не сказал, что "Весна" — это фолк. Это современный R"n"B. И мы первые тогда сделали то, на чем основана вся современная западная музыка. Если "Танцi" — это первый рэп здесь, то "Весна" — первый R"n"B-шный "кач". 

Как произошел разрыв отношений, ведь вас уже многое связывало с Францией?  

— У меня был очень болезненный разрыв с супругой [Мари Рибо]. Там были сильные романтические отношения. Главная разница в том, что украинцы принимают решения эмоциями, а французы все рационализируют. Но я чувствовал тогда, что любовь умерла. Жена не осознавала, что происходит. Я видел, что мы удаляемся друг от друга, и сам разрубил этот гордиев узел. Мы поссорились с женой — это было в первый и последний раз. 

"Весну" я записывал в центре Парижа. Все эти архетипы — "Забіжу до Зіночки, хильнемо по чарочці…" — написаны там. Все это там из меня выскочило, вдали от Украины. 

Я ушел из дома в студию, где заканчивал работу над альбомом. А как раз была весна — апрель. Обычно в Париже в апреле уже мимозы цветут, а тут выхожу на улицу, а там идет снег. Вспомнил японский фильм "Легенда о Нараяме": сын, прощаясь, несет маму в горы во время снегопада. Я понял, что французский этап для меня закончился, завершил свои дела в Париже, забрал пожитки и переехал в Киев. 

Сначала ремикс, потом — оригинал

 Нулевые вы открыли хитом "День народження" с индийским проигрышем. Почему Индия?

— Опять же картинка: село, клуб, крутят индийские фильмы. Но что касается мелодии — она восточная, но не индийская, как все думают из-за клипа, а среднеазиатская, ведь я родился в Таджикистане. И первая музыка, которую слышал по телевизору, таджикистанская, пакистанская и афганская. Она у меня внутри до поры до времени дремала. А эстетически в клипе мы взяли Индию. 

Но "День народження" все столичные FM-станции отказались брать — просто железобетонная стена. 

 Почему? Даже культовый статус вашей группы не помог? 

— Нет, это и до сих пор так происходит. Непривычно звучала песня. Нет припева, который удобно подпевать. Но я беру эту песню и делаю на нее простенький танцевальный ремикс. Снимаем клип на оригинал, но перемонтируем его на ремикс. А вот уже ремикс, близкий по стилю диско, "заходит" на ТВ, а потом — и на радио. Сначала люди привыкли к ремиксу и картинке, а после уже и оригинал "зашел": в этой песне все случилось наоборот. Пришлось разработать целую тактику внедрения. 

 Квоты улучшили ситуацию на радио или наоборот? 

— Конечно, улучшили — появилось много украинского контента.

 Но я и теперь ВВ на FM не слышу.

— А нас и не было особенно — мы редко попадаем в горячие ротации. Как по мне, ситуация выглядит примерно так. Артисты-харизматы, поющие на украинском, разрабатывают грунт новой украинской музыки, отдают этой музыке душу и сердце, но сама она еще не очень популярна — новое не сразу воспринимается. Позднее эти направления продолжают другие. 

Квоты поменяли баланс — возник украиноязычный попс, раньше он был только русскоязычным. Из новых рок-звезд, кому точно помогли квоты, — это группе "Беz обмежень". Они и раньше много выступали на фестивалях, но не могли прорваться. А тут раз — хорошая группа становится известной. 

 Да, поднялась и куча посредственного материала. Но что делать, людям нравится посредственность. Однако все равно у публики вкус изменяется, когда ее удается по-настоящему удивить.  

Народ требует жертв 

Зачем деятели шоу-бизнеса и спорт­смены идут в политику? У нас актер — президент, боксер — мэр. Святослав Вакарчук заходил в политику уже дважды и выходил из нее, ничего не добившись. 

— А Жак Ширак баллотировался пять раз. И все-таки стал президентом Франции. И был, кстати, самым удачным президентом, хоть зашел в политику почти старичком. Когда Вакарчуку будет 70 лет — глядишь, станет президентом (смеется). 

Я почему у вас спрашиваю про деятелей шоу-бизнеса в политике — у вас тоже была загадочная история в 2015 году, когда вас назначили советником по Андреевскому спуску и поднялся большой шум. У вас есть опыт, чтобы высказаться на эту тему. 

— Могу объяснить, в чем дело. Если говорить про Андреевский спуск — я хотел сделать там свой фестиваль "Країна мрій". Применить к одной улице этот формат и расширить его на Киев. 

Но да — из ничего тогда поднялся шум, и все завершилось, не начавшись. И мой опыт теперь говорит: публике постоянно хочется свежей крови. Ей нужны новые жертвы. Взять какого-нибудь известного, но нового, незапятнанного в политике человека и макнуть его в грязь — это самое большое народное удовольствие. 

 С Зеленским сейчас происходит то же самое?

— В том числе. У любого нашего президента катастрофически падал рейтинг. У Зеленского, кстати, еще не так быстро, как у предыдущего. Но что делать — людям нравится вытирать ноги о кого-то. Единственная разница — что меня назначили советником мэра, а эти сами в политику шли, осо­знанно. А когда человек в политику осознанно стремится, он должен понимать: народ у нас ненавидит политиков. 

Ничего не навязывать

 У вас с супругой Натальей Сидь четверо детей. Они воспринимают ваши песни? Они их слушают? 

— Если говорить о моих детях, понятно, что они живут в другом мире и менталитете. Для них отец и моя музыка — базис. Это как борщ, который мы едим каждый день и не осознаем, вкусный он или нет. Он есть — и все. А они творят что-то свое, новое. Хотя я вижу в их развитии свои паттерны. Это у них в хромосомах прописано. Я даже рад, что у них нет культа моих песен. Они слушают других исполнителей. И мне нравится, что у них хороший вкус. Западную музыку слушают. Старший, Роман, вообще большой оригинал — ему нравится Штраус. Та же группа Trio. Он их сам нашел, без меня. Может и сербскую свадебную музыку слушать.

 Вы понимаете его логику?

— Да! Потому что это и мне нравится. Но ему не навязываю. У него такой же вкус, как у меня. А Устим слушает хип-хоп, рэп — именно то, что на пике моды. Но не экспериментальное, а мелодичное, красивое, где хороший текст, яркие клипы.

 Есть какой-то главный принцип воспитания от Скрипки-отца?

 — Главный принцип — ничего не навязывать, давать возможность для выбора и развития. И там, где ты видишь, что ребенок может сам что-то сделать, пусть делает. Если замечаешь, что ему чего-то недостает для результата — даешь ему этот ресурс. Небольшой, такой, чтобы ребенок реализовался. 

У меня четверо детей: двое — консерваторы, двое — революционеры. В целом — гармония. 

Укушенный Maruv 

Два слова о скандале с премьерным клипом вашего кавера Two Colors на классическую украинскую песню "Два кольори". Мне понравился ваш блюз-роковый вариант. Хотя, на мой взгляд, нужно было ее спеть: половину на английском, половину — на украинском. Так или иначе, ваш кавер взорвал Сеть: кто-то за, кто-то против. Почему эта рок-обработка вызвала такой хайп? 

— Потому что я по своей природе новатор, культурный революционер. Я ощущаю потенциал там, где вроде бы все уже коростой покрылось. Очень прикольный был комментарий в соцсетях к клипу Two Colors — что Скрипку укусила Maruv: в красно-черной эстетике клипа увидели и вампиризм. Да, есть вампирский мир, в котором мы живем, и есть мир вышиванок, мир идеальной Украины, к которому принадлежало классическое исполнение композиции "Два кольори". Я соединил два этих мира — и произошел культурный взрыв. 

Вспоминаю, как в детстве мы занимались школьным хулиганством. Покупали в аптеке глицерин и марганцовку. Глицерин был в баночках, но стоило туда добавить марганцовку — получалась бомба, это все взрывалось! Вот я и делаю такие вещи, только в культурном смысле. 

Но после таких "взрывов" мы и переходим в новый период. Это без пафоса. Я осознаю, что когда-то ВВ все взорвали "Танцями": началась новая украинская эстрада как феномен, уже постсоветская, после эпохи ВИА — Ивасюка и Ротару. А для современной украинской эстрады "Весна" была отправной точкой: R"n"B, драм-машина, баян. Мне и тогда некоторые говорили, что эти ребята из Мурманска [Скрипка жил в юности в Кировске Мурманской области] коверкают украинский язык и т. д. А на самом деле я каверы делаю с любовью и уважением к оригиналу. Любовь и уважение для меня — принципиальные вещи. 

И даже "Постой, паровоз"? 

— А "Постой, паровоз" — это шансон. Оригинальный воровской шансон происходит из одесского джаза начала 20-х годов прошлого столетия. Это хорошая, классная музыка. И то, что я делаю с подобной народной музыкой, называется реставрация. Беру исходник и снова даю ему силу и красоту, которая была заложена в этой вещи. У тех же "Двух кольорiв" были десятки перепевок, но в том же самом ключе. И никто не перепел оригинал в исполнении Дмитрия Гнатюка — это такой советский блюз с сильным текстом и оригинальной мелодией. Почему нет? Потому что привыкли к стандартам. А я не люблю за кем-то повторять.