Цареубийство. Как "ватники" одновременно скорбят по Николаю II и преклоняются перед Сталиным

Действительно, ночное убийство в подвале Ипатьевского дома противоречило даже этике и эстетике революционной традиции, которая предполагала открытый театрализованный суд, поименное голосование в Конвенте и гильотину на Площади Революции. Получался, действительно, символ победы новорожденной Нации над тенью абсолютизма и феодализма.

Символом чего оказалось ночное убийство в подвале? Разве что наступления времен, когда человеческая жизнь не будет стоить и копейки. С точки зрения причинно-следственных связей, конечно, главным убийцей царской семьи был сам Николай: если бы не его политика, постепенно превращавшаяся из ошибочной и неудачной в откровенно безумную, был бы невозможен 1917, а за ним и 1918 год – по крайней мере в той форме, в какой это случилось.

Все это самоочевидно, и для того, чтобы сказать тут что-то новое или хотя бы не затасканное, нужно, наверное, быть историком-специалистом, годами профессионально работающим в этой теме. Потому как исторический факт мы убийство царской семьи обсуждать не будем.

Гораздо интереснее для нас вопрос: чем является это событие в картине мира типичного россиянина, находящегося в поле полуофициально насаждаемой идеологии, того россиянина, которого принято не слишком уважительно именовать "ватником"?

Эта самая идеология на внешнего наблюдателя производит впечатление какой-то шизофренической солянки. Ее наилучшим выражением стало, пожалуй, недавнее сообщение об открытии православного храма на крейсере "Аврора". Истерический культ "царя-мученика" и проклятия Парвусу, на немецкие деньги устроившему жуткую кровавую революцию, погубившую Святую Русь – соединяются с не менее истерическим возмущением сносом памятников контрагенту Парвуса, давшего санкцию на убийство царя. На эту тему уже шучено-перешучено. Но остается вопрос: как такое вообще возможно? Какова логика этого безумия?

Убийство царской семьи не может волновать рядового человека с точи зрения общегуманной, поскольку, в конечном итоге, царская семья ничем не лучше миллионов невинных жертв большевистского террора, который мы склонны игнорировать и просто оправдывать, а что до самого Николая, то его как раз "невинной" жертвой и вовсе назвать невозможно.

Даже в среде ныне живущих Романовых прочно считают (и высказывают), что главное преступление – это убийство семьи и не имеющих прямого отношения к ней лиц, а что до самого царя, то он сам играл в опасную игру и цареубийство, в конце концов, являлось для него изначально профессиональным риском.

Действительно, Николай, который подписывал смертные приговоры, учреждал военно-полевые суды, посылал карательные экспедиции и т.д., и т.п., то есть руководил осуществлением институционализированного государственного насилия – и в конце концов сам пал жертвой институционализированного насилия – может быть судим только как политик. И как политик, увы, обанкротившийся и доведший страну до катастрофы.

Вопрос о личной ответственности Николая за произошедшую по наихудшему изо всех возможных сценариев катастрофу в России принято подменять сентиментальными рассказами о его семейных добродетелях (как будто для оценки человека, распоряжающегося жизнями и судьбами миллионов, важно, хранит ли он верность жене, или кидается за каждой юбкой, подобно Цезарю или Генриху IV!) и о его нежной любви к сыну, которая, якобы, стала причиной самоубийственного безумия последних лет, известного под названием "распутинщины".

Итак, повторюсь, факт убийства женщин, детей, слуг волнует общественность лишь постольку, поскольку он является подробностью страшного, ужасающего, небывалого злодеяния – убийства Николая II. Потому что тут перед нами не просто убийство. Тут Цареубийство.

То есть можно сказать, потрясение основ космического миропорядка.

Разумеется, здесь речь идет об убийстве Царя как идеи и символа. Убийство царя во имя другого царя метафизическим преступлением, то есть Цареубийством с большой буквы, не является, поэтому например Алексей Орлов всегда (и до 1917 года и после) был для россиянина просто колоритным героем екатерининской эпохи.

Итак, убийство Николая II есть низвержение сакральной божественности власти, и ужасно оно именно этим (и не напоминайте, что Николай Александрович на момент убийства уже полтора года был просто гражданином Романовым – в мире "ватных" идей этого факта как бы не существует).

Парадокс в том, что после убийства царя сакральную роль в глазах "ватника" приняла на себя убившая его Советская власть. То есть, конечно, не в виде революционного ленинского Совнаркома, а сталинской империи. Она ретроспективно придает сакральность всему тому, с чем себя связывает и что выбирает себе в качестве основ традиции. Потому, например, Троцкий – дьявол во плоти, а Дзержинский – герой (не как исторический соратник Троцкого и Парвуса, конечно, а как отец-основатель НКВД-КГБ-ФСБ). Поэтому низвержение статуй Ленина – это в свою очередь символическое покушение на сакральную Советскую власть. Это деяние, на символическом уровне воспроизводящее убийство Николая II.

Такую психологию обычно возводят к патерналистско-традиционалистскому общинному сознанию, это так и не так. Советский менталитет не есть крестьянский менталитет, это особого рода ментальная система, созданная Сталиным на основе менталитета маргиналов, наполнивших города в его эпоху. Именно при Сталине произошла урбанизация, именно при Сталине страна из крестьянской превратилась в страну горожан, и эти новоявленные горожане стали такими, какими их сделали институты сталинской власти – ее школа, ее пресса, ее радио, ее массовые организации и т.д., и т.п., наконец организованный ею быт и образ жизни. Поистине, "нас вырастил Сталин на верность народу"!

Пережиточно-традиционалистское в своей ментальной основе, антииндивидуалистическое, изоляционистское и шовинистическое мировоззрение новоявленного "ватника" пришло в противоречие со старой большевистской традицией – прогрессистской, космополитической, рационалистической и даже, как это ни парадоксально, в чем-то гуманистической – во всяком случае она опиралась на хотя и извращенное, но наследие просветительского европейского гуманизма.

Имперская сталинская традиция обогатилась, действительно, гораздо более соответствующей ей идеологией, открыто предполагающей иерархию, традиционализм, иррационализм, ксенофобию и антиинтеллектуализм.

Однако, в отличие от традиционного черносотенства, в неочерносотенстве обожествляется только Власть. Оно лишено даже претензий на какую-то метафизику, в Бога по-настоящему не верит (не царь – помазанник Божий, а наоборот Бог – необходимый атрибут царской власти), вокруг идеи мистического единения Царя и Народа не философствует.

Однако фигура Николая II важна для неочерносотенцев не менее, чем фигура Сталина. Николай символизирует связь с традицией, тогда как Сталин – связь с современностью. Николай – это некая метафизически-идеальная ипостась сталинской империи, заменившая Маркса-Энгельса и Парижскую коммуну. Это поэтическая и сентиментальная сторона ватной идеологии. Парадоксальным образом, в неочерносотенной мифологии Николай занял место дедушки Ленина в качестве "доброго, человечного" и высокого духом, не недостаточно прагматичного предшественника Сталина. Если мы обратимся к коммунистическим рефлексиям на смерть Ленина, то там тоже обнаружим неизбывное горе от смерти "самого человечного из людей" с ужасом перед космической катастрофой:

Казалося, Земля с пути свернула,

Казалося, весь мир накрыла тьма,

И холодом отчаянья дохнула

Испуганно-суровая зима…

Кто-то идеально выразил круг идей неочерносотенцев двустишием: "Николай плюс Берия – и цела империя!"

На самом деле, "Николай плюс Берия" - это и есть их политический идеал и их представление о достодолжном мироустройстве, как сталинской империи, базирующейся не на марксизме, а на "традиционных скрепах" (Войнович со своим "Москва 2042" оказался пророком!).

И в этом смысле, в мире неочерносотенной мифологии, убийство царской семьи есть некое сакральное сатанинское жертвоприношения Агнца, из крови которого однако родился истинный Царь – Сталин-Вседержитель.