Скрепа пыткой. Почему насилие в ярославской колонии является нормой Русского мира

Довольно, в сущности, заурядное видео издевательств над заключенным в Ярославской области неожиданно всколыхнуло по всей России волну разоблачений и обсуждений зоновских нравов и творящихся там постоянных пыток. Всколыхнуло, прежде всего, у интернет-аудитории, живущей в своем достаточно уютном мирке и просто боящейся думать о тех безднах, которые лежат за его границами.

Что же до тех, кто имеет более широкий жизненный опыт, то они поразились не самому видео, а тому, что кто-то еще может видеть в нем что-то новое и поразительное.

Пытки и избиения давно являются фоном современной не только зоновско-тюремной, но и нормальной бытовой жизнью всей России. И ярославский эксцесс – это нормальная практика.

"ОМОН приезжал к нам регулярно, раз в месяц. Они заходили в коридор, останавливались у каждой двери по одному человеку, двери закрывались на некие задвижки-флажки. Их начальник кричал: "Внимание, все на коридор! Форма одежды – ноль!". Нужно было за несколько секунд раздеться и стоять в коридоре на растяжке. Они ходили, избивали, обыскивали, находили что-то запрещенное, избивали еще сильнее. Не было никаких ни пистолетов, ни ножей. Запрещенным может быть, например, чай, то есть такие вот ерундовые вещи"- рассказывает один бывший заключенный.

На самом деле, проблема пыток в российских колониях, тюрьмах, СИЗО etc. является лишь частным случаем более широкой проблемы возведенного в принцип насилия, бесправия и отрицания человеческого достоинства, на котором построен весь "Русский мир".

И здесь я снова хочу подтвердить, что мы не должны прямолинейно отождествлять неочерносотенный "Русский Мир" Путина с исторической Россией. Она, конечно, создала предпосылки для возникновения путинского мира, но совершенно не идентична ему.

Наивная идея ХІХ века, что жестокость русской истории есть исключительно наследие ордынского ига, которое развратило чистых и добрых славян, - миф. Негативные последствия ордынского ига сказывались далеко не так прямолинейно; если же говорить о пытке как о способе судебного дознания, то она появилась в Московской Руси очень поздно (сравнительно с Европой) и была отменена сравнительно с Европой рано.

Впервые пытка упоминается в Судебнике 1497 года. Тогда она применялась (опять же в сравнении с Европой) в высшей степени ограниченно: пытали уличенных в тяжких уголовных преступлениях: "татьбе", разбое и душегубстве, а также тех, кто был оговорен "татем" под пыткой как сообщник, но при условии, что на оговоренного собраны "доводы" (доказательства), что он ранее был уличен в аналогичных преступлениях. А тем временем в Европе пытка уже являлась основным инструментом судебно-следственного "инквизиционного" процесса (напомню, суд и следствие в ней не были разделены вплоть до конца 18 века!).

В годы опричнины Ивана Грозного была настоящая оргия пыток - как инструмента терроризирования общества. При первых Романовых (несомненно под европейским влиянием), судебная пытка широко входит в русское право; но стоило передовым европейским мыслителям усомниться в ее справедливости и эффективности, как она была немедленно отменена Петром III в 1761 году. Разумеется, отмена на бумаге отнюдь не означала ее полного исчезновения. (Вспомним сцену допроса башкира –пугачевского лазутчика в "Капитанской дочке" Пушкина, и сопровождающие ее прекраснодушные рассуждения рассказчика о благодетельном прогрессе гуманности, свершившемся в александровские времена).

В екатерининские часы пытка негласно существовала в центральном органе политического сыска "Тайной экспедиции", но все-таки это было совершенно не то, что формальная и утвержденная законом пытка как часть судебного процесса.

Александр, взойдя на престол, окончательно запретил ее в любой форме. Разумеется, это не отменяло того факта, что сословно-крепостническое общество было пропитано насилием на бытовом уровне, будь то произвол помещиков над крестьянами или произвол полиции над арестантами из низших сословий – в их отношении пытка как была, так и осталась.

Водораздел между Россией и дореволюционной раннемодерновой Европой происходил не столько по степени жестокости законов (в России была отменена смертная казнь, когда в европейских странах вешали за карманную кражу) – сколько по факту наличия/отсутствия представления о человеческом достоинстве и независимости человеческой личности и гарантий оного. Этот русский антииндивидуализм, известный у апологетов под громким именем "соборности", в сущности и является ментальной базой для всех последующих негативных явлений. Однако традиционалистскую "соборность" также нельзя смешивать с советским "коллективизмом", перешедшим в маргинальный и люмпенский зоновско-казарменный антииндивидуализм.

Традиционная крестьянская община отрицала индивидуализм, но это отрицание не строилось на постоянном насилии, на преднамеренном "опускании", на принципах животной стаи. Насилие носило сословно-кастовый характер. Эта практика добивалась внешнего подчинения "низших" "высшим", но не имела целью "опустить", морально изнасиловать, и за счет этого утвердить более высокий статус насильника над насилуемым.

Если мы перечитаем "Записки из мертвого дома" Достоевского, который знал мир каторги изнутри, или "Воскресение" Толстого, который изучил и описал этот мир более чем пристрастно, почти тенденциозно, - мы там не найдем ничего, подобного нравам современной российской тюрьмы. Равнодушное угнетение со стороны безликой госмашины, произвол со стороны "начальства", держащего себя по-барски. Все это, конечно, производит мрачное впечатление, но едва ли принципиально отличалось от нравов английской или французской каторги.

Восстание угнетенных привело к закономерному результату: угнетенные построили новый мир так, как они его понимали, будучи лишены всех культурных, цивилизационных и институциональных сдержек прежней элиты. Сталину оставалось лишь возглавить и канализировать эту высвобожденную энергию люмпенизированных масс, построив на ее основе свою империю и возведя ее законы в законы функционирования всего общества.

Но разница между той системой и новой была фундаментальной.

Советская, пришедшая на смену проклинаемой сословной, была построена на почти безграничной власти людей на людьми изначально такого же и даже высшего социального статуса и положения – тот же Швондер, преследующий Преображенского. Да, в книге победу над главой домкома профессор одержал. Но мы то знаем, что в итоге в России победили даже не швондеры, а шариковы…

И их система не предполагала аристократии, которая блюла бы "честь" хотя бы в своем кругу. Она не предполагала в себе "господ офицеров", пусть и избивающих солдат, но готовых вызвать на дуэль за грубое слово равного. Обыдление и маргинализация должны быть общими и равномерными. Людей, не способных к этому, система убивала или давала шанс встроиться в себя посредством лагерей.

По другую сторону Системы находился блатной мир с его животной иерархией, состоящей из альфа, бета и так далее по буквам греческого алфавита самцов, занятых постоянным выяснением и утверждением своего права на порядковую букву. Как известно, разделение группы на "авторитетов", "мужиков" и "опущенных" обнаруживается в результате экспериментов уже у крыс. Причем "авторитеты" наиболее подвержены стрессу, так как им приходится постоянно бороться за свой статус и постоянно опасаться его утери – в случае такой жизненной катастрофы, они автоматически вылетают в группу "опущенных", минуя нейтральную группу "мужиков".

Основной целью власти было, так или иначе, отбить всякую попытку личности возомнить о своей самостоятельной ценности. "Ты никто без государства" - должны были помнить о себе обитатели верхних этажей советского социума. "Ты никто и звать тебя никак вообще, по жизни" - должны были знать о себе "пролы".

В тюремной и армейской системе это накладывалось на сознательно формулируемую цель – сломать волю солдата/заключенного. Потому разоблачении тюремных нравов современной России напоминают не о тюрьмах дореволюционной России, а о Бухенвальде и Дахау, особенно первых лет их существования. Безусловно они также, как и гитлеровские концлагеря, являются орудием социальной инженерии, причем уже не дополнительным к партийно-идеологическим инструментам, а практически единственным. Какая часть населения постоянно пропускается через эту школу и, выходя, несет ее уроки своему социальному окружению? Причем с обеих сторон? В России существуют целые территории лагерей, жители которых состоят из наследственной ВОХРы уже в третьем-четвертом поколении, где лагерь дает единственную возможность устроиться в жизни и пределом мечтаний местных детишек является профессия надзирателя.

В России пытка и насилие – нормальный способ установления социальной иерархии. Насилующий утверждает этим актом свое место наверху; насилуемый закрепляется этим актом внизу. Это процветает уже и в детско-подростковой среде – отсюда нелепая, с точки зрения прагматики и безопасности, страсть подростков выкладывать в интернет съемки своих издевательств над сверстниками. С точки зрения самих подростков, зритель такого ролика должен понять тем, кто в этой истории "крутой", а кто "опущенный", и мысленно отождествлять себя с "крутым" (ну, не с "опущенным" же!).

Поэтому современный "Русский мир" - плоть от плоти этой Системы. И периодическая демонстрация видео с пытками из: колоний, полицейских участков, воинских частей и школ просто скрепляют его. Таким, хоть и страшным, но незамысловатым способом. И удивляться тут нечему.