Разделы
Материалы

Скрепа пыткой. Почему насилие в ярославской колонии является нормой Русского мира

Иллюстрация: samlib.ru

Довольно, в сущности, заурядное видео издевательств над заключенным в Ярославской области неожиданно всколыхнуло по всей России волну разоблачений и обсуждений зоновских нравов и творящихся там постоянных пыток. Всколыхнуло, прежде всего, у интернет-аудитории, живущей в своем достаточно уютном мирке и просто боящейся думать о тех безднах, которые лежат за его границами.

Что же до тех, кто имеет более широкий жизненный опыт, то они поразились не самому видео, а тому, что кто-то еще может видеть в нем что-то новое и поразительное.

Пытки и избиения давно являются фоном современной не только зоновско-тюремной, но и нормальной бытовой жизнью всей России. И ярославский эксцесс – это нормальная практика.

"ОМОН приезжал к нам регулярно, раз в месяц. Они заходили в коридор, останавливались у каждой двери по одному человеку, двери закрывались на некие задвижки-флажки. Их начальник кричал: "Внимание, все на коридор! Форма одежды – ноль!". Нужно было за несколько секунд раздеться и стоять в коридоре на растяжке. Они ходили, избивали, обыскивали, находили что-то запрещенное, избивали еще сильнее. Не было никаких ни пистолетов, ни ножей. Запрещенным может быть, например, чай, то есть такие вот ерундовые вещи"- рассказывает один бывший заключенный.

На самом деле, проблема пыток в российских колониях, тюрьмах, СИЗО etc. является лишь частным случаем более широкой проблемы возведенного в принцип насилия, бесправия и отрицания человеческого достоинства, на котором построен весь "Русский мир".

И здесь я снова хочу подтвердить, что мы не должны прямолинейно отождествлять неочерносотенный "Русский Мир" Путина с исторической Россией. Она, конечно, создала предпосылки для возникновения путинского мира, но совершенно не идентична ему.

Проблема насилия и бесправия в России была и до Путина и до Сталина и до 1917 года. Но это было другое насилие и другое бесправие

Наивная идея ХІХ века, что жестокость русской истории есть исключительно наследие ордынского ига, которое развратило чистых и добрых славян, - миф. Негативные последствия ордынского ига сказывались далеко не так прямолинейно; если же говорить о пытке как о способе судебного дознания, то она появилась в Московской Руси очень поздно (сравнительно с Европой) и была отменена сравнительно с Европой рано.

Впервые пытка упоминается в Судебнике 1497 года. Тогда она применялась (опять же в сравнении с Европой) в высшей степени ограниченно: пытали уличенных в тяжких уголовных преступлениях: "татьбе", разбое и душегубстве, а также тех, кто был оговорен "татем" под пыткой как сообщник, но при условии, что на оговоренного собраны "доводы" (доказательства), что он ранее был уличен в аналогичных преступлениях. А тем временем в Европе пытка уже являлась основным инструментом судебно-следственного "инквизиционного" процесса (напомню, суд и следствие в ней не были разделены вплоть до конца 18 века!).

В годы опричнины Ивана Грозного была настоящая оргия пыток - как инструмента терроризирования общества. При первых Романовых (несомненно под европейским влиянием), судебная пытка широко входит в русское право; но стоило передовым европейским мыслителям усомниться в ее справедливости и эффективности, как она была немедленно отменена Петром III в 1761 году. Разумеется, отмена на бумаге отнюдь не означала ее полного исчезновения. (Вспомним сцену допроса башкира –пугачевского лазутчика в "Капитанской дочке" Пушкина, и сопровождающие ее прекраснодушные рассуждения рассказчика о благодетельном прогрессе гуманности, свершившемся в александровские времена).

В екатерининские часы пытка негласно существовала в центральном органе политического сыска "Тайной экспедиции", но все-таки это было совершенно не то, что формальная и утвержденная законом пытка как часть судебного процесса.

Александр, взойдя на престол, окончательно запретил ее в любой форме. Разумеется, это не отменяло того факта, что сословно-крепостническое общество было пропитано насилием на бытовом уровне, будь то произвол помещиков над крестьянами или произвол полиции над арестантами из низших сословий – в их отношении пытка как была, так и осталась.

Водораздел между Россией и дореволюционной раннемодерновой Европой происходил не столько по степени жестокости законов (в России была отменена смертная казнь, когда в европейских странах вешали за карманную кражу) – сколько по факту наличия/отсутствия представления о человеческом достоинстве и независимости человеческой личности и гарантий оного. Этот русский антииндивидуализм, известный у апологетов под громким именем "соборности", в сущности и является ментальной базой для всех последующих негативных явлений. Однако традиционалистскую "соборность" также нельзя смешивать с советским "коллективизмом", перешедшим в маргинальный и люмпенский зоновско-казарменный антииндивидуализм.

Традиционная крестьянская община отрицала индивидуализм, но это отрицание не строилось на постоянном насилии, на преднамеренном "опускании", на принципах животной стаи. Насилие носило сословно-кастовый характер. Эта практика добивалась внешнего подчинения "низших" "высшим", но не имела целью "опустить", морально изнасиловать, и за счет этого утвердить более высокий статус насильника над насилуемым.

Если мы перечитаем "Записки из мертвого дома" Достоевского, который знал мир каторги изнутри, или "Воскресение" Толстого, который изучил и описал этот мир более чем пристрастно, почти тенденциозно, - мы там не найдем ничего, подобного нравам современной российской тюрьмы. Равнодушное угнетение со стороны безликой госмашины, произвол со стороны "начальства", держащего себя по-барски. Все это, конечно, производит мрачное впечатление, но едва ли принципиально отличалось от нравов английской или французской каторги.

Восстание угнетенных привело к закономерному результату: угнетенные построили новый мир так, как они его понимали, будучи лишены всех культурных, цивилизационных и институциональных сдержек прежней элиты. Сталину оставалось лишь возглавить и канализировать эту высвобожденную энергию люмпенизированных масс, построив на ее основе свою империю и возведя ее законы в законы функционирования всего общества.

Но разница между той системой и новой была фундаментальной.

Советская, пришедшая на смену проклинаемой сословной, была построена на почти безграничной власти людей на людьми изначально такого же и даже высшего социального статуса и положения – тот же Швондер, преследующий Преображенского. Да, в книге победу над главой домкома профессор одержал. Но мы то знаем, что в итоге в России победили даже не швондеры, а шариковы…

И их система не предполагала аристократии, которая блюла бы "честь" хотя бы в своем кругу. Она не предполагала в себе "господ офицеров", пусть и избивающих солдат, но готовых вызвать на дуэль за грубое слово равного. Обыдление и маргинализация должны быть общими и равномерными. Людей, не способных к этому, система убивала или давала шанс встроиться в себя посредством лагерей.

По другую сторону Системы находился блатной мир с его животной иерархией, состоящей из альфа, бета и так далее по буквам греческого алфавита самцов, занятых постоянным выяснением и утверждением своего права на порядковую букву. Как известно, разделение группы на "авторитетов", "мужиков" и "опущенных" обнаруживается в результате экспериментов уже у крыс. Причем "авторитеты" наиболее подвержены стрессу, так как им приходится постоянно бороться за свой статус и постоянно опасаться его утери – в случае такой жизненной катастрофы, они автоматически вылетают в группу "опущенных", минуя нейтральную группу "мужиков".

Основной целью власти было, так или иначе, отбить всякую попытку личности возомнить о своей самостоятельной ценности. "Ты никто без государства" - должны были помнить о себе обитатели верхних этажей советского социума. "Ты никто и звать тебя никак вообще, по жизни" - должны были знать о себе "пролы".

В тюремной и армейской системе это накладывалось на сознательно формулируемую цель – сломать волю солдата/заключенного. Потому разоблачении тюремных нравов современной России напоминают не о тюрьмах дореволюционной России, а о Бухенвальде и Дахау, особенно первых лет их существования. Безусловно они также, как и гитлеровские концлагеря, являются орудием социальной инженерии, причем уже не дополнительным к партийно-идеологическим инструментам, а практически единственным. Какая часть населения постоянно пропускается через эту школу и, выходя, несет ее уроки своему социальному окружению? Причем с обеих сторон? В России существуют целые территории лагерей, жители которых состоят из наследственной ВОХРы уже в третьем-четвертом поколении, где лагерь дает единственную возможность устроиться в жизни и пределом мечтаний местных детишек является профессия надзирателя.

В России пытка и насилие – нормальный способ установления социальной иерархии. Насилующий утверждает этим актом свое место наверху; насилуемый закрепляется этим актом внизу. Это процветает уже и в детско-подростковой среде – отсюда нелепая, с точки зрения прагматики и безопасности, страсть подростков выкладывать в интернет съемки своих издевательств над сверстниками. С точки зрения самих подростков, зритель такого ролика должен понять тем, кто в этой истории "крутой", а кто "опущенный", и мысленно отождествлять себя с "крутым" (ну, не с "опущенным" же!).

Поэтому современный "Русский мир" - плоть от плоти этой Системы. И периодическая демонстрация видео с пытками из: колоний, полицейских участков, воинских частей и школ просто скрепляют его. Таким, хоть и страшным, но незамысловатым способом. И удивляться тут нечему.