Уже совершенно очевидно, что человечество переживает очередной, и очень глубокий, кризис. Тот оптимистический мир, в котором выросло мое поколение- мир стремительного социального прогресса, роста благосостояния по обе стороны "железного занавеса" (хотя, в разной степени и на разных уровнях), торжества просвещения и научного сознания, в общем мир, в котором можно было без особых натяжек верить в "конец истории" - этот мир рухнул и больше никогда не вернется.
Нельзя сказать, чтобы такой кризис был в новинку. Наши прадеды появились на свет также в весьма и весьма оптимистическом мире, который на всех парах несся по дороге прогресса в лучшее будущее, и тогда тоже казалось, что человечество достигло апогея своего развития, и осталось лишь слегка улучшить существующее, чтобы наступил земной рай. Человечество казалось путником, одолевшим трудный заснеженный перевал – впереди была не очень гладкая дорога, но перед взором уже зеленели сады и виноградники вожделенной долины.
Все это исчезло навсегда в один день ровно 105 лет назад – 1 августа 1914 года.
В тот телеграф передал экстренную новость: "Германия объявила России войну!". Петербург и Берлин наполнились ликующими патриотическими толпами. Грядущий кошмар представлялся "войной до осеннего листопада" с победоносным походом на Берлин или Петербург, после которого и будет достигнута вожделенная мировая гармония. Тогда, в представлении наших прадедов начиналась "последняя война" - война за прекращение всех войн.
Теперь мы знаем, какое будущее ожидало за поворотом людей "серебряного века", выпускников классических гимназий, воспитывавшихся на романтике Наполеоновских войн и революций ХIХ века. Началось тридцатилетие, которое некоторые историки не без основания считают тридцатилетием Великой Мировой Войны – одной единой войны 1914-1945 годов, разделенной (наподобие Столетней), промежутком непрочного мира.
Одновременно, это тридцатилетие оказалось эпохой величайшего в истории социального переворота, которому тогда же было дано наименование "восстания масс". Рухнули старые социальные отношения, конституционные монархии, бывшие выражением достигнутого с таким трудом компромисса между традиционными и новыми буржуазными элитами. Массы неудержимо вышли на улицы и породили, вместо мерещившейся неограниченной демократии, две страшнейшие тоталитарные диктатуры - коммунизм и нацизм. Мир после Освенцима и Хиросимы уже ничем не напоминал мир, существовавший каких-то три десятилетия назад.
Вновь возникший в 1945 году мир разделился на два лагеря – коммунистический и либеральный. Затем первый рухнул под тяжестью не столько гонки вооружений, сколько социального соревнования, а западная либеральная демократия (собственно, плод соединения классического либерализма с классическим социализмом) казалась победителем, получившим в награду весь мир.
Так, к концу ХХ века наступил очередной "конец истории": вновь оставалось лишь преодолеть некоторые мелкие шероховатости, вроде посткоммунистических национальных конфликтов, чтобы наступил рай на земле, "мир полудня".
То, что не все обстоит так прекрасно стало очевидно 11 сентября 2001 года. Но тогда мало кто заметил, что в Кремле зреет еще одно чудовище, порожденное, в свою очередь, крахом мира "второго", коммунистического.
По странной иронии судьбы, одним из первых, кто заметил это и внятно артикулировал, был последний кронпринц Австро-Венгерской империи Отто фон Габсбург – именно он еще в 2005 году, провел параллель между Путиным и Гитлером.
Так, в его лице, давно ушедшая эпоха прозрела грядущую.
Все это наложилось – или точнее вообще стало возможным – благодаря внутреннему социальному и политическому кризису постиндустриального западного общества, которое внезапно оказалось вовсе не тем кладезем растущего в бесконечность благосостояния и неограниченных возможностей, как мечталось из ХХ века.
Деиндустриализация Запада привела к размыванию среднего класса – особенно этот процесс стал явным после 2008 года, когда лопнуло дутое ипотечное благосостояние. Глобализация, в свою очередь, усилила процессы отчуждения политики от простого человека – ключевые для него вопросы больше не решались на национальном уровне избранными политиками, которых он мог бы контролировать, а решались анонимной и по большому счету безответственной наднациональной бюрократией.
А национальный истеблишмент в своих действиях стал зависеть от этой бюрократии гораздо больше, чем от своих избирателей.
Результатом этого кризиса элит и политических институтов, так напоминающего тот что случился 100 лет назад – и явилась серия поразительных событий, пронесшихся в последние годы по миру, от трампизма в США и Брекзита в Великобритании до победы артиста-комика на президентских выборах в Украине.
Мир послевоенной либеральной демократии рушится на наших глазах точно так же, как 100 лет назад под напором новых сил рушился мир классического либерализма. К чему это приведет, сказать пока трудно.
Но очевидно одно – вновь, как и 1 августа 1914 года (хотя внешне и не таким драматическим образом), мир вновь начал готовиться к войне. И в очередной раз – последней. После которой может действительно уже не быть никаких войн…