Разделы
Материалы

Побочный эффект демократии. Почему войны в Украине и Израиле ведут к сокращению ЕС

Европейское политическое единство — это миф, констатирует политический аналитик Далибор Рохач в колонке для American Purpose. Его нет сейчас, во время войны в Украине, и вряд ли оно достижимо после победы Украины…

Фото: Скриншот | Словацкий премьер Роберт Фицо — один из тех, кто подрывает единство ЕС

Оглядываясь назад, будущие историки могут увидеть 2023 как год, когда идея "стратегической автономии" Европы была окончательно похоронена. Даже несмотря на то, что во всем мире назревает конфронтация между западными демократиями и Китаем, Ираном и Россией, европейцы сыграли значимую роль только в последнем из них: оказывая финансовую помощь Украине, принимая украинских беженцев и предоставляя летальную помощь Киеву.

Учитывая, что в Венгрии и Словакии у власти находятся пророссийские правительства, еще неизвестно, хватит ли у ЕС необходимой стойкости, чтобы поддержать Украину до ее окончательной победы, и сможет ли он также обеспечить мирное и процветающее будущее Украины. На других театрах действий ЕС стал ненужным. "Европе отведена роль благонамеренной неправительственной организации, — непочтительно пишет Мэтью Карничниг из Politico, — чей гуманитарный вклад приветствуется, но в остальном игнорируется".

После террористической атаки ХАМАСа на Израиль президенты Европейской комиссии и Европейского парламента соответственно Урсула фон дер Ляйен и Роберта Метсола быстро отправились в Израиль, чтобы выразить свою солидарность. Почти сразу после теракта 7 октября один из членов Комиссии Оливер Варгели объявил, что ЕС "немедленно" приостановит свою помощь палестинским властям.

Однако в тот же день Оливеру Варгели возразил один из его коллег из ЕС, заявивший, что помощь "будет продолжаться до тех пор, пока это необходимо". В конце концов, Комиссия объявила о пересмотре своей помощи Палестинской автономии, чтобы убедиться, что средства не попали в руки террористов. Тем временем Верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Жозеп Боррель заявил, что палестинцам потребуется больше, а не меньше помощи. "Всего за 24 часа, — отмечает Карничниг, — Комиссия перешла от объявления о приостановке всей помощи палестинцам к сигналу, что она увеличит приток средств".

Тем временем визит фон дер Ляйен и Метсолы вызвал своего рода бунт внутри Комиссии: около 850 европейских государственных служащих подписали письмо протеста, раскритиковавшее "безоговорочную" поддержку Израиля со стороны фон дер Ляйен.

Урсула фон дер Ляйен оказалась между двух огней
Фото: AP Photo

Конечно, у "глубинного государства" Брюсселя очень мало полномочий высказывать мнения по этому вопросу, и его мнение уже привыкли игнорировать. Увы, то же самое справедливо и для руководства ЕС, чья морально справедливая и (на мой взгляд) по существу правильная реакция на зверства, творимые ХАМАСом, была оторвана от гораздо более разнообразной картины, предлагаемой отдельными государствами-членами ЕС.

В Ирландии президент Майкл Хиггинс без колебаний сформулировал моральное равенство между террористами и правительством Израиля, не говоря уже о том, что он распространял пропаганду ХАМАСа о том, что удар по арабской больнице "Аль-Ахли" в Секторе Газа является израильским, а не собственным злодеянием ХАМАСа.

На другом конце спектра чехи обсуждают перенос своего посольства в Иерусалим. Министр иностранных дел Чехии Ян Липавский был первым иностранным правительственным чиновником, посетившим Израиль и выразившим поддержку после нападения. Совсем недавно министр обороны страны Яна Чернохова призвала к выходу Чехии из ООН после того, как Генеральная Ассамблея проголосовала за "гуманитарное перемирие". Хотя выход Чехии крайне маловероятен, примечательно, что Чернохова вряд ли вызвала споры в стране, получив сочувственные отклики от премьер-министра, президента Чехии и даже от лидера оппозиции Андрея Бабиша.

Между тем Эмманюэль Макрон поспешил выставить напоказ свои антиисламистские интенции в Израиле, призвав к расширению уже существующей коалиции против ИГИЛ, чтобы принять на себя и угрозу со стороны ХАМАСа. В своем характерном подходе в русле политики "en-même-temps" (всем одновременно) Макрон также настаивал на возобновлении мирного процесса.

Какофония, при которой институтам ЕС не остается иного выбора, кроме как проводить политику наименьшего общего знаменателя, здесь является не исключением, а скорее нормой. Если ЕС превзошел ожидания в отношении Украины, как с точки зрения постепенного ужесточения режима санкций, так и с точки зрения объема поддержки, которую он предоставил стране (которая сейчас намного превышает вклад США), то это отчасти потому, что эти значальные ожидания были очень низкими.

Тем не менее, поводов для мании величия нет. Поставки ЕС не дотягивают в некоторых критических областях, а главное — в наращивании собственного военного производства до масштабов, позволяющих стабильно поставлять боеприпасы и другую военную технику в Украину. Кроме того, есть признаки того, что широкая поддержка Украины и ясность, с которой действовал ЕС, могут быть разовыми.

Поскольку Орбан и Фицо играют роль пятой колонны Москвы в ЕС, цена, которую европейским сторонникам Украины придется заплатить, чтобы придерживаться выбранного курса, только увеличится. И хотя о результатах выборов в Германии и Франции, которые состоятся в 2025 и 2027 годах соответственно, можно только догадываться, справедливо предположить, что они дают гораздо больше шансов расколоть единство ЕС по этому вопросу, а не укрепить его. И насколько вероятен последовательный европейский ответ, если блок столкнется с таким географически отдаленным вызовом, как китайская агрессия в Индо-Тихоокеанском регионе?

Те, кто все еще придерживается видения ЕС как автономного геополитического субъекта, предполагают, что существует техническое решение проблемы: реформа правил принятия решений блока, которая бы применяла правило квалифицированного большинства к вопросам внешней политики и политики безопасности ЕС. Это облегчит принятие четких решений в режиме реального времени.

Однако нынешнее правило единогласия существует не просто так. Именно потому, что страны ЕС расходятся во мнениях по вопросам внешней политики и политики безопасности — столь важных для их национальных интересов, — они предпочитают искать консенсус (пусть и неудовлетворительный), а не подчиняться воле квалифицированного, взвешенного по численности населения большинства своих членов. ЕС, который избегает консенсуса по деликатным вопросам, даст новую жизнь той самой центробежной динамике, которая отправила Великобританию в самостоятельный путь после референдума 2016 года.

Теперь можно утверждать, что сокращение членской базы было бы полезно для ЕС. Правительство Венгрии превратило свое презрение к институтам ЕС в форму искусства. Возможно, принуждение венгров к решению, хотят ли они быть в ЕС или нет, может быть полезно для блока, который стремится определить свою идентичность на основе общих ценностей. Однако это не тот аргумент, который выдвигают сторонники стратегической автономии — совсем наоборот. Фактически, они часто призывают к отходу от единогласия в контексте подготовки к будущим расширениям, особенно к вступлению Украины. Последнее, однако, только сделает ЕС более разнообразным, тем самым делая ставку на институты, которые могут приспособиться к такому разнообразию, а не взрывать ЕС.

В другом контексте "стратегическая автономия" была представлена ​​как страховой полис от второго срока Трампа, который может легко подорвать приверженность США безопасности Европы. Аргумент верен: новая изоляционистская администрация в Соединенных Штатах создаст значительные риски для безопасности Европы. Однако с точки зрения, скажем, Варшавы или Риги, эти риски необходимо сопоставить с рисками быть проигнорированными или отвергнутыми в Совете ЕС теми самыми западноевропейскими партнерами, которые в прошлом часто игнорировали интересы "новой Европы".

Другими словами, не обязательно быть очарованным Дональдом Трампом, чтобы быть готовым связать безопасность своей страны соглашением, дающим будущему президенту Ле Пен или канцлеру Вагенкнехту эффективную власть, позволяющую игнорировать важнейшие интересы Польши или Латвии.

С институциональной точки зрения, неудовлетворительный статус-кво является лучшим выбором для Европы, если она хочет сбалансировать единство с присущим ей плюрализмом. ЕС необходимо действовать сообща и решительно в тех областях, где существует консенсус, таких как будущее Украины в Европейском Союзе. Однако пытаться сделать то же самое в тех областях, где страны категорически не согласны, — это совсем другое и гораздо более рискованное предложение.

Тем не менее стоит отметить, что вопрос "автономии" лишь слабо связан с обороноспособностью континента. Трудно найти больше евроскептических правительств, чем те, которые возглавляли Польшу с 2015 года, однако наращивание военной мощи Польши и ее одновременный вклад в безопасность Европы были образцовыми. Для некоторых стран серьезное отношение к своей обороне может означать более глубокое сотрудничество с европейскими союзниками-единомышленниками в рамках таких схем, как PESCO или EDF — и это нормально. Для других, таких как Польша, это означало покупку множества оборудования американского (и корейского) производства — и это тоже нормально.

Меня, например, воодушевило руководство фон дер Ляйен и Метсолы в отношении Израиля и ХАМАСа. Однако с самого начала было также ясно, что их искренние и благие намерения не выдержат первого контакта с внутренними разногласиями в Европе. Полученная в результате картина разочаровывает, но она не должна удивлять тех, кто имеет базовое представление о реалиях, которые делают перспективу ЕС как единого геополитического игрока не более чем несбыточной мечтой.

Источник