Корреспондент Фокуса побывал в Старобельском погранотряде – на границе Украины и России. Двух стран. Двух миров. Двух цивилизаций
Канун Дня пограничника, Луганская область, пыльная дорога, скрежет коробки передач, вой мотора, пыль, дульный компенсатор автомата перед глазами.
Серо-зеленый УАЗик с наклейкой ДПСУ на капоте и дверях месит то грязь, то пыль. Мы едем на "ноль". Здесь, в районе Станицы Луганской, несут службу пограничники Старобельского погранотряда. Те самые солдаты в зеленых фуражках, воспетые во многих фильмах и книгах, и не раз проклятые всеми, кто считает их "клопами" на теле страны.
На "ноле"
Словом "ноль" здесь обозначают именно государственную границу. Для обычной передовой есть другое обозначение – "фасад". Те, кто до войны занимался мебелью, вздыхают: "Вот какие нынче "фасады" пошли".
На одном из блокпостов телефон озадаченно крякнул эсэмэской: "Приветствуем в России! Стандартные тарифы: исходящие звонки 30 грн/мин, входящие звонки 30 грн/мин".
Сидящий за рулем УАЗика Билли только усмехнулся: "Даже операторам мобильной связи не до нас".
В миру Билли зовут иначе, до войны он занимался мирным делом. Дома ждет семья, а он уже почти год на фронте.
Мы познакомились и подружились прошлой осенью под Волновахой, где он тогда нес службу в составе оперативно-боевой пограничной комендатуры "Львов". После ротации его перебросили на Луганщину.
За этот год он стал заметно жестче, изменился взгляд, изменилась речь – в ней стало ощутимо больше "командно-матерной" лексики и прибавилось седины в волосах.
Выбросили их на участок, как он рассказывал "с одними автоматами". Обеспечением всем необходимым – от бензопил до еды пришлось заняться нашим друзьям из Харькова, из группы Help Army.
Но одну просьбу сходу выполнить мы не смогли – у ребят не было ни оптики, ни тепловизоров. На "теплик" и бинокль собирали всем миром больше месяца и вот – мы его привезли.
Накануне нашего приезда у них был бой – один из многих, о которых либо не сообщают, либо говорят скупо.
Он и сам не любитель распространяться.
– Шла ДРГ с той стороны. Мы их обнаружили поздно – было темно, а они нас видели – у них тепловизоры были. Началась стрельба, мы ответили, они отошли.
Потом поставили пару растяжек – ночью грохнуло. Утром увидели следы от двух тел, которые тащили волоком. Слышим – звуки моторов. Шли "газон" и БМП. Потом идем по тропе – видим чужие растяжки. Так и воюем…
Осложняет ситуацию, что в здешних местах крепки традиции контрабанды – многие броды выложены кирпичами и бетонными плитами – так, чтобы спокойно проходила техника. До войны это были главным образом бензовозы – возили дешевые солярку и бензин из Ростовской области. Сейчас возят другие грузы.
О бое, в котором был тяжело ранен пограничник, говорит короче:
– Мы шли группой, увидели следы, я сказал всем оставаться на местах, сам пошел вперед. Слышу сзади – взрыв. Вернулся – один боец весь в крови. Осколок вошел в глаз, посекло руки, ноги, пах. Кое-как перетянули, ведь аптечек в группе нет, подготовленных медиков тоже нет. Мы его полтора километра несли на руках, сейчас он в госпитале в Киеве. Глаз так и не спасли.
О людях и зверях
За этими разговорами доехали до места. Лагерь пограничников в лесу – побитом осколками и изрытом воронками. Песчаный грунт – спасение и боль. Блиндаж отрыть тяжело, осыпается, но и снаряды уходят в землю – осколков меньше. Правда, от камуфлетов – подземных взрывов фугасного снаряда – осыпается со стенок все, что может осыпаться.
В лагере сейчас не все бойцы, часть несут службу на передовых заставах. Пока выгружаем волонтерские подарки, собранные харьковчанами – воду, футболки, вкусности – пограничники собираются у машины.
Совсем по-детски радуются биноклю и тепловизору, кто-то вздыхает: "Эх, раньше бы – был бы цел наш товарищ".
Я смотрю по сторонам. Деревья вокруг лагеря характерно побиты осколками. "Дрова напилить невозможно – цепи бензопил рвутся от осколков". Выручает полугорелый лес – когда били "Градами", он загорелся. Спас дождь, и сейчас от пожарища остались одни черные пеньки.
Солнце греет совсем по-летнему, и обязательная для каждой погранзаставы черно-рыжая овчарка лениво жмурится в тени. В блиндажах устроено подобие "темной комнаты" – место, где отдыхают сменившиеся с наряда бойцы. Умельцы даже соорудили небольшую капличку – икона, свечи.
– У вас хоть раз хоть один капеллан был?
– Какое там! Никто к нам, кроме ДРГ оттуда и волонтеров, не ездит.
На кухне в самодельной печке, тоже привезенной харьковчанами, готовят густой суп. От запахов начинает кружиться голова, и мы понимаем, что не ели горячего почти сутки. Повар с прозвищем Дед приглашает к столу и возражения не принимаются.
Попискивает рация, дежурный докладывает "Идут пять коробочек". Вскоре мимо нас проходит небольшая колонна грузовиков – это из стоящей рядом части.
Обычная жизнь обычной погранзаставы.
Так они живут – необычно лишь то, что вместо домиков все живут в блиндажах. Спрашиваю:
– А где, собственно, граница?
Билли показывает рукой:
– Вот поле, за ним лес – а там уже и Россия.
Последнее слово он не выговаривает, а выталкивает из обветренных губ.
Пытаюсь перевести разговор на другую тему:
- А с местными как?
- Знаешь, разные есть. К одной бабке как-то зашли одетые в горку, без лент, правда ("горка" – разновидность формы, характерная для сепаратистов. – Фокус). Говорит: "Я сама из Сибири, у меня наши ночевали уже, можете и вы заночевать". А есть и те, кто за Украину. Как везде…
Здесь граница проходит не только по Северском Донцу, Деркулу и полю. Она проходит по умам, сердцам, семьям.
Кажется, здешняя природа протестует против самого понятия "граница". Заповедник Шаров Кут до войны был одним из немногих уголков природы на востоке Украины, где встречались редкие звери, а в Деркул заходила на нерест рыба из Азовского моря. Сейчас через Деркул заходят двуногие звери. Заходят с единственной целью – убивать.
Граница двух миров
После обеда едем на передовую заставу.
На одном из перекрестков лежит обгорелый остов автобуса. На нем в августе прошлого года уезжали от войны семьи сотрудников заповедника. Передним колесом он наехал на фугас.
Взрыв был такой силы, что часть рамы и вещи пассажиров забросило на деревья – они до сих пор там. Выживших не осталось. На обгорелом остове детский бело-розовый кроссовок. Я пытаюсь обойти вокруг, но меня останавливает один из бойцов "Не ходи далеко – чтоб не пришлось тебя по частям с дерева снимать. Где фугас, там растяжки, а мы не все проверили, мало ли что они оставили".
Тихий лес. Солнце. Лужи от недавнего дождя. Зудят комары. По отброшенной в кусты детской курточке ползет змея. Мозг отказывается воспринимать реальность.
Один из погранцов уточняет:
- По лужам ездить тоже опасно – их минируют. Были подрывы. Так и живем – мы ставим мины – они их снимают. Или подрываются. Они ставят – мы их снимаем. Или…
Подкатывает броневик МПЗ – мобильной погранзаставы. Эти ребята заняты поиском и уничтожением ДРГ. Фотографироваться отказываются наотрез – среди них много местных, и за каждым идет охота.
- Читайте также: Призраки войны. Как работает спецназ в зоне АТО
После короткого разговора Билли мрачнеет, потом кивает:
– Ребята вас проводят. А я должен ехать. Увидимся еще.
- Споем, Билли.
- Гитары нет, и не до ковбойских песен…
Крепкое, до боли, объятие.
Тряская дорога. Наклейка ДПСУ на капоте. Вдали, над мостом, еле видный, трепещет на ветру флаг Украины.
Граница двух стран. Двух миров. Двух цивилизаций.
Фото: Александр Шульман