Бывший заместитель генпрокурора Виталий Касько рассказал Фокусу о том, почему решил уйти из прокуратуры, как Виктор Шокин блокировал расследования его подразделений и кто саботирует возврат активов беглой власти из-за рубежа
Спустя полтора года работы на должности заместителя генпрокурора Виталий Касько подал в отставку. Поводом для такого решения стало очередное перераспределение обязанностей в Генпрокуратуре, после которого его оставили без полномочий что-либо расследовать. По словам Касько, нынешнее руководство Генпрокуратуры окончательно превратило ведомство в орган, где господствует коррупция и круговая порука. После резонансного заявления об отставке ему стали приписывать связь с одесским губернатором Михаилом Саакашвили и потенциальное участие в его политическом проекте. Касько это опровергает, уверяя, что в будущем планирует посвятить себя адвокатской практике.
Объявляя о своей отставке, вы сказали, что это решение согласовали с западными партнерами. О ком идет речь?
— В Генпрокуратуре я курировал международное направление, так что у меня много иностранных партнеров в США, странах ЕС, Швейцарии и других государствах. Я предупредил их, что подаю в отставку, объяснил причины. Они меня поддержали, согласились с моими доводами. Без их доверия ГПУ не смогла бы добиться никаких результатов по уголовным делам, связанным с иностранными юрисдикциями. Санкции против бывших высших должностных лиц во многом сохранялись в том числе благодаря этим отношениям.
В какой момент вы приняли решение уйти из Генпрокуратуры?
— После того, как стало известно, что меня лишили каких-либо полномочий влиять на что-либо в работе прокуратуры, в частности расследовать дела "бриллиантовых прокуроров" и заниматься следствием в генеральной инспекции ГПУ. Также у меня забрали управление по расследованию коррупционных преступлений, совершенных должностными лицами, занимающими особо ответственное положение. Раньше его руководителем являлся Павел Жебривский. Это небольшое подразделение было укомплектовано профессиональными кадрами, и несмотря на то, что нас закидывали всяким мусором, оно направляло дела в суд и у него были неплохие наработки. Всю последнюю неделю я зрел, советовался с партнерами, коллегами и за выходные принял решение уйти в отставку.
То есть помимо следствия генинспекции вас лишили еще и руководства подразделением, которое фактически дублировало функции Национального антикоррупционного бюро?
— Да. Мне это управление передали в сентябре. Некоторое время НАБУ не могло полноценно работать, потому что продолжался конкурс на должность антикоррупционного прокурора. В ноябре его избрали, и тут началась неразбериха с подследственностью. В итоге нам позволили только закончить расследование дел, возбужденных прокурорами до 20 ноября 2015 года. Все остальное относилось к подследственности НАБУ, и мое подразделение не имело право браться за такие дела.
Что вы успели сделать в рамках работы этого подразделения?
"Помочь реформировать ГПУ невозможно, потому что нет воли что-то менять"
— Я так понимаю, что идея состояла в том, чтобы показать, что мы ничего не сможем сделать. Нам долго не назначали людей, при этом в управлении, которое нам передали, не было и трети дел, связанных с высокопоставленной коррупцией. Например, здесь расследовали дело бывшего комбата "Айдара" Мельничука. Мы попросили генпрокурора забрать у нас все дела, которые не имели отношения к коррупции, и передать их Главному следственному управлению (ГСУ). Он отказал. В суд мы успели направить дело по взятке налоговиков и прокурора, дело по обвинению работников ГФС Днепропетровской области во взятке на сумму 2,2 млн грн, дело по взятке зампредседателя Апелляционного суда Черновицкой области, дело по обвинению во взяточничестве судьи Хозяйственного суда Киевской области, дело бывшего ректора налогового университета Мельника, дело по народному депутату Мельничуку и дело по его помощнику Грабу. Когда я курировал это подразделение, у нас случайно оказалось дело БРСМ-Нафты. Как только мы провели первый допрос прокурора по этому делу, ему почему-то стало нехорошо, и сразу после этого генпрокурор своим личным постановлением без каких-либо объяснений отобрал у нас это производство и передал в Главное следственное управление. Еще одно интересное уголовное дело касалось судьи Хозсуда Киева. Мы накопали новый эпизод, в связи с чем уведомлять о подозрении нужно было еще одного судью этого же суда. Как только об этом стало известно генпрокурору, у нас отобрали это уголовное дело и передали Главному следственному управлению. В итоге в суд дело пошло без подозрения еще одному судье. На прошлой неделе мы должны были уведомлять о подозрении хорошо известного по публикациям в СМИ мэра Бучи. Мы проводили следствие по обращению общественной антикоррупционной организации по земельным махинациям в Буче и Ирпене. Как оказалось, ГСУ давно расследовало дело по подобным эпизодам, и мы попросили передать его нам, чтобы объединить и все вместе расследовать. Но они не передали. В итоге мы расследовали один свой эпизод земельных махинаций, по которому собрали доказательства, чтобы уведомить мэра о подозрении. И тут внезапно наше подразделение ликвидировали. В общем, так и работали.
Какие подразделения оставили за вами?
— Международный департамент и ювенальное управление. Первое — это важное направление, но оно не может эффективно функционировать автономно, если другие подразделения работают неэффективно, в частности следствие и процессуальное руководство. Мы можем направить, подсказать, помочь, но не можем сделать работу вместо них, мы действуем в рамках УПК в части международного сотрудничества и международных договоров. Ювенальное управление — это процессуальное руководство делами, где преступления совершаются несовершеннолетними. Как вы понимаете, несовершеннолетних коррупционеров пока нет. Таким образом, меня лишили каких-либо минимально действенных инструментов влияния на ситуацию в прокуратуре. Помочь реформировать ее невозможно, потому что нет воли что-то менять. Помочь в возврате активов невозможно, поскольку Главное следственное управление не может и/или не хочет нормально расследовать дела. Бороться с коррупцией в прокуратуре тоже не дали, потому что следствие генеральной инспекции у меня забрали. Причем забрали тогда, когда мы предъявили подозрение в вымогательстве (по сути, в прокурорском рэкете) господину Александру Корнийцу (один из фигурантов дела "бриллиантовых прокуроров". — Фокус). Утром предъявили, а вечером у меня забрали следствие генеральной инспекции.
Что за подозрение в рэкете?
— Завладение мусорным бизнесом господина Олега Чайковского. Мы собрали достаточно доказательств, чтобы предъявить подозрение, планировали в этом месяце направить дело в суд. По этому делу также проходит сестра Корнийца, так как бизнес оформлялся на нее. Кстати, дело о мусорном бизнесе существовало и до самой истории с "бриллиантовыми прокурорами". Его расследовала прокуратура Киева, и по нему проходил Корниец. В какой-то момент оно попало в ГСУ Генпрокуратуры, где его безосновательно закрыли, хотя надо было расследовать и передать в суд. Мы его возобновили, провели нормальное расследование и уведомили о подозрении. Я считаю это дело очень перспективным.
Почему вы ушли, не дождавшись приговора по делам, которые сами направили в суд?
— Я никак не могу влиять на процесс в суде, не имея в подчинении прокуроров, которые ходят в суд и поддерживают обвинение. И не могу влиять на расследование, если в моем подчинении нет следователей. Изначально Давид Сакварелидзе (заместитель генпрокурора. — Фокус) курировал следствие в генеральной инспекции, а я занимался процессуальным руководством. Потом нас поменяли местами: прокуроров у меня забрали и отдали ему, а мне передали следственное управление. Все, что я мог, — расследовать новые дела против "бриллиантовых прокуроров". Влиять на рассмотрение этого дела в суде у меня уже возможности не было. Это звучит вдвойне странно, учитывая то, что в интервью телеканалу "Интер" Шокин говорит, что Сакварелидзе якобы не очень хорошо разбирается в украинском законодательстве. При этом он поручает ему курировать рассмотрение дела по "бриллиантовым прокурорам" в суде. Странная логика. Расследовать новые дела против "бриллиантовых прокуроров" мне тоже не дали. При этом глашатаям ГПУ хватает наглости кричать в эфире, что я ушел от ответственности. Они меня лишили всех полномочий, а я должен был сидеть и наблюдать со стороны, как они гробят дело "бриллиантовых прокуроров" в суде?!
После своей отставки вы говорили, что в суде дела "бриллиантовых прокуроров" развалятся. Вы не верите в способность Сакварелидзе довести их до конца?
— Я очень хорошо знаю, что происходит за кулисами этого дела и что происходит в судебных инстанциях. Мы закончили расследовать дело еще в ноябре. Затем с материалами знакомилась сторона защиты. 4 января, в первый рабочий день этого года, мы направили дело в суд. Оно бродило из Печерского суда в Апелляционный, из Апелляционного в Высший специализированный, а остановилось в Голосеевском. У меня есть достаточно оснований считать, что делается максимум для того, чтобы убить это дело в суде. Я верю в Сакварелидзе. Как я могу не верить, если мы вместе начинали расследовать это дело? В процесс изначально были вовлечены два заместителя генпрокурора. Если бы один из них сработал, скажем так, ориентируясь на посторонних людей, дело развалилось бы сразу. Сможет ли он противостоять тому, что происходит за кулисами этого дела? Надеюсь, что да.
Почему дела перебрасывалисьиз суда в суд? Это связано с давлением Генпрокуратуры?
— Мне трудно сказать, какая именно версия сработала, но то, как и под какими предлогами это дело гуляло по судам, у меня лично вызывает вопросы. Из Печерского суда в Апелляционный оно отправилось, потому что все судьи, которые могли его рассматривать, внезапно оказались в отпуске. Из-за этого дело пошло в Апелляционный суд. Там придрались к названию улицы Физкультурной, которая упоминалась в материалах дела. В обвинительном акте название этой улицы было записано так, как его указал заявитель. Понятно, что дело происходило в Киеве. Но Апелляционный суд сказал, что в Киеве есть улица Физкультуры, а улица Физкультурная имеется в каком-то селе в Киевской области. В итоге дело отправилось в Высший специализированный суд. Оценили уровень аргументов? Высший спецсуд посмотрел на все это и сказал: не балуйтесь, после чего вернул дело в Апелляционный суд, который в итоге почему-то решил определить подследственность за Голосеевским судом Киева. Лично у меня этот суд вызывает много вопросов.
"Если вы слышите о том, что генпрокурор теперь совсем не при делах, потому что создали Государственное бюро расследований или еще что-то в этом роде, то это не так. Прокурор является процессуальным руководителем по любому делу, какой бы орган его ни расследовал. Он не только стоит во главе, он несет ответственность за это дело и в любой момент может его свернуть"
Правда ли то, что замглавы этого суда — кума Корнийца?
— У меня тоже есть такая информация.
Вы говорили, что по отдельным эпизодам не успели предъявить подозрение Корнийцу и второму фигуранту этого дела Владимиру Шапакину. О каких эпизодах идет речь?
— Кроме дела о мусорном бизнесе, есть еще дело о незаконном обогащении, в котором фигурируют оба "бриллиантовых прокурора". Это дело касается многих эпизодов, один из которых — обучение дочери Корнийца в Великобритании. Человек, который всю жизнь проработал на госслужбе, получая государственную зарплату, и жена которого очень часто находилась в декрете и ничего не зарабатывала, смог позволить себе учить дочку в Лондоне. Общая сумма проплат за обучение составила более $200 тыс. И самое интересное, что эти проплаты осуществляла в том числе офшорная компания, где номинальным директором был Эрик Ваннегельс — известная личность, связанная с аферой по вышкам Бойко. Это очень интересное направление для расследований. Я был вынужден озвучить эту информацию, чтобы она не пропала потом в прокуратуре, как это иногда бывает, и чтобы журналисты и общество следили за расследованием этого эпизода. Следующее дело касается происхождения самих бриллиантов. Мы никогда особого внимания на эти бриллианты не обращали, поскольку они не были предметом взятки. Мы просто изъяли их как имущество, которое подлежит конфискации. Сейчас выяснилось, что само завладение этими бриллиантами может быть предметом преступления. Это тоже очень интересная история, и на определенном этапе следователи и прокуроры, если им дадут расследовать, расскажут, каким образом у Корнийца оказались эти бриллианты.
Бег с препятствиями
Во время работы в Генпрокуратуре палки в колеса вам вставлял лично Виктор Шокин?
— У Виктора Шокина есть много хороших инструментов вставлять палки в колеса — управление внутренней безопасности, которое возглавляет некто Дзюба, бывший руководитель Шапакина. Это одно боевое подразделение, которое нас "кошмарило" до последнего момента. Второе боевое подразделение — Главное следственное управление, где Шапакин также работал, будучи первым замначальника. ГСУ завело на мою команду несколько уголовных дел. Часть из них закрыта, часть — нет. Против моей команды возбуждала дела и военная прокуратура. Против нас были запущены все имеющиеся инструменты. А сдерживала их только публичность этого дела, они боялись идти дальше только тогда, когда все выходило наружу.
На какой стадии находится расследование уголовных дел против ваших бывших подчиненных? Руководитель военной прокуратуры Анатолий Матиос несколько месяцев назад публично обещал ускорить ход расследования, чтобы люди не находились в подвешенном состоянии.
— Насколько я понимаю, по уголовным делам в отношении моих бывших подчиненных открытые следственные действия не проводятся, но и сами дела не закрываются. Дадут команду — расследования активизируются. При этом команда закрыть дела не поступала. Аналогичная ситуация со служебными расследованиями, на которых и меня, и их пытались тягать.
"У Виктора Шокина есть много хороших инструментов вставлять палки в колеса. Первый — управление внутренней безопасности, которое возглавляет некто Дзюба, бывший руководитель Шапакина. Второй — Главное следственное управление, где Шапакин также работал, будучи первым замначальника"
Что будет теперь с людьми, которые с вами вместе работали?
— Они выведены за штат. Это значит, что их должны предупредить об увольнении, и если им не найдут других должностей в системе прокуратуры, на которые они согласятся, то они считаются уволенными в связи с сокращением или реорганизацией. По большому счету, их судьба зависит от того, предложат ли им работу в каком-то новом департаменте, или нет.
Как они восприняли ваше увольнение?
— Как свершившийся факт. Все, что я мог сделать, находясь в системе, я сделал. На определенном этапе меня поставили в такие рамки, что мои возможности за пределами системы по защите или поддержке этих людей будут выше, чем в пределах этой системы.
Вечные странники
Почему не удалось добиться экстрадиции Игоря Маркова и Юрий Колобова?
— Экстрадицией Маркова занимался Минюст, поскольку его дело находится в суде. Через Генпрокуратуру такие запросы направляются, когда дело находится на этапе досудебного расследования. По делу Колобова никакой официальной информации на момент моей работы в ГПУ от Испании еще не поступило, я ничего не знаю о каких-либо решениях, вступивших в силу. Поэтому комментировать, не видя этих решений, не могу.
Какие обвинения в отношении Колобова Украина передала испанской стороне?
— Соучастие в разворовывании имущества Укртелекома. Это экстрадиционное преступление.
Застрявшие миллиарды
Часть найденных за границей активов бывших высокопоставленных лиц арестована. Кто-то занимается поиском оставшихся активов?
— Тех активов, которые уже найдены, вполне достаточно для начала работы по их возвращению. Вы понимаете, всех коррупционеров не пересажаешь. Как делают в нормальных странах? Ловят показательно политически значимых лиц и всем демонстрируют, как эффективно работает система. Дальше действует превенция — остальные начинают бояться и не делают глупостей. То же самое с активами. Надо выделить те активы, по которым есть перспектива возврата, интенсивно поработать и прийти хотя бы к приговорам украинских судов по ним. Искать активы можно вечно. Не думаю, что задача следственных органов все заблокировать. Пусть они из того, что заблокировано, хотя бы что-то вернут. Могу привести пример того, как это делается. Когда меня назначили на должность замгенпрокурора, я осуществил несколько визитов в Швейцарию и другие страны. В результате из Швейцарии я лично, не заведуя следствием, а заведуя только международным департаментом и имея хорошие связи среди прокуроров других стран, привез нашему Главному следственному управлению все номера счетов и названия банков, где лежат средства бывших должностных лиц. Положил им на стол — работайте, ребята. Это было полтора года назад. Вы думаете, эти счета арестованы по запросам украинского следствия? Нет. Швейцарцы заблокировали их по собственной инициативе, введя санкции. Аналогичная ситуация в Лихтенштейне. Теперь давайте возьмем Нидерланды и господина Виталия Захарченко (бывший министр внутренних дел. — Фокус). Я привез оттуда огромную папку документов, где расписаны все холдинги, которые владеют недвижимостью и прочими активами Захарченко и его семьи. Много с того момента изменилось? Вы слышали, что дело, связанное с экономическими преступлениями Захарченко, направлялось в суд? У меня нет возможности посмотреть ни одно дело, чтобы узнать, на какой стадии его расследование и почему так туго все идет. Но я недавно спрашивал у наших иностранных экспертов, которые пытаются хоть как-то помочь в расследованиях, найдена ли хотя бы по нескольким делам реальная связь между совершенным в Украине преступлением и заблокированными где-то деньгами. Пока нет видения, где эта связь. Для возвращения активов нужны не просто приговоры украинских судов, нужно, чтобы там было написано, что деньги были украдены в Украине, а потом по такой-то схеме оказались в такой-то стране.
Следствие сознательно саботирует этот процесс или просто нет профессионалов, которые могли бы расследовать такого рода дела?
— Есть два фактора. Первый — это непрофессионализм, так как дела достаточно сложные. Чтобы их расследовать, надо было научиться этому. Мы предлагали сотрудникам ГПУ пройти тренинги, приглашали для этого иностранных экспертов. Но большинство следователей считают, что они и так знают, как работать. Второй фактор — это, конечно, коррупция. Возьмите, к примеру, дело Николая Злочевского (экс-министр экологии. — Фокус). Деньги, которые заблокировали прокуроры Великобритании, разблокировали благодаря тому, что адвокат Злочевского подал запрос в ГПУ и уже на следующий день получил ответ, что его клиент — самый порядочный человек на земле. Ответ на запрос дали лично в руки адвокату, и почти никто не знал о его существовании. Потом этот документ всплыл в британском суде. Так же расследовалось и само дело по Злочевскому. Долгое время этот процесс шел безуспешно, а потом дело оказалось в МВД. Почему производство по бывшему должностному лицу, относящееся к компетенции прокуратуры, вдруг направляется в Министерство внутренних дел? Я до сих пор не знаю, кто вынес такое постановление. МВД, конечно, очень удивилось. И пока оно где-то там блуждало, в Великобритании сняли арест с активов. Это произошло из-за непрофессионализма следователей? Не думаю.
Вас упрекают в том, что поиск активов за рубежом — полномочия международного управления, которое вы возглавляли. И в этом направлении ничего не сделано.
— Это очевидная манипуляция. Международка не имеет полномочий по собственной инициативе искать активы. Этим должно было днем и ночью заниматься Главное следственное управление, проводя расследование. Активы отдельно от расследований не ищут.
Верховная Рада приняла за основу закон о спецконфискации. Его проталкивают под предлогом того, что без принятия этого закона нельзя вернуть арестованные активы из-за рубежа. Это действительно так?
— Нет, это не так. Активы Лазаренко и Кудюкина возвращали при еще худшем законодательстве, чем сегодняшнее. Поэтому нельзя говорить, что у нас недостаточно инструментов. Откуда появился этот законопроект, как и законопроект о создании Агентства по управлению активами? Их разработало гражданское общество, Минюст и Генпрокуратура в рамках работы Межведомственной группы по возврату активов. Законопроекты подготовили и передали в Администрацию президента. Там на это никак не отреагировали. Потом на одном из заседаний по визовой либерализации премьер публично попросил меня передать Кабмину эти законопроекты, потому что они очень кстати были для продвижения визовой либерализации. Я позвонил в АП: вы не против, если я передам? Они сказали: не против. Мы передали, их внесли в Верховную Раду. Проекты одобрили все международные эксперты, только ряд представителей фракции БПП заявили, что это крайне плохо подготовленные правительством законопроекты и их нужно полностью переделать. В итоге их исковеркали настолько, что ЕС стал упрекать Украину в провале внедрения спецконфискации, ареста имущества связанных лиц и что Агентство по управлению активами превратили в большой склад. После этого в ГПУ пришло письмо из АП со словами: изучите, там такие плохие законы в парламенте приняли, куча несоответствий, работать они не будут, дайте свои предложения. Я долго смеялся. Конечно, плохие, потому что люди, которые ничего в этом не понимают, внесли изменения, которые не клеятся друг с другом. В результате пришлось возвращаться к нашей редакции законопроектов. Безусловно, эти законопроекты помогут вернуть активы. Но они не панацея. Да, помогают, упрощают процесс, но они далеко не революционные. Это не гражданская конфискация, не non-criminalbasedconfiscation, это не возможность выставлять презумпцию, что то или иное имущество получено преступным путем, чтобы потом уже конкретное лицо в суде доказывало, что это не так. До этого мы еще не дошли. То, что принимают сейчас, это азбука.
"Я привез нашему Главному следственному управлению все номера счетов и названия банков, где лежат средства бывших должностных лиц. Положил им на стол — работайте, ребята. Это было полтора года назад. Думаете, эти счета арестованы по запросам украинского следствия? Нет. Швейцарцы заблокировали их по собственной инициативе, введя санкции"
Реформы на паузе
Оправдано ли создание в Украине большого количества новых правоохранительных органов?
— С моей точки зрения, да. Чем больше мы рассредоточим полномочия по разным органам, тем меньше будет коррупционных факторов. То же Агентство по управлению активами нужно для того, чтобы следователь, который изъял 10 мешков золота, не заведовал их хранением, так же как не должен следователь думать над тем, как управлять арестованным домом Пшонки в Гореничах. Вы видели, во что превратился дом Пшонки? Вот такое управление активами сейчас. Чем больше в системе будет сдержек и противовесов между всеми органами, тем лучше. Многие говорят: зачем нам столько органов, когда есть прокуратура — поручим ей все. Но это все заканчивается тем, что прокуратура превращается в политический инструмент, который преследует кого надо в нужный момент. Единственное, с чем я не согласен, так это с функциями, которыми наделили Государственное бюро расследований. Каково было его предназначение? Расследование только одной категории уголовных дел: пыток и других серьезных нарушений прав человека со стороны работников правоохранительных органов. У нас на ГБР кроме этого навесили еще борьбу с оргпреступностью, расследование убийств при отягощающих обстоятельствах, военные преступления, тем самым нивелировав саму идею этого органа. Орган, который борется с оргпреступностью и расследует военные преступления, — это тот орган, где в первую очередь может возникать риск жестокого обращения с подозреваемыми лицами. Неужели он потом будет эффективно расследовать такое жестокое обращение? Понятно, что нет. Так что идея по созданию самого органа была правильная, а воплощение — как всегда.
Насколько сейчас уменьшилось влияние Генпрокуратуры на другие правоохранительные органы?
— Если вы слышите о том, что генпрокурор теперь совсем не при делах, потому что создали Государственное бюро расследований или еще что-то в этом роде, то, поверьте мне, это не так. Прокурор является процессуальным руководителем по любому делу, какой бы орган его ни расследовал — ГБР, НАБУ, Налоговая милиция и т.д. Он не только стоит во главе, он несет ответственность за это дело и в любой момент может его свернуть.
Реформа прокуратуры, которую проводил Давид Сакварелидзе, оказалась неудачной — большинство должностей руководителей местных прокуратур заняли люди из системы. Если бы у вас была возможность провести эту реформу, как бы вы это сделали?
— Я бы попросил нынешних прокуроров покинуть свои посты и провел бы открытые конкурсы, в которых дал бы возможность участвовать и бывшим прокурорам. Конкурсные комиссии составил бы из западных прокуроров и представителей нашего гражданского общества. По большому счету, это старый добрый грузинский вариант. Но у нас все говорят, мол, Грузия маленькая страна, им было проще. Хотя, мне кажется, у нас этот опыт тоже применим. К сожалению, на нынешнем этапе эволюционный путь вряд ли приведет к результату. При этом, конечно, нет смысла проводить конкурсы на вакансии с зарплатой в 2 тыс. грн. Количество прокуроров надо существенно уменьшать. Зачем нам 18 тыс. прокуроров? Достаточно сократить их численность и дать оставшимся достойную зарплату.
Во время нашего предыдущего интервью вы говорили, что сумма 8 тыс. грн, которую прокуратура вернула в бюджет от коррупционных преступлений, не соответствует действительности. Удалось выяснить, сколько денег было реально возвращено?
— За уголовно наказуемую коррупцию в прошлом году прокуратура вернула в бюджет около 300 тыс. грн. Это сумма, собранная по всей Украине. Это очень мало. В ней нет ни копейки семьи Януковича. Что касается активов, возвращенных гражданско-правовыми методами, чем я некоторое время занимался, мы их стоимость не считали, потому что как оценить земли, скважины, заводы? Сейчас рупоры ГПУ считают и приводят какие-то миллиарды, но эти цифры из воздуха. Вот мы в свое время вернули 300 га земли, но кто знает, какова их цена? Вернули источник полезных ископаемых, и даже если ГПУ вам скажет, что он стоит 120 млрд грн, кто и как это будет проверять?
Вы не жалеете о том, что пришли работать в прокуратуру?
— Я никогда не жалел о своих решениях. И такой опыт — тоже опыт.
Что считаете самым важным из того, что успели сделать?
— Мы вернули довольно много активов — земли Межигорья, Сухолучье, активы Клюева. Создали международную следственную группу по авиакатастрофе MH-17 — в истории Украины это было сделано впервые. Я принимал участие по созданию устава трибунала по MH-17 в Нью-Йорке. Мы создали Генеральную инспекцию и провели операцию по задержанию так называемых "бриллиантовых прокуроров", проведя обыск в Генпрокуратуре. Бывало ли такое ранее? Мы сделали все возможное и невозможное для того, чтобы санкции против бывших должностных лиц продержались до нынешнего времени. При нашем уровне следствия добиться такого результата было очень непросто. Мы подготовили законопроекты, касающиеся Агентства по возвращению активов, касающиеся изменений в УПК, связанных с арестом имущества и спецконфискацией. Мне кажется, это хороший шаг вперед, учитывая, что у ГПУ вообще-то нет права законодательной инициативы. К тому же меня каким-то удивительным образом назначили членом Конституционной комиссии. Сейчас ГПУ взахлеб рассказывает о том, какой плохой был заместитель генпрокурора, непонятно, чем он полтора года занимался. Но почему-то именно Касько назначили членом Конституционной комиссии, и я предложил ту часть, которая касалась прокуратуры и которая легла в основу проекта закона. Ее высоко оценила Венецианская комиссия. Так что время прошло не зря.
Вы допускаете свое возвращение в прокуратуру, если Виктора Шокина отправят в отставку?
— Сомневаюсь. Замена лица никак не повлияет на ситуацию. Если прокуратура останется такой же, там нечего делать. Я три раза после Революции достоинства отказывался возвращаться работать в прокуратуру. Но меня заверили, что начнется реформа, что мы с европейцами будем делать европейскую прокуратуру, что есть проект нового закона о прокуратуре и что все теперь будет иначе. Люди, которые меня в этом убеждали, вскоре сами были уволены.