Разделы
Материалы

"Сели и договорились!" Как в серой зоне видят мир на Донбассе после "нормандской четверки"

Влад Лазарев
Фото: Getty Images

Фокус побывал в серой зоне, где дети ходят в школу через заминированную линию разграничения и никогда не видели Луну, потому что из-за обстрелов не выходят на улицу по вечерам

Пропускной пункт "Майорск", который в народе прозвали воротами на оккупированную территорию. Ежедневно его пересекают до 15 тыс. человек. В основном это старики, которым надо получить или переоформить пенсию. Ситуацией пользуются перевозчики. Таксисты наматывают круги вокруг группки пенсионеров.

— Ребята, в этом банкомате денег нет, довезу до Бахмута за 50 грн! — выкрикивает один из таксистов.

— Отвезу через таможню до "нуля", есть два места! — перекрикивает его другой.

Но "ребята" за семьдесят не спешат раскошеливаться и направляются к местному отделению Ощадбанка на окраине Майорска. Рядом с ним открыты обменный пункт и пара магазинов.

В длинной очереди к банкомату время от времени слышно, как кто-то помоложе спрашивает: "Вы за кем занимали?" Пенсионеры и рады бы ответить, но память уже не та.

— Что ты мерзнешь? Иди в кафе погрейся! — прикрикивает одна из старушек на своего старика.

Местное кафе "Домашняя кухня" давно превратилось в зал ожидания для пенсионеров. Открыла его предприниматель из Жованки Ирина Борисова. В разговоре со мной признается: для нее разведение войск — приговор.

— Я не политик, я человек, который, как и многие донецкие и луганские, нахлебался войны, — говорит предпринимательница. — Если ВСУ и добробаты уйдут, диверсионные группы врага будут шастать по моей улице. Меня заберут первой. Так уже было.

Рассказывает, что до войны вела бизнес в Горловке. А в 2015-м ее с сестрой и мужем забрали прямо из кухни и потащили "на подвал" в Енакиево. Боевики знали о проукраинских взглядах семьи. Кроме того, им кто-то сообщил: сын Ирины воюет в украинской армии еще со времен Славянской кампании.

— Не хочу пересказывать, что там было, не хочу плакать, — всхлипывает Ирина. — Нормальным людям не стоит знать подробности. При нас расстреляли семью горловчан с маленьким ребенком. Сказали, что они корректировщики, а они были обычными грибниками с туристическими картами. Каждый раз, когда я слышу разговоры о мире, вспоминаю эту пару с малышом. Я ничего не имею против мирных переговоров. Но только не с убийцами.

Линия разграничения. В последние годы в поселке Жованка обстрелы почти не прекращались. Летом 2018 года здесь всего за один месяц сгорело около 15 зданий

По словам Борисовой, когда была в плену, допросы вели не российские "отпускники", а местные жители. Они и по сей день живут в Горловке.

— Эти люди не видят ничего плохого в том, что пытали ни в чем не повинных и отжимали у них квартиры. Вы с ними собрались мириться?! В 2015 году я встретила в Горловке девочку, которая у меня в кафе работала техничкой. На ней были норковая шуба в пол и белые кроссовки. Она меня узнала и решила поделиться своей радостью: "Представляете, Ирина Анатольевна, я замуж за ополченца вышла! Ему дали дом! Там на втором этаже в шкафу висели шубы, лежало шелковое постельное белье". Я ее спросила: "И как ты спишь на этом белье?" А она мне ответила: "Прекрасно!" Угрызения совести ее не мучили. Знаете, я хорошо помню, сколько сил мы с мужем потратили на то, чтобы построить в Горловке дом. А еще — как выла в Полтаве, куда мы уехали на какое-то время после плена, с выбитыми зубами и вырванными волосами.

Поначалу возвращаться из Полтавы на Донбасс супруги не планировали. Но потом заболели родители. Пришлось вернуться, чтобы их досмотреть и похоронить.

— Что нас держит? Может, возраст, — вздыхает женщина. — Сложно в 56 лет опять начинать с нуля. Страшно потерять то немногое, что есть. Но устали мы от происходящего смертельно. То обстрелы, то односельчане вслед кричат: "Бендеровка!" Хочется завязать свою жизнь, свои вещи в узелок и уйти.

Если разведения не будет, Ирина с мужем останутся жить в Майорске. А если операция все-таки состоится, планируют забрать кота и собаку и уехать к сыну в Полтаву.

Первая в жизни Луна

Сейчас в Майорске относительно тихо. Я услышал лишь пару отдаленных "бабах". Позже в сводке ООС появилась информация о том, что в соседнем поселке Шумы пророссийские боевики из противотанкового управляемого ракетного комплекса подбили грузовик украинских военных, который развозил продукты и воду на дальние позиции. Троих бойцов контузило.

Но пару лет назад здесь было горячо. Во время обстрелов в Майорске разбили газопровод, повредили ЛЭП, и жители пятиэтажки несколько месяцев готовили еду на костре. Вспоминают, как утром собирали ветки, снесенные осколками: желающих пойти за дровами в заминированную посадку не нашлось.

— У каждой хозяйки был свой очаг, — рассказывают люди. — Потом появились газовые баллоны, электричество, благотворительные организации и миссии помогли поменять разбитые окна.

— Говорите громче. У меня после контузии слух стал хуже. В железный бак возле дома попали! Вышла я тогда в огород, а мина не скрипнула, не рыпнула. Просто бах — только осколки полетели. Стою и думаю: "Хорошо, что живая осталась", — вспоминает жительница Майорска Наталья.

Патриот Украины. Сын жительницы Жованки Ирины Борисовой воюет в украинской армии еще со времен Славянской кампании

По ее словам, до войны Майорск процветал.

— У нас столько малышни на детской площадке было, что я не сразу находила своих, — продолжает она. — Сейчас в целом в поселке проживает не более 16 детишек. Разъехались, когда все летело, свистело и падало.

Сама Наталья в начале войны вместе с детьми пряталась в гараже, в яме под машиной. Из-за сырости сын и дочь стали болеть. Пришлось вернуться в дом и спать на полу, чтобы осколками не посекло.

— Дети боялись, плакали, кричали. Нашего кота на их глазах пришибло. Мы вышли после обстрела, а он кровью истекает, перебило лапы, — вспоминает женщина. — Они такого натерпелись, что я у восьмилетней дочки седые волосы вырывала.

И все же она считает, что на состояние здоровья ее детей война не повлияла. — Во-первых, у нас сейчас стало спокойнее. Во-вторых, прошло время. Если бы какие-то травмы были (например, психологические), я бы уже заметила. Но изменений в поведении детей не вижу.

Однако руководитель гуманитарной миссии "Пролиска" Евгений Каплин уверен, что война способна напомнить о себе даже через годы. Рассказывает историю о женщине, которая три года назад в Золотом непосредственно у линии разграничения родила дочь. Обстрелы тогда были такими сильными, что скорая не приехала. Впоследствии мать с ребенком несколько лет прожили в серой зоне. Потом благодаря одной из благотворительных программ им купили жилье в Лисичанске.

— Как-то вечером уже в Лисичанске мама с дочкой вышли на улицу, — рассказывает Каплин. — Ребенок посмотрел на небо, показал на Луну и спросил: "А что это?" Девочка увидела ее первый раз в жизни! В серой зоне из-за обстрелов люди по вечерам из дома на улицу не выходили.

По словам Каплина, жителей Донбасса часто называют маргиналами. Мол, те паразитируют на госдотациях, живут от гуманитарки к гуманитарке, поэтому и не уезжают из зоны боевых действий. Но это лишь часть правды.

— Почему никто не думает, что кому-то из обитателей серой зоны родственники могут помочь только в том случае, если они остаются здесь? — говорят волонтеры. — Почему не учитывают, сколько стоит аренда жилья на свободной территории? Не берут во внимание неуверенность людей в том, что они смогут найти работу за нормальные деньги? Дома им за жилье платить не надо. Именно поэтому большинство из них не уезжают. Я знаю ребенка, у которого в плече осколок. Его мама не знает, где взять 10–15 тыс. грн на лечение. Донбассу необходимы госпрограммы, ведь международные благотворительные фонды (раньше они активно помогали жителям серой зоны) дают с каждым месяцем все меньше денег. Европейцы рассчитывали, что со временем мы сами будем решать свои проблемы. Да, в Украине нашей малышне присваивают статус ребенка, пострадавшего от военного конфликта. Но это просто бумажка, которая ничего не дает. Где медицинская и психологическая помощь?

Тотальный страх

От Жованки, части населенного пункта Зайцево Донецкой области, до оккупированной Горловки — 7 км. Линия фронта проходит по огородам. От них до позиций врага пара сотен метров. Последние годы обстрелы здесь почти не прекращались, а летом 2018-го лишь за месяц сгорело около 15 зданий.

Было время, когда дети шли в школу, оказавшуюся на неподконтрольной территории, через линию разграничения, переступая через противотанковые мины, пережидая на дороге стрельбу. Но потом российские телеканалы сняли сюжет об эвакуации школьников из-за "внезапного" обстрела — и из опустевшего здания сделали базу боевиков.

— От школы, как метастазы, протянулись окопы. Классы разбили, превратили в туалеты. Убита наша школа, восстанавливать нечего, — говорит один из жителей Жованки.

Люди утверждают, что больше не испытывают страха перед обстрелами: война притупила эмоции. Но очень устали от неопределенности. Они не понимают, чем закончится этот кошмар.

Вдоль линии фронта расположены десятки подобных Жованке поселков, где проживают тысячи семей. Здесь умирают старики, рождаются дети, кто-то спивается от безысходности, а кто-то находит возможность открыть бизнес. Говорить о политике местные жители боятся даже с соседями.

— Людей, которые выступают за Украину, здесь не так уж много, — рассказывает Владимир Веселкин, глава военно-гражданской администрации Зайцево. — Никто не знает, что будет завтра, вдруг власть поменяется? Вот и боятся откровенничать. Например, мои соседи услышали о разведении войск и тут же приободрились. Один из них открыто мне заявил: "Я — сепаратист! И что ты мне за это сделаешь?"

Удивляться политическим взглядам местных жителей не приходится. Достаточно посмотреть, куда направлены их телевизионные антенны: единичные на Торецк, откуда вещают украинские телеканалы, большинство же — на оккупированную Горловку.

— Может так получиться, что 9 декабря мы проснемся в другой стране, — загадочными намеками говорят местные жители. — Только в какой?

— Недавно одна бабушка в Макеевке прямо на улице кричала: "Придут фашисты и всех убьют!" Когда у нее спросили, почему ее не убили, когда она ездила за пенсией, то замолчала. Телевизор разъедает мозги старикам, как серная кислота. А Украина контрпропагандой почему-то не занимается, — говорит молодой парень из оккупированной Макеевки, с которым я встретился в Майорске.

Зайцево. Во время выборов в Верховную Раду жителей поселка возили в ресторан в райцентр, бесплатно кормили пиццей и предлагали 10 тыс. грн за голос

Видимо, так же, как бабушка из Макеевки, мыслит и пенсионер Павел из Майорска.

— На Донбассе заводы и шахты, — пересказывает затертую до дыр российскую пропаганду дед Павел. — Знаете, сколько наш Донбасс в казну денег отдавал?

Отвечаю ему словами Владимира Веселкина, который до войны занимал должность главы сельсовета Зайцево. По его информации, в довоенные годы Горловку дотировали на 75%. Сейчас шахты в городе затоплены, заводы разграблены.

Но факты деда не интересуют. В его картине мира все просто.

— Сели, договорились, отвели войска! — рубит ладонью воздух.

С тем, что боевиков финансирует Кремль, дед Паша категорически не согласен.

— Где вы там видели Россию? У меня на той стороне сын, трое внуков, сестра. Там шахтеры, заводчане, — без тени сомнений говорит мой собеседник.

— А откуда у жителей Горловки снаряды и военная техника? — иронизирую я.

— А знаете, сколько осталось под Дебальцево? Лучше скажите, кому это все выгодно? Не скажете? Тогда я скажу: украинским олигархам! Они на крови капитал делают!

Соседка деда Паши мыслит так же.

— Какая "нормандская встреча"? Не смешите меня! Там и тут хорошо деньги отмывать. Всех все устраивает. Хотели бы, давно бы договорились!

К слову, большинство пенсионеров, с которыми удалось поговорить, мечтают вернуть не полноценную украинскую власть, а украинские больницы. Нормальных врачей, говорят, у них не осталось.

Ворота на оккупированную территорию. Ежедневно КПВВ "Майорск" пересекают до 15 тыс. человек. В основном это старики, которые приезжают в Ощадбанк получить или переоформить пенсию

Попытаются всех купить

Если такая ситуация в серой зоне (а она фактически подконтрольна Украине), несложно предположить, как пройдут местные выборы на оккупированных территориях Донбасса. Если, конечно, после саммита "нормандской четверки" примут новый закон об особом статусе Донбасса и власть все же решится на избирательную гонку в ОРДЛО. Скорее всего, люди проголосуют так, как нужно России. У стариков в голове прочно засели тезисы российских пропагандистов, а молодежь купят. По словам местных жителей, на внеочередных выборах в Верховную Раду в Зайцево именно так и произошло. В целом в округе №51 было 26 кандидатов. Но большинство действовало по одному сценарию. Один из них сначала организовал в поселке концерт группы "Авиаторы", а затем отвез всех желающих в райцентр в ресторан. Первое, второе, компот и водка подействовали на избирателей лучше любых программ. Другой кандидат заказал пиццу едва ли не на всех жителей поселка. Но выборы выиграл третий. По неподтвержденной информации, его люди якобы предлагали 10 тыс. грн за голос.

Впрочем, эксперты считают, что сравнивать прифронтовую полосу с неподконтрольной территорией некорректно.

— В так называемых "ЛНР" и "ДНР" действует режим силы, — говорит политолог Олег Саакян. — Сила не предполагает наличие политического процесса. Там нет конкуренции политиков в медийном пространстве, зато есть цензура, насилие и страх. Если выборы в ОРДЛО состоятся, они будут напоминать избирательный процесс по форме, но не по сути.

Не скрывают пессимизма и волонтеры, часто бывающие в серой зоне. Они уверены, что в Украине мало кто понимает, насколько сложным будет процесс реинтеграции захваченных территорий.

— Где нам взять армию чиновников, которые заменят тех, кто сейчас работает на так называемых "ЛДНР"? Где найти столько полицейских? Что делать с учителями, которые занимались пропагандой? Как быть с преступниками, совершившими уголовные преступления? Например, с педофилами? Если Украина не будет признавать решения судов "ЛДНР", получится, что они не виноваты? И это еще неполный список вопросов, — рассуждает волонтер Евгений Ткачев. — Думаю, нам нельзя идти Кремлю на все уступки!

В то же время все, с кем я говорил в серой зоне, понимают: войну надо прекращать. Но путь к миру каждый видит по-своему. И ни один из вариантов не дает гарантии стопроцентного успеха.