Участник скандала в "Укрэксимбанк": "Тот конфликт с журналистами был ошибкой"

4 октября государственный "Укрэксимбанк" оказался в центре громкого скандала. Глава правления банка Евгений Мецгер остановил интервью и распорядился стереть видеозаписи журналистов программы "Схемы. Коррупция в деталях", после чего журналисты обвинили сотрудников банка в применении силы и препятствовании их работе. Сейчас это дело рассматривается в суде.

Этот скандал стал триггером для дискуссии между государственными финансовыми компаниями и медиа. 29 декабря в Национальном союзе журналистов Украины прошел круглый стол "Укрэксимбанк: медийные, репутационные, политические, экономические и социальные последствия громкого скандала 2021 года". На ней присутствовали представители Министерства финансов Украины, Национального банка, журналисты, экономисты, преподаватели и профессоры национальных университетов. Фокусу удалось пообщаться с участником скандала — бывшим директором департамента банковской безопасности "Укрэксимбанка" Игорем Тельбизовым, и расспросить про все детали инцидента.

— Игорь, давайте начнем нашу беседу с того дня, когда журналисты "Схем" пришли на интервью к председателю. Какова была ваша роль в этом процессе?

— Подразделение информационной политики пишут нам запрос, что в утвержденном председателем графике, есть, как мы это называем, "мероприятие" — это встречи, интервью и тд. Мы получаем список количества человек, их фамилии, номера паспортов, идентификационный номер. Статус человека, это блогер, журналист или редактор мы не видим, этим занимается внутренняя безопасность. Проверка происходит по официальным базам, с которыми работает банк.

Нас интересует, не привлекались ли к уголовной ответственности те, кто заходит в банк, а также их деловая репутация. У одного парня из съемочной команды были проблемы с законом, поэтому мы ему не предоставили доступ в банк, а остальным двоим ребятам, которые пришли на интервью, разрешили.

Дальше этим вопросом занималась внутренняя безопасность. После более глубокой проверки, начальник внутренней безопасности набрал департамент информационной политики и спросил, знают ли они, что в банк едет журналист-расследователь "Схем", там ответили, что знают и председатель хочет этого интервью. Служба безопасности не рекомендовала проводить это интервью, но запретить не имела права.

— А в чем проблемма, что это были журналисты-расследователи? Если вы честный банк, то что скрывать?

— Это не проблема. Это наша работа — защита банка, в том числе информационная. Мы просто делали свою работу. Я еще к этому вернусь, но мы всегда были в контакте с журналистами, за полтора года, что я там работал, ни один запрос от журналиста не остался без ответа. Но, поймите, у вас, журналистов, есть много способов добывать информацию, вы полностью защищены законом, а государственный банк, еще после того, как весной этого года стал объектом критической инфраструктуры — ограничен. Закон "О банковской тайне", внутренние положения банка, минимальный вред репутации банка грозит полным крахом, поэтому мы вынуждены пресекать все возможные риски.

— Но в тот же день вы знали, что у вас будут журналисты?

— Извините, но в банке в день могут проходить десятки мероприятий. Знать до таких подробностей, что в 10 утра пришел журналист на интервью… я не был в курсе. Это физически было невозможно. У меня в подчинении 5 управлений и около 200 человек, только моих сотрудников, и 2600 персонала банка, как вы думаете, во всех департаментах я могу быть физически в курсе, сколько гостей приходит в банк? Потому что журналисты — тоже гости.

— Давайте о самом моменте конфликта. Почему вы себе позволили напасть на журналистов и применить силу?

— Сейчас же мы говорим конкретно обо мне, правильно? Я не выполнял ничьих команд отбирать камеры и не стирал никакие материалы. Единственное, что писали, что я скрутил оператора, я не скручивал. Инструкция банка, которую я выполнял, говорит следующее: защита первых лиц банка, жизнь и здоровье, а также защита от утечки любого рода информации, всеми возможными способами.

— Не кажется ли вам, что вы превысили пределы этой защиту?

— Говорю лично о своем поведении. Я в тот момент имел особый статус, и принял решение как руководитель, за очень короткое время сделать так, чтобы оставить информацию в стенах банка. Об этом, как я указал вам ранее, гласит положение банка, которое я должен был выполнять.

— Сегодня вы жалеете о том, что произошло?

— Безусловно, ужасно, что случился этот конфликт. Непонимание между нами, которое вылилось в такой формат и всколыхнуло всю общественность. Но я считаю, нужно из этих всех ошибок выносить пользу и уроки. Есть необходимость разработать инструкции для служб безопасности банков и государственных компаний при коммуникации с журналистами и блогерами. Я на это смотрю сейчас как на повод поговорить между собой: эксперты, банкиры, журналисты. Как в будущем избегать таких ситуаций, ведь это стоило журналистам переживаний, а руководству банка карьеры, а ведь этого можно было избежать. Мне искренне жаль за произошедшее.

— То есть, вы утверждаете, что основная суть конфликта — нарушение банковской тайны?

— Конечно. Вся проблема только в том, что у нас не было запроса на эту информацию. Мы бы и так все предоставили. Но представьте, это государственный банк, есть репутация, клиенты. И приходят журналисты, которые в камеру показывают конфиденциальную информацию, которая должна быть защищена. Вся причина недоразумения — способ, которым они ее получили, хотя мы могли предоставить ее и так. Кредит проверен банком, все обвинения пусты, это могут проверить правоохранительные органы.

Это был мой первый опыт общения с журналистами. После него я стал больше времени уделять вашей работе, и сейчас понимаю как тогда нелепо звучал мой вопрос к журналисту: "Где вы взяли эти документы?"

— Я смотрела кадры конфликта в банке, там не совсем было понятно, что правление банка было готово предоставить какую-то информацию. Мецгер четко сказал забрать камеры и удалить все, и в достаточно агрессивной манере.

— Еще раз, я ничего не забирал у них и не удалял. А на счет видео, все файлы за исключением того, что нет нескольких моментов, которые были в процессе наших переговоров.

— А что на этих записях?

— Там была совершенно нормальная беседа. Я никого не обвиняю, может технически не смогли восстановить, поскольку они утверждают, что вся эта информация была уничтожена. На тех кусочках, я с ними веду диалог. Они сказали, что программа выходит в четверг. Я им предложил сделать официальный запрос, и пообещал предоставить все материалы, вместе с ответом на запрос. Они перед этим не сделали даже попытку официального запроса.

Я им сказал, что они просят комментарий, заставляя нас нарушать банковскую тайну. Я их попросил дать время ответить на запрос. Я прямо при них сделал звонок и попросил разрешение Брюховецкого (Ред: бизнесмен Сергей Брюховецкий, которому банк выделил $60 млн кредита на покупку ТРЦ SkyMall).

— И что он вам ответил?

— Нужно было согласие бенефициара, что мы раскрываем его данные. Я ему позвонил и говорю: "Послушайте, пришли журналисты, в ваших интересах дать доступ к информации". Он сказал, что не против. Я у журналистов еще раз попросил запрос, и пообещал, что на следующий день в 11 утра они получат всю информацию, вплоть до того, что будут какие суммы на какие украинские банки перечислялись.

— И почему не удалось договориться?

— Потому что они продолжали параллельно вести скрытую съемку. Я по-честному выполнил все свои инструкции, которые у меня были. Но, вы же понимаете, есть несоответствия, есть недоработки, нет нужного количества протоколов взаимодействия. Сегодня в государственных органах протоколы по взаимодействию с медиа нормально не прописаны, в то время как журналистика пошла далеко вперед, она получила больше полномочий, у нее уже огромное количество инструментария.

— Я помню, что после того как вас временно отстранили и спустя какое-то время вы вернулись на работу в банк под аплодисменты работников финучреждения вызвало вторую волну недовольства. Со стороны это выглядело как пощечина журналистам.

— Эта ситуация к журналистам вообще не имеет отношения. У нас очень сплоченный, профессиональный коллектив, который и я в том числе собирал по всему рынку. Я отсутствовал месяц пока шло расследование внутри банка. Когда я пришел меня встретил мой коллектив, чтобы поддержать чисто морально, я сам этого не ожидал, если бы знал, попросил бы так не делать, учитывая, что этот поступок неправильно расценили. Всем было непросто, это не та ситуация, которой нужно гордиться, но то, что меня встретили аплодисментами мои сотрудники – это просто моральная поддержка, никого таким поступком, ни они, ни я не хотели обидеть.

— Это как-то повлияло в итоге на ваше увольнение?

— Когда закончилось служебное расследование, по закону, я должен был выйти на работу. Пока я был временно отстранен, в банке началось давление на людей, которые работали под моим руководством, со стороны Наблюдательного совета. И это учитывая, что основное их предназначение — внедрение корпоративного управления. Но они создали комитет по этике, я первый человек за историю банков, который пришел на этот комитет и 3 часа 40 минут отвечал на их вопросы. Я был заинтересован, чтобы было проведено честное служебное расследование.

В законе есть одна тонкость, они не могут провести служебное расследование против меня и председателя, поскольку мы находимся в прямом конфликте интересов со всеми сотрудниками банка. Закон и положение говорит — невозможно сделать это тем числом сотрудников, которое есть в банке, третьи лица тоже не могут этого делать, поэтому, мы всегда переходим в юрисдикцию судов. А поскольку, уже было заведено уголовное производство, то остается просто ждать решение суда. Но Набсовет посчитал себя выше судов и ночью уволил меня.

— Оспаривать планируете это решение?

— Еще финализирую эту историю. Я хотел понять за что увольнение. Мне сказали, что все-равно уволят потому, что министр финансов сказал разобраться и уволить, прямо в Фейсбуке написал председателю Набсовета. В 3 часа ночи Набсовет делает распоряжение по мне, дает указания правлению, правление не собирает никакой квалификационной комиссии и увольняет меня по ст. 40 ч. 2, за служебное несоответствие. Как вы думаете, буду ли я реагировать? Конечно буду. Если, спросить, желаю ли я работать в этом месте? Нет. Но мое имя и репутацию я должен восстановить. Я не знаю, какое решение примет суд, но верю в силу закона.

— Какая ситуация со скандалом на сегодняшний день? Идет ли еще судебное расследование?

— Изначально было вручено подозрение по трем статьям Уголовного кодекса ст. 171 — это препятствование журналистской деятельности, ст. 146 — это статья о незаконном удержании и ст. 126 ч. 1 — это причинение боли без телесных повреждений. На стадии формирования всего дела прокуратура не поддержала и не предоставила со стороны обвинения доказательства и ст. 146, и ее убрали. Поэтому на сегодняшний день, ст. 171 в первой и третьей части и ст. 126 во второй части.

— Кстати, во время суда, вы общаетесь с журналистами с которыми произошел конфликт? Вы перед ними извинились?

— Я с журналистами, если быть честным, можно у них напрямую спросить, общаюсь с первого дня. Я им еще в этот день принес извинения, мне жаль, что так вышло. Произошел совершенно неприятный инцидент. Я уважаю профессию журналиста и ценю свободу слова в нашей стране. Думаю, было бы правильно, чтобы между нами был диалог и понимание работы друг друга, чтобы подобная ситуация больше не повторилась.

— Хоть и институт репутации в Украине слабо работает, но вы уже чувствуете как на вас отразился этот скандал? И что планируете делать дальше?

— Я все-таки жду справедливого решения суда, от этого будет зависеть, смогу ли я продолжить работу в государственных органах. Наверняка, если решение суда будет негативное, то моя репутация не позволит работать в государственном секторе. Коммерческим структурам, поверьте, все равно, их интересует только профессиональный бэкграунд и способность быть эффективным. На прошлой неделе я стал магистром Академии высшего управления, а в марте следующего года получаю высшее образование руководителя финансового учреждения первого уровня. Хотелось бы еще поработать на свою страну, я много умею в своей сфере, могу еще принести много пользы. Не хотелось бы, чтобы эта ситуация, за которую я извинился, перечеркнула эти возможности. Я уроки точно извлек.