Вспомнить все. С кем может поссорить Украину ее история

Львовянин Васыль Расевич расхаживает по темному залу харьковского клуба "Аrt-area "ДК", держа в одной руке чашку с кофе, в другой — блюдце, на которое он ставит чашку после каждого глотка. Что-то еще помимо костюма и бабочки выдает в нем опытного лектора, но что именно — уловить трудно.

В Харьков Расевич приехал, чтобы рассказать гостям культурного форума "ПогранКульт:ГалицияКульт" о том, как конструировался миф о Галичине и как его использовали в политических целях. Куратор лекционно-дискуссионной программы форума Ирина Мацевко представляет его как историка, журналиста, блогера, преподавателя, публичного интеллектуала, который является специалистом по австрийскому периоду Галичины и авторитетным участником дискуссии о политике памяти, развернувшейся в обществе. Округлив глаза, Расевич, тем не менее, согласно кивает и рассказывает о том, что восемь лет назад принялся писать статьи для ресурса zaхid.net, чтобы разрушать исторические мифы и стереотипы, которыми мыслят жители разных регионов страны. "С помощью истории можно манипулировать огромными коллективами", — говорит он, приводя в пример Донбасс, поверивший в кровожадных бандеровцев и киевскую хунту.

Стараясь придерживаться исторической правды при разборе сложных моментов отечественной истории, часто не соглашаясь с государственной исторической политикой, Расевич раздражает многих. Кем только его не называют: агентом Москвы, Израиля, Австрии, всех возможных разведок. Однако, похоже, его это не слишком волнует. "Сейчас доминирует мнение, что не время разбираться в нашей истории. Но подходящее время никогда не настанет, если не начать это делать, — негромко произносит историк. — Не верьте в то, что такое обсуждение может навредить Украине. Это как лекарство для больного".

"Вредит примирению"

В своих лекциях вы часто используете термин "инструментализированная история". Что это такое?

— Это история, отобранная для какой-то конкретной политической цели, то есть она используется как инструмент политической пропаганды, политической или предвыборной борьбы. В нашем случае мы имеем целую институцию, которая призвана этим заниматься, — это Украинский институт национальной памяти.

Его руководитель Владимир Вятрович часто заявляет о том, что история должна быть вне политики, ее нужно оставить историкам, но на самом деле это звучит грустно, потому что институт занимается построением исторической политики или политики памяти. Даже в этих словосочетаниях присутствует слово "политика". Поэтому я считаю, что такие заявления свидетельствуют либо о лицемерии, либо о непонимании сути проблемы, либо о точке зрения, что инструментализированная история для нашей пропаганды или контрпропаганды идет во благо.

То есть институту не удается дистанцироваться от политики?

— Конечно. Институт создает историческую политику государства, от него зависит, на что государство станет выделять финансирование, каких героев будут пытаться утвердить в коллективном историческом сознании, кого объявят не нашими героями.

Какие исторические мифы наиболее сильно разделяют регионы страны?

— Чаще всего мы имеем дело не с мифами, а со стереотипами. Некоторые регионы, довольно отдаленные географически, имели свою отдельную историческую традицию, относились к разным политическим культурам. По отношению к этим регионам долго применяли абсолютный набор стереотипов. Например, на западе Украины считают, что жители востока спят и видят, как бы им очутиться в России, а там уверены, что на западе все без исключения поклоняются Бандере и мечтают о том, чтобы заставить всех разговаривать на украинском языке.

Я как историк проанализировал западноукраинские и восточноукраинские места памяти: по Пьеру Нора и Морису Хальбваксу, это такие кирпичики, которые создают нашу историческую идентичность. Они не то что не пересекаются, они конфликтуют друг с другом, на это повлияла и советская, и новейшая пропаганда. Например, на востоке грекокатолическая церковь долго воспринималась и по инерции до сих пор часто воспринимается как церковь, которая предала исконную веру, заключив союз с Римом.

Или Украинские сечевые стрельцы. Это был небольшой легион в австро-венгерской армии, который во время Первой мировой войны на ее стороне воевал против войск Российской империи. Петр Порошенко, говоря в своей речи о бое на горе Маковка, заявил, что это первый пример победы украинского оружия над российским. Но это очень сомнительное утверждение, потому что не исключено, что с обеих сторон воевали украинцы, в российских войсках было очень много надднепрянских украинцев. Я читал мемуары оуновца Евгена Стахива, он пересказывал такую историю: когда произошел этот бой и сечевые стрельцы пошли забирать погибших, чтобы похоронить, увидели на груди у одного солдата российской армии "Кобзарь" Шевченко, пробитый пулей. Поэтому к таким местам памяти нужно относиться очень осторожно и ни в коем случае нельзя с помощью государственной машины навязывать один из подходов, делая его каноническим. Это ведет к конфликту, к тому, что части нашего общества будут все дальше отдаляться друг от друга.

Особенно конфликтным в нашей истории стал период Второй мировой войны. С одной стороны, это батальоны "Нахтигаль" и "Роланд", а также дивизия СС "Галичина", деятельность двух крыльев Организации украинских националистов, очень тесное сотрудничество с нацистской Германией. С другой — мы не можем игнорировать, что обычные красноармейцы вместе с антигитлеровской коалицией победили нацизм.

Политика памяти в Украине напоминает ходьбу по минному полю. Сейчас Институт национальной памяти избрал такую образцовую каноническую линию нашей всеукраинской истории — "оуноцентрическую" концепцию. Это вредит примирению, потому что люди на юге, востоке и часто даже в центре страны не будут ее воспринимать.

Из-за того что Украина не может договориться о своем прошлом, иногда возникают и международные скандалы, например с Польшей и Израилем, которые обвиняют украинских националистов в карательных акциях и в сотрудничестве с нацистами. С кем еще наша история может нас поссорить?

— Например, с белорусами. Абсолютно доказанный факт — Роман Шухевич на протяжении года, до конца 1942-го, был командиром 201-го полка полиции. Мы до конца не знаем, чем полк занимался в Беларуси. По одним свидетельствам, которые часто встречаются в российской пропаганде, он принимал участие в пацификации гражданского населения, по другим — его функции были охранными. Шведский историк Пер Рудлинг написал статью, в которой доказывает, что полк участвовал в пацификационных акциях. Свои выводы он сделал на основании сложной методики, выискивая воспоминания людей, которые служили в этом полку. Если они писали, что ездили в такой-то населенный пункт, а Рудлинг потом устанавливал, что в нем немцы проводили пацификацию, расстреливали мирное население или сжигали дома, он приходил к косвенному выводу, что полк принимал в этом участие.

Архивы не сохранились, поэтому есть благодатная почва для пропаганды, разных интерпретаций, фантазий. Но много архивов попало в Москву, они закрыты и в любой момент могут быть использованы против украинского государства. Потому что оно, официально провозгласив Романа Шухевича Героем Украины, берет на себя ответственность за него, за всю его деятельность. В 2015 году Верховная Рада одобрила так называемые "исторические законы" о глорификации Организации украинских националистов и Украинской повстанческой армии. Теперь Украина отвечает за все, что они делали позитивного и негативного, потому что это уже элемент государственной политики. Тем самым, кстати, мы дали основания полякам принимать в сейме резолюции о геноциде на Волыни в 1943 году и частично в Восточной Галичине в 1944-м, об участии в нем украинских националистов и их ответственности за это.

Объект для манипуляций

Вы приводили пример Львова как города, население которого создало миф о своей исконной украинскости. Так ли это плохо — создавать мифы, если их цель формирование образа единой нации?

— Разрушая старый миф, мы параллельно создаем новый, это неизбежно. Но новый миф качественнее, современнее, потому что учитывает наши нынешние предпочтения. Главное — чтобы стереотипы прошлого не разделяли нас, не вредили.

Нужно разрушать мифы, которые происходят из 30–40-х годов прошлого столетия, потому что в них много "взрывоопасных веществ", которые в любой момент могут разорвать украинское общество, развести нас на противоположные полюса и даже подтолкнуть к войне, что реально и случилось с некоторыми частями страны. Понятно, что Россия инспирировала и подпитывает этот конфликт, но факт остается фактом: старые мифы и стереотипы вредны, люди воспринимают их как неопровержимый факт.

В начале конфликта в Донбассе ко мне во Львов приезжали журналисты голландского телевидения и чуть ли не час допытывались, какую роль в нем сыграла борьба габсбургской Галичины с, грубо говоря, романовским, российским востоком, как сказались ментальные, культурные, исторические различия. Они хотели это услышать, но я не разделяю такую точку зрения и много раз пытался объяснить почему. Это продолжалось до тех пор, пока я не сказал: история о том, что Львов на протяжении столетий был столицей украинского национализма, — сказка.

Принято считать, что Львов, Галичина — это чуть ли не австрийцы. Даже Дмитрий Табачник об этом писал, правда, писал паскудно: он навыдумывал, что галичане — это отдельный народ, результат генетических экспериментов австрийцев, немцев и поляков. В действительности после 1944 года население Львова изменилось на 95%. До 1939-го в нем было только 16% украинцев, кроме того, значительная часть из них ушла из города вместе с немецкими войсками и потом оказалась в Канаде и в США. На смену им пришли абсолютно другие люди — советские россияне и украинцы.

Мне кажется, чтобы не противопоставлять восток и запад, чтобы предотвратить инструментализацию такого неправдивого мифа о Львове как о многовековой столице украинского национализма, нужно честно об этом рассказывать. Говорить о том, что с 1944 года до середины 1960-х Львов был русскоговорящим городом, потому что там преобладало советское население. Затем начались урбанизационные процессы, украинцы из городков и сел Галичины переселяются во Львов. Там все переплавляется, и теперь это современное население города, которое очень патриотично настроено, говорит по-украински, но в большинстве своем владеет и русским. В конце 1980-х — начале 1990-х Львов действительно стал городом, откуда исходили импульсы независимости, был политически активным, национально ангажированным, хотел утверждения в стране украинского языка и истории, хотел независимого украинского государства. Все время посылал эти импульсы в Киев. Так и утвердилось мнение о том, что Львов всегда был столицей украинского национализма.

Наверное, чтобы бороться с мифами и стереотипами, необходимо проговорить их, расставив все точки над і.

— Конечно.

Не вызовет ли это очередной виток противостояния, ведь часто люди не готовы слышать правду?

— В каждом случае необходимо не только разбираться, но и проводить основательные исследования. Мне кажется, что все проблемы украинского общества, связанные с исторической политикой, обусловлены тем, что украинская история не исследована в наиболее болезненных моментах и общество эти моменты не продискутировало. Поэтому наша история в разных регионах воспринимается очень по-разному.

Например, есть украинско-польская комиссия историков, члены которой должны заниматься проговариванием позиций Украины и Польши. Я очень хорошо понимаю, что такое позиция Польши, потому что там есть общие взгляды на разные события, они не делят польское общество. В то же время, если спросить жителей Крыма, Донецка или Луганска о событиях на Волыни в 1943 году, они скажут: "Это ваши польско-бандеровские проблемы, к которым мы не имеем никакого отношения. У нас другая история, мы — победители нацизма". То есть для нас иметь на все общий взгляд — недостижимая мечта, но по крайней мере все эти проблемы должны быть продискутированы. И это только усилит украинское общество, потому что, не проартикулировав свои проблемы, оно является легким объектом для манипуляций.

Васыль Расевич: "После 1944 года население Львова изменилось на 95%. До 1939-го в нем было только 16% украинцев, кроме того, значительная часть из них ушла из города вместе с немецкими войсками и потом оказалась в Канаде и в США. На смену им пришли абсолютно другие люди — советские россияне и украинцы"

Общие герои

В вашей статье "История неудачников и головорезов" говорилось о сохранении в официальной украинской истории классового подхода, в итоге она рассказывает о социальных низах, которые только и делали, что страдали, устраивали восстания и убивали. Эта статья была использована российской пропагандой.

— Россияне и протестовали против нее, потому что я критикую концепцию, которая на самом деле является российско-советской.

Однако, переставив акценты, пропагандисты резюмируют, что украинская история — это история поражений, плохо написанные учебники воспитали нацию неудачников, поэтому "из юго-западной окраины России не получилось слепить отдельную страну". Выходит, что проговаривание сложных моментов истории и даже подходов к ее изучению может играть на руку агрессору. Вас это не смущает?

— Нет, потому что так или иначе враг будет использовать все эти сложные моменты, но если мы не станем о них говорить, а общество не будет об этом знать, враг победит. В статье говорится о другом: украинское общество должно быть зрелым, ответственно относиться к сложным проблемам. Основной лейтмотив не в том, что я пробую возразить прошлому, его невозможно изменить. Я работаю в другой сфере: не столько с историей, сколько с памятью. Чтобы корректировать память, направлять ее в "необходимое" русло, нужно что-то делать. Актуализация каких-то событий прошлого — это и есть проведение собственной исторической политики.

Эту статью я написал из-за того, что в Умани в прошлом году внезапно установили памятник гайдамакам. В 1970-х годах, когда у Советского Союза были очень плохие отношения с Израилем, СССР хотел так ему отомстить, установив памятник убийцам евреев в городе, где в XVIII столетии разворачивались самые драматичные события в истории украинско-еврейских отношений: в разных источниках количество жертв оценивается более чем в 20 тысяч. Гайдамаки вырезали иных: гибли евреи, римокатолики, униаты. Возникает вопрос: зачем в 2015 году ставить памятник убийцам евреев, поляков — римокатоликов и украинцев — униатов? Что это нам дает, к каким героям мы хотим приучить наше общество? Даже Советский Союз не рискнул так далеко зайти, и вдруг в независимой Украине устанавливается такой памятник. Это ссорит нас с Израилем, Польшей и в региональном смысле является плевком в лицо украинцев-грекокатоликов.

Но я делаю более серьезные выводы. Если посмотреть на нашу украинскую историю, она фактически представляет собой историю социальных низов, повстанцев, бандитов и головорезов. Они вечные неудачники, потому что любое восстание крестьян не может закончиться какой-то структурой, государством, оно обречено на поражение. Пришивая в школьных учебниках украинскую историю к сплошным поражениям, мы как будто готовим наших детей к тому, что они должны ассоциировать себя с такими асоциальными элементами, которые к тому же всегда проигрывают. Если всю историю сводить к таким неудачникам, повстанцам и бандитам, в результате мы не получим ничего. Как будто в ней не было шляхты, богатых, успешных людей.

На чем могла бы строиться позитивная программа?

— История должна быть политически неангажированной, особенно в школьной программе. Она не должна склонять детей к симпатии к какой-то конкретной политической формации, организации, партии. В идеале не должно быть так называемых исторических героев, потому что обстоятельства в стране меняются, с ними меняются и герои, и политические симпатии. Если каждый раз переписывать историю, программу, учебники, не будет никакого эффекта. Есть еще один момент: мы трактуем историю как способ воспитания патриотов. Это опять-таки элемент ее инструментализации, потому что настоящих героев, в особенности исторических, очень мало.

Авторы учебников могли бы поучиться у немцев. Есть такой подход: почему мы должны провозглашать героем человека, который, используя наиэффективнейшее для своего времени оружие, убил множество людей? Почему мы не можем считать героическими поступки людей, которые, например, прятали евреев во время Второй мировой войны или поляков во время резни? В таком случае мы гуманизируем нашу историю, даем позитивные примеры человеческого героизма, когда люди, рискуя жизнью своей семьи, спасали других.

• Читайте также: Гуд-бай, Ленин. Владимир Вятрович о ленинопаде, переименовании городов и Совке в головах

Украинская история, к сожалению, такая, что украинцы были вынуждены воевать друг с другом в разных мундирах. Кого называть героями — украинцев в форме Вермахта или в форме Красной армии? То есть исторические герои нас делят. Я считаю, что сейчас впервые в истории украинцы от Чопа до города Днепра имеют общих героев: это Небесная сотня и воины, погибшие в зоне АТО, люди, которые в одинаковой униформе борются за украинское государство. Например, в Кропивницком, бывшем Кировограде, я видел аллею погибших в АТО, видел, как люди плакали, глядя на портреты молодых людей: красивые лица, фамилия, имя, отчество, дата рождения, дата смерти. Если просто пройтись по этой аллее, трудно сдержать слезы, комок подступает к горлу. Мне кажется, что другого патриотического воспитания и не нужно.