Откуда берутся дети. Как вызволить ребенка из детского дома. Инструкция для взрослых

Изящная 11-летняя девчушка рассказывает о своей любимой музыке. Потом легкой походкой идет к турнику и делает подъем с переворотом. "Коммуникабельна, дружелюбна, отличница… Прекрасно танцует вальс!" — звучит голос за кадром. Это не конкурс талантов, это сюжет, снятый волонтерами проекта "Измени одну жизнь – Украина". Маленькой девочке очень важно понравиться — ей нужны мама и папа.

Смотреть эти кадры без слез невозможно. Все, что на экране, — правда, хотя и не вся. Потому что идеальных детей, как и идеальных родителей, не существует.

На двери обычного жилого дома в трех минутах ходьбы от киевского роддома №7 приклеена бумажка: "Школа тренингов". В коридоре меня встречает Люба Лориашвили — юрист, психолог, тренер по подготовке потенциальных кандидатов в опекуны, приемные родители и усыновители. Cкоро здесь начнется семинар известного психолога Людмилы Петрановской, а пока мы с Любой беседуем в маленькой кухне.

— Когда слышу: "Я всех люблю, весь детский дом усыновлю", вот тут мне становится страшно. Человек неправильно оценивает свои ресурсы. А если этот ребенок мажет калом стены, в окна кричит, что вы его не кормите, в школе ворует деньги, доедает за всеми бутерброды, теряет кучу ручек, плюет в борщ, снимает трусы при всех, матерится, готовы вы его любить вот так сразу?

К Любе приходят люди, потому что они хотят стать родителями. А Люба их учит: на одних только эмоциях далеко не уедешь.

Что такое любовь

Проект "Измени одну жизнь – Украина" делают Ольга и Леонид Лебедевы. Они приемные родители шестерых детей. Сейчас самой младшей девочке 4 года, старшим — по 14 лет.

Но эта история началась гораздо раньше. Оле было шестнадцать, когда в церкви, которую она посещала, появилась немка. Она приехала в Украину и помогала беспризорникам, найденным на теплотрассах и вокзалах. Сняла для них квартиру на Троещине, где они могли помыться, переночевать. Два года Оля ездила туда — мыла, убирала, стирала. А потом соцслужбы забрали детей в приют. Но уже через два дня они опять оказались на улице — сбежали.

Оля взяла самых маленьких и отвезла к маме на дачу в Кожанку (пгт в Киевской обл. — Фокус). Какое-то время они так и жили, пока маме не предложили создать детский дом семейного типа. Так у 50-летней мамы Валентины появились первые воспитанники. Сама Оля первых детей забрала к себе десять лет назад — двойняшек Вову и Виталика, два маленьких ураганчика, которых назвали, похоже, в честь братьев Кличко. Мальчикам тогда было по четыре года, Оле — 26 лет.

"У меня хорошая работа в банке, не растраченный родительский потенциал и огромное желание делиться. Почему не взять ребенка из детского дома" — так рассуждала молодая женщина. В соцслужбе ей предложили забрать сразу двух мальчишек, мол, легче будет — они друг за другом присмотрят.

— Насчет легче, это они преувеличили, — смеется она.

Вова и Виталик оказались гиперактивными малышами, все вокруг ломали, в ванной купаться не хотели. И это были только цветочки. Сестра звонила Оле и плакала в трубку: "Дура ты. Поставила крест на своей жизни, теперь уж точно замуж не выйдешь".

Но уже через два года Оля познакомилась в своей церковной общине с будущим мужем — Леонидом, молодым финансовым директором.

Я нажимаю на кнопку звонка их квартиры. На часах десять утра. Когда дверь открывается, смешная коричневая морда с белыми пятнами утыкается мне в ладонь.

— Это Лютер, — знакомит нас Леонид.

Пес выбирает самый маленький тапочек и несет его мне. В квартире Лебедевых тишина — дети кто в школе, кто в садике.

— Момент, когда можно расслабиться, — говорит Оля, пока я рассматриваю висящую на кухне картину с семейным древом, на котором девять зеленых ладошек с надписями: папа, мама, Вова, Виталик, Даяна, Даминика, Дамир, Данат и Лютер.

Леня снимает с холодильника календарь и показывает с гордостью. Посередине фотография двух улыбающихся малышей — Вовы и Виталика. Сейчас им уже по четырнадцать лет. Веснушчатый широкоплечий Вова занимается регби. Виталик учится в финансово-правовом лицее и хочет быть адвокатом.

Большая семья. Ольга и Леонид Лебедевы воспитывают шестерых детей. Всех их они спасли из интернатной системы

В 2013-м у Оли и Леонида произошло пополнение в семействе. Пара решила забрать из Ворзельского дома ребенка маленькую Даминику. Но оказалось, что у нее есть еще два брата и сестра. Леня предложил забрать всех.

— Моя первая мысль была: нет! — смеется Оля. — А потом: почему нет?

Так у Лебедевых появились Даминика, Даяна, Данат и Дамир, а семья получила статус детского дома семейного типа. Но на этом они не остановились. Уже несколько лет семья помогает другим детям выбраться из "системы" и найти настоящий дом.

— Когда вы приходите в соцслужбу, вам дают папку с документами на ребенка, небольшую фотографию и медицинские справки. И по этим бумажкам надо принять важное решение, — описывает ситуацию Леонид. — Ведь пока вы не напишете заявление, что хотите именно этого ребенка, никто вас не допустит в учреждение. Понятно, что людей накрывает страх. А когда есть видео, решиться легче.

Несмотря на открытие доступа к базе данных детей на сайте Минсоцполитики и работу портала "Сиротству — нет", дефицит актуальной информации о детях все еще велик. Этим и пользуются некоторые директора интернатов.

— Они прекрасно знают своих детей, кто здоров, кто нет. И никто другой этой информацией не должен владеть, иначе как тогда зарабатывать на процессе усыновления? — говорит Леня.

Система прячет детей, ведь цена вопроса огромна. Украинские интернатные учреждения ежегодно поглощают 6,5 млрд грн. При этом, по оценке ЮНИСЕФ, затраты государства на одного ребенка в детском доме достигают 72,7 грн в день, из которых только 6,8 грн тратятся непосредственно на потребности ребенка. Остальная сумма идет на содержание учреждения.

Чтобы "пробить систему", Лебедевы и запустили проект "Измени одну жизнь – Украина". Команда волонтеров ездит в интернаты и снимает двухминутные сюжеты о детях, которым нужны родители.

— Сначала интернаты нас и близко к себе не подпускали, — рассказывает Леонид. — Но мы пошли через губернаторов областей, местные департаменты здравоохранения и образования. Когда у тебя есть поддержка сверху, то детским домам отвертеться сложнее.

И вот перед потенциальными родителями на экране появляется та самая 11-летняя девчушка, рассказывает о своей любимой музыке, а потом легкой походкой идет к турнику и делает подъем с переворотом. Команда "Измени одну жизнь – Украина" отсняла уже 2300 роликов. Две сотни детей обрели родителей.

Но это только начало длинного пути.

— Сперва взрослому может даже не нравиться, как пахнет ребенок, как спит, — говорит Леня. — Но обязанности родителя ведь никто не отменял. Их надо выполнять. А компенсации никакой — ни привязанности, ни любви. Это действительно сложный момент. Надо работать над собой и не бояться обращаться за помощью.

— Что помогало лично вам? — спрашиваю я.

— Иногда игра. Рисуешь себе в голове доску. А на ней хорошее — это белые фишки, плохое — черные. Фиксируешься на хорошем и выдавливаешь им черные.

— Работает?

— Приведу пример, — улыбается Оля. — У нас есть традиция — по пятницам дети приносят свою одежду для стирки. У старшего Вовки в карманах постоянно куча мусора — семечки, бумажки, крошки печенья, конфеты, болты, монеты. От этой привычки собирать все, что валяется, удалось отучить даже самых младших. А Вовку — нет. Это злит. А тут еще звонит учительница и жалуется: "Он у вас такой неряшливый".

Леня подхватывает:

— Но потом вспоминаешь другую историю. Если надо с младшими погулять, в магазин сбегать, Вовка никогда не откажет. Более ответственного помощника не найти. И это важнее. Все зависит от нашего выбора.

— Любовь не сразу появляется? — спрашиваю Олю.

— Любовь — это выбор, — как-то очень серьезно отвечает она.

Лучшая мама на свете. К появлению своего сына Дани Юлия Житкова готовилась пять лет

Выбор

В Соломенском районе Киева, где живут Лебедевы, два детских дома семейного типа и семь приемных семей. Это практически профессиональное родительство. В приемной семье может быть до четырех воспитанников, в доме семейного типа — от пяти до десяти. И те и другие получают от государства выплаты в размере двух прожиточных минимумов на ребенка, родители-воспитатели — 35% от минимума в качестве гонорара (детские дома семейного типа еще и обеспечиваются государственным жильем). Этим они и отличаются от усыновления, которое предполагает, что ребенка принимают в семью на правах родного. Усыновители получают выплату как при рождении ребенка, и все.

16 лет назад именно Соломенка (тогда еще Зализничный район) стала экспериментальной площадкой для развития семейных форм воспитания — в качестве альтернативы системе государственных интернатов. Всего в Украине в приемных семьях и детских домах семейного типа воспитываются 13,5 тыс. детей. За последние 9 лет эта цифра удвоилась. Еще 60 тыс. детей находятся под опекой родственников.

— Мы развиваем семейные формы воспитания уже много лет, но люди до сих пор часто в них путаются, — говорит Татьяна Блидченко, которая работает в Центре социальных служб Соломенского района.

Она первой встречается с кандидатами в приемные родители, она же сопровождает семьи, когда те получают соответствующий юридический статус.

— С кандидатами мы проводим три-четыре беседы, — говорит она.

— Что вы пытаетесь выяснить на этих встречах? — спрашиваю я.

— Они нужны, чтобы понять, что побудило человека обратиться к нам. Например, приходит мама, которая очень хочет помочь сироте. Когда спрашиваешь, как члены семьи относятся к этому, она отвечает: "Вроде соглашаются". Потом оказывается, что "вроде" выглядит примерно так. Папа говорит: "Ну если мама хочет, то пусть будет", а дети вообще не понимают зачем. По сути, так происходит первичный отсев, — объясняет Татьяна.

Те родители, которые прошли "первое испытание", начинают собирать документы и получают направление на обучение в школе приемных родителей. Обучение — очень важный этап. Одна из его задач — свести к минимуму разусыновление и закрытие приемных семей.

Занятия в Киеве ведут три тренера во главе с той самой Любой Лориашвили. Ее команда считается сильнейшей в Украине. Люба — главный специалист отдела методического обеспечения социальной работы Киевского городского центра социальных служб для семьи, детей и молодежи, где и проходят занятия. С 2007 года она тренер по подготовке потенциальных кандидатов в опекуны, приемные родители, усыновители. А с недавних пор еще и мама маленькой девочки.

— Я с детства мечтала помогать детям, — рассказывает Люба. — Наверное, потому что сама из большой семьи.

Она поступила в институт МВД, думая, что будет детским юристом. В 22 года стала воспитателем в приюте и решила получить второе психологическое образование. Потом перешла в социальную службу, где работала с кризисными семьями.

— Детям нельзя быть в холодных учреждениях, они должны быть дома, в семьях, — объясняет она, казалось бы, очевидные вещи. — И я бы не сказала, что мы совсем не продвинулись в решении этой задачи. Мы постоянно ищем формы, подходящие для каждого конкретного ребенка. В этом году, например, принят закон о наставничестве. Это такая модель для детей, которые не могут попасть в семью или в силу возраста, или в силу заболеваний, но нуждаются в общении со взрослыми, в социальной адаптации.

За год в киевской школе приемных родителей обучается более 200 человек. Но здесь не гонятся за количеством.

— Нам важно качество. Мы же не котят раздаем, — говорит Люба.

— Главное, наверное, понять, какая у людей мотивация?

— Нет правильной или неправильной мотивации. Есть люди, которые хотят реализоваться как родители, а мы взвешиваем их ресурс. Есть ли у человека возможности, навыки, умения для того, чтобы быть родителем ребенка с негативным социальным опытом. Он ведь знает изнанку жизни. Вопрос в том, сможет ли взрослый адекватно отреагировать на поведение такого ребенка. Если человеку нечем поделиться, он не пройдет тест-драйв у детей. У них внутри пустота, и такую же пустоту они чувствуют очень хорошо. Им нужны люди, которые будут их наполнять.

— Вы все это рассказываете потенциальным родителям, чтобы напугать?

— Некоторые так и реагируют: "Вы нас запугиваете, чтобы мы не взяли ребенка". Почему-то воспринимают это так, будто мы работаем против детей, — грустно улыбается Люба. — Но мы просто хотим расширить их границы понимания ситуации. Они ведь исходят из своего более благополучного опыта. Видят картинки на ТВ о детях, но эти картинки весьма приглажены. Есть фильмы про сиротство, но они все тоже причесаны. То, что может делать ребенок из интерната, не во всех фильмах покажут, поэтому у родителей складывается впечатление, что мы сочиняем. Но перед нами были истории множества семей, и мы можем обобщить опыт.

В школе будущим родителям рассказывают, как вести себя в тех или иных ситуациях, а еще учат обращаться за помощью к специалистам. Ведь подготовиться ко всему невозможно. Занятия проходят раз в неделю, и каждое из них посвящено конкретной теме. Например, юридическим тонкостям разных форм устройства детей из интернатов, изменениям в личной жизни, которые произойдут с появлением ребенка в семье, его особенностям развития и потребностям, этапам адаптации и привязанности. Нюансов много. По окончании обучения кандидаты получают рекомендации от тренеров.

— Юля! — Люба окликает женщину невысокого роста в сером свитере, пробегающую мимо кухни. Та заглядывает к нам.

— Скажи, каково это быть приемным родителем?

— Супер! — смеется та в ответ.

Юля Житкова знает Любу Лориашвили уже не первый год. В свое время Юля с упорством отличницы прошла через все этапы родительского становления.

К появлению своего сына Дани она готовилась пять лет — копила деньги на квартиру, искала удаленную работу, чтобы можно было первое время побыть с ребенком.

Собрать документы, получить медицинское заключение и рекомендацию на усыновление оказалось несложно. Первые трудности возникли в процессе поиска малыша.

— В теории есть большое количество детей, нуждающихся в родителях, — говорит Юля. — Но на поверку оказывается, что многих в принципе нельзя усыновить. У них нет соответствующего статуса. Это могут быть дети, у которых родители отбывают наказание в местах лишения свободы, родители с определенными медицинскими диагнозами, или дети, попавшие в интернат по заявлению родителей в связи со сложными жизненными обстоятельствами. Мама может приходить к ним раз в полгода, только чтобы переписать заявление, и они зависают в системе.

Наконец-то наступил момент, когда Юле показали малыша. Она ездила к нему полтора месяца и даже подала документы в суд о назначении заседания по усыновлению. Но служба по делам детей неожиданно приостановила процедуру. Объявился отец ребенка.

— Морально это был очень тяжелый момент, — вспоминает Юля. — Я пыталась выяснить, есть ли у меня шансы.

Но служба по делам детей понадеялась на отца. А Юле через какое-то время позвонили и предложили другого мальчика из дома ребенка "Березка". Ему было 11 месяцев.

— В "Березке" не очень дружественно относятся к усыновителям. Мы виделись с ребенком несколько раз на каких-то кушетках. Нормально пообщаться не удавалось, еще и запугивали, что по медицинским показаниям ему лучше оставаться в учреждении, — вспоминает Юля и произносит фразу, которую мне уже приходилось слышать: — Система держится за ребенка. Пока у них есть дети, они получают свои зарплаты. Если детей не останется, им придется менять профиль, переквалифицироваться. А они не хотят. Эта система калечит.

Часто потенциальным родителям кажется, что у них внутри спрятан некий тумблер, который сработает, когда они увидят "своего" ребенка. Но никаких еканий сердца Юля при встрече с малышом не ощущала, и от этого было неуютно. Как принимать решение? Ситуацию спасла подруга.

— Она мне сказала: "Это маленький прекрасный мальчик, зовут его Данил, как ты всегда мечтала назвать сына. Какие еще знаки тебе нужны?" Я подписала документы.

Учат в школе. Люба Лориашвили с 2007 года проводит тренинги для кандидатов в приемные родители, усыновители, опекуны, родители-воспитатели

Дане исполнился ровно год, когда у него появилась новая мама — Юля. Ей было 38 лет. А тот первый малыш, которого Юле не дали усыновить, так и остался тогда в системе. Вопреки надеждам сотрудников службы, отец его не забрал.

— Много вам потребовалось времени, чтобы привыкнуть друг к другу? — спрашиваю Юлю.

— Наверное, я до сих пор привыкаю, — улыбается она. — Сначала Даня часто плакал и кричал. Думаю, ему было грустно и страшно. Ведь до года он сменил четыре места — был дома с биологической мамой, потом его перевезли в службу по делам детей, поместили в больницу, оттуда отправили в дом ребенка, а потом уже он попал ко мне.

Со временем все стало налаживаться. Сейчас Даня говорит, что лучшим днем в его жизни был день, когда Юля забрала его к себе.

— Другое дело, что мне было очень сложно из-за смены образа жизни. Я привыкла к графику одинокого человека. На это накладывалось и то, что мальчик у меня шустрый, активный, а я прямая противоположность, — говорит женщина. — Ему нужно бегать, скакать и орать, а мне — посидеть в тишине.

Это не получалось, и усталость сказывалась.

— Если бы не подруги и няня, не знаю, как бы я справлялась. Очень важно, чтобы были те, кто тебя может поддержать, хотя бы даже в простых, бытовых вещах, — признается Юля. — С появлением в моей жизни Даника я потеряла какую-то часть здоровья, спокойствия и расслабленности. Но получила гораздо больше. Мой сын меня очень сильно изменил. Я бы даже сказала, что с Даньки начался длинный путь познания себя. Я часто смотрю на него, когда он скачет, чем-то занимается, играет, и думаю, что всего этого у него могло не быть в казенных стенах. И это очень мотивирует.

— Кажется, приемным родителям приходится в разы сложнее.

— Приемные дети — дети с особенностями. У каждого из них в жизни случилась потеря, и этот след травмы остается с ними навсегда. Например, я часто слышу от Даньки: "У меня никогда ничего не получится". Или его игры часто становятся агрессивными. Многое удается преодолеть, но если возникает какая-то проблема, то ты всегда спрашиваешь себя: это мой косяк, я что-то упустила или это последствия травмы?

Травма

Представления будущих родителей о том, как именно надо вытягивать ребенка из системы и систему из ребенка, могут быть разными. Некоторым поначалу кажется, что главное — избавить малыша от адских бытовых условий детского дома.

— Вы были когда-нибудь в интернате? — спрашивает у меня Дарья Касьянова.

В 2007-м она запускала портал "Сиротству — нет", а сейчас работает программным директором организации "СОС Дитячі містечка України".

— В доме ребенка.

— И какие у вас впечатления?

— Гнетущего ощущения не было, — честно признаюсь я.

— Вот! — восклицает Дарья с торжеством в голосе. — Есть два мифа про детские дома. Первый миф — что они спасают детей от улицы. Второй — что это что-то очень жуткое. На самом деле среднестатистический детский дом это ни то, ни другое. Обычно у них нет проблем с материальной базой. Умывальники в виде лягушек, шкафы-купе, где ровненькими стопками лежат трусики и маечки, яркие постели с мультгероями, дорогие игрушки, если спонсоры хорошие. Но дело ведь не в материальной базе. Близкие отношения там построить невозможно – персонал меняется посменно, детей переводят из группы в группу… Ребенок должен быть в семье. Но мы боимся делать резкие движения. Закрыть интернаты? Нет уж, пусть постоят. Но если мы будем их поддерживать, значит, будут и сироты.

Опыт семьи Лебедевых развеивает еще одно нередкое заблуждение.

— Есть такой стереотип, что у интернатовских детей рано или поздно вылезут "плохие" гены биологических родителей, — говорит Леня. — Да, некоторые дети видели алкоголизм и наркоманию и могут воспринимать их как модель решения проблем. Но на то в их жизни и появляются приемные родители, чтобы показать другие модели поведения. Я замечаю, что мальчики повторяют наши поступки, слова, жесты. Хоть не мы родили их, мы в них живем.

И все же смена "моделей поведения" — процесс небыстрый. Во время обучения родителей Люба Лориашвили приводит пример:

— Скажем, ребенок из алкозависимой семьи. Он постоянно видел в квартире гвалт, толпы людей. После последней такой пьянки папа избил маму, она умерла. А теперь представьте, что этот ребенок у вас дома. Вы ждете гостей на Рождество, ставите на стол бутылку с вином, а ребенок начинает орать. Да, это важно — провести Рождество в кругу семьи и друзей, но, возможно, первое Рождество вам придется встретить в узком кругу.

— Какие у родителей обычно ожидания? — спрашиваю ее.

— Ну, чаще всего они хотят ребенка славянской внешности, нормального уровня развития. Им важно, как физически выглядит ребенок, чтобы у него не было опыта травматизации. Иногда слышу удивительные слова: "Чтобы это было разумное существо"…

— А у детей?

— Они тоже мечтают об определенных родителях. В их мечтах они с машинами, домами. Одна девочка, например, маму представляла как женщину в белом платье, которая постоянно наливает чай в чашки. Такой образ она увидела в кино. А пришла к ней среднестатистическая тетечка, которая бегает на работу, суетится по хозяйству. Какое там белое платье! Понятно, что надо было помочь ребенку принять другой образ мамы.

Почти каждое занятие в школе родительства разрушает какой-нибудь стереотип. Но, наверное, одно из основных заблуждений, с которым приходится работать, заключается в следующем: дети из интерната ничем не отличаются от детей, которые есть у друзей.

В небольшом зале с зеркалами на всю стену в кружке сидят десять человек.

— Какие ассоциации у вас возникают со словом "травма"? — обращается к аудитории психолог Людмила Петрановская, которая проводит тренинг для усыновителей, приемных родителей и наставников.

В ответ летят варианты: "Сильная боль. Разрушение". "То, что влияет на дальнейшее развитие. Оставляет след". "Это как перелом, который срастается неправильно…"

Петрановская кивает:

— Травматическое событие — как клин, который попадает в щель. Травматическая ситуация для ребенка возникает, если какая-то витальная потребность (потребность в еде, тепле, сне, безопасности, привязанности) натыкается на барьер. Тогда запускается стрессовая реакция.

Петрановская берет фломастер и пишет: "беги или дерись" и эмоции в этот момент "страх или гнев".

— Человек переходит в режим турбо, из которого важно выйти, когда стрессовая ситуация закончится. А заканчивается она или хеппи-эндом, когда вы ощущаете радость, торжество, облегчение, после чего наступает релаксация и восстановление, или проигрышем. А проигрыш — это печаль. В таком случае расслабиться можно только в безопасности или рядом с тем, кто может обеспечить безопасность. Я называют этот механизм "контейнированием".

Кто-то записывает в блокнот новый термин.

— Это когда мы бежим поплакать кому-то в жилетку? — звучит вопрос.

— Да. Ребенку это обеспечивает взрослый. Своей заботой он создает пещеру безопасности. Каждый раз, когда малыш падает, а мама его обнимает, он учится справляться со стрессом. Эти дорожки протаптываются в раннем детстве, с года до трех.

— А приемные дети? — спрашивают из зала.

— У них это слабое место. Для них это непротоптанная дорожка. Дети без такого опыта заражаются эмоциями. "Драка" вроде бы уже закончилась, а эмоции никуда не делись. Они в них застревают. Так появляется невроз. Приемные родители сталкиваются с тем, что их дети прячут еду, сосут палец, не переносят критику, разлуки, избегают ситуаций, когда могут стать неуспешными.

Людмила Петрановская замолкает на пару секунд. Такие передышки она делает регулярно, как будто дает слушателям время все уложить в голове.

— При неврозе есть хотя бы контакт с чувствами. Хуже, когда происходит их отключение. Если не можешь бежать или драться, притворись мертвым. Это психическая анестезия — способ, благодаря которому мы спсобны функционировать в аховых ситуациях. Но у детдомовских детей она может затягиваться. Один ребенок сказал: "Бейте меня сколько угодно, у меня жопа железная". Но жопа железная только у дровосека. А ребенок как будто запирается в капсулу.

— У него даже тело как-то зажимается, — вставляет женщина с короткой стрижкой, и по ее лицу видно, что она знает, о чем говорит.

— Да, часто детдомовские дети немного деревянные, — подхватывает Петрановская. — Берешь его на руки, а он сидит, как говорила одна мама, "как собака на заборе". И ему неудобно, и вам. Но если вы будете рядом, то капсула рано или поздно прорвется. И тогда нужно слушать, не обвинять и не оправдывать, соединиться с чувствами ребенка.

• Читайте также: Битва за подгузники. Кто заставит украинских чиновников соблюдать закон

Семинар длится четыре часа. За окном уже совсем стемнело. А у меня в голове крутится фраза Юли Житковой: "Возможно, приемное родительство просто более осознанное". С этой мыслью иду домой. Опять прохожу мимо роддома №7. Навстречу бегут два парня и останавливаются напротив его светящихся окон.

— Сейчас бухать будем, — смеясь, кричит один из них в телефон.

Второй возбужденно откупоривает бутылку шампанского и разбрызгивает его по сторонам, как делают победители авторалли. Взгляд его уперся в какое-то окно. Кажется, что сейчас обязательно скажут: "Стоп. Снято!"

• Читайте также: Мы спасаем Украину, но готовы потерять годовалого ребенка, — Любовь Лориашвили

Стоп-кадр

Дело было восемь лет назад. На Олю Лебедеву с любопытством смотрели две пары карих глаз. Оля глубоко вздохнула.

— Вы знаете, как появляются дети? — она вопросительно посмотрела на светловолосые с рыжинкой головы мальчиков.

— Одних детей рождают телом. А других, — Оля сделала секундную паузу, — таких как вы, сердцем. Мы ждали вас, и вот теперь вы наши дети.

Казалось, шестилеток Вову и Виталика не удивило ничего из сказанного. Чему удивляться, если мамин голос звучит спокойно и уверенно? Братья просто согласно кивнули.

Фото: Александр Чекменев