Объять необъятное. Как западный психоэкономист Майкл Мутхукришна ищет ключ к сохранению планеты

КТО ОН

психоэкономист, профессор Лондонской школы экономики и политических наук, научный сотрудник Гарвардского университета, технический директор первой онлайн-энциклопедии истории религии и культуры The Database of Religious History

ПОЧЕМУ ОН

изучает влияние психологии на экономическую и политическую ситуацию в мире; в 2016-м он стал лауреатом научной премии CGS/ProQuest® Distinguished Dissertation Award как автор наиболее значимой диссертации в области социальных наук

Почему вы стали ученым?

— Меня всегда интересовало поведение человека, при этом казалось, что рискованно изучать только экономику или только психологию, — сложно найти работу. Так как я 7 лет занимался программированием, решил получить сразу два высших образования — стал компьютерным инженером для подстраховки и параллельно занялся изучением психологии, экономики и политологии.

В одном из своих последних исследований вы утверждаете, что все открытия, совершенные на протяжении тысячелетий, это достижения не ученых-первопроходцев, а некоего коллективного разума. Расскажите об этом подробнее.

— Одна из моих основных научных целей — работа над общей математической теорией человеческого поведения. Для этого приходится возвращаться к истокам нашей истории и выяснить, чем на самом деле люди отличаются от других биологических видов.

Раз уж у нас нет машины времени и вернуться в прошлое в буквальном смысле этого слова мы не можем, придется полагаться на своеобразных посредников или, как мы еще их называем, группу контроля — шимпанзе.

Следующий важный шаг — собрать со всех уголков мира данные о людях, их жизненном цикле от рождения и до смерти. Нам доступны потрясающие объемы информации о жителях так называемых стран группы W.E.I.R.D. — Western Educated Industrialized Rich Democratic (Западных образованных индустриализированных богатых демократических странах. — Фокус). О том, что происходит в Африке, Китае или Украине, мы знаем намного меньше. О репрезентативности, мягко говоря, речь не идет.

В 1980-х ученые Роберт Бойд и Питер Ричерсон, а также Маркус Федман и Луиджи Кавалли-Сфорца заявили: раз уж теории эволюции и естественного отбора так здорово описали царство животных, почему бы им не сделать то же для человека и человеческого общества? Они пришли к выводу, что секрет человеческой особенности скрывается в социальном обучении. В разных обществах существуют разные нормы и правила поведения. Тем не менее есть некий пласт информации, который мы держим в голове, он адаптирован под нашу культуру и помогает выжить и добиться успеха представителю любой культуры.

В каком случае представитель того или иного вида начинает полагаться на действия себе подобных?

— При умеренно стабильной окружающей среде. В таком случае и гены прекрасно адаптируются. Хороший пример — цвет кожи. Конечно, сезоны меняются, но чем дальше вы продвигаетесь на север, тем меньше получаете солнечного света. Все мы начинали с Африки, но перебравшиеся в Европу темнокожие люди вымерли, выжили только самые светлые из них. С каждым поколением их кожа становилась светлее и светлее, до тех пор, пока они не научились абсорбировать витамин D из доступного количества солнечного света. Даже сегодня темнокожим, живущим в Европе, нужно принимать витамин D, а светлокожим, которые живут в тропиках, приходится пользоваться солнцезащитным кремом, чтобы избежать рака кожи. Вам не нужно учиться какому-то поведению, чтобы получать правильное количество солнечного света, вы генетически адаптировались к этому.

Однако если окружающая среда нестабильна и все вокруг постоянно меняется, эволюции сложно решить этот вопрос. Сегодня вода здесь, завтра она там, сегодня синие ягоды съедобны, а завтра — красные. Естественный отбор приводит к тому, что выживают сильнейшие.

А между этими крайностями — золотая середина, период, когда ваши родители и их родители могут передать вам нужные знания. Мы знаем, что знания и технологии накапливались и накапливались, сегодня даже самый умный человек на планете не способен воссоздать мир, в котором мы живем. Возьмите, к примеру, стул, на котором вы сидите. Чтобы смастерить такой же, вам придется добыть металл или дерево, обработать его, изобрести краски или научиться ткать полотно. От вас требуется слишком много знаний. Человечество не растеряло эти знания, потому что накапливало их. Оказалось, что пласт информации, убеждений и технологий, которые мы называем культурой, может вести себя как независимая эволюционная система. Если, конечно, соответствует критериям для любой эволюционной системы.

Один из критериев — вариация убеждений и поведений. С этим все просто, люди совершают различные поступки по всевозможным причинам. Второй критерий — высокоточная передача информации от поколения к поколению. Мы не хотим, чтобы слишком много данных было утеряно, поэтому начинаем копировать других, не особо задумываясь над тем, что в этот момент происходит. Мы обезьянничаем лучше других обезьян. А ведь те же шимпанзе копируют только то, что понимают. Есть хороший пример, который это иллюстрирует. Специально для этого исследования британские ученые воспользовались коробкой с двумя отверстиями — на дне и в боковой стенке. Внутрь этого ящика они поместили кусочек фрукта для шимпанзе и какую-то игрушку для ребенка. Экспериментатор берет в руки коробку, стучит по верхней части и сбоку, она открывается, подопытный получает вознаграждение. Первым экспериментатор передал коробку шимпанзе. Животное в точности повторило его действия и получило фрукт. Ящик передают ребенку, он использует тот же алгоритм и тоже получает вознаграждение. Следующий этап эксперимента — использование той же коробки, но теперь она из прозрачного материала, только одна из стенок сплошная, она играет роль потолка или пола. Чтобы открыть коробку, достаточно постучать по боковой стенке. И все же "упрямый" экспериментатор стучит, как и раньше, и сверху, и сбоку. В этот раз шимпанзе игнорирует его пример и сразу же стучит по нужной стенке, чтобы получить приз. Экспериментатор подходит к ребенку, стучит по двум стенкам, хотя для того, чтобы открыть коробку, достаточно одной. Как поступает ребенок? Малыш с точностью повторяет все действия взрослого. В этом и спрятан ключ к человеческому успеху. Когда мы учимся готовить, мы не думаем о химии или физике происходящего, мы просто копируем действия мамы или папы: режем мясо, добавляем соль и специи.

Еще один критерий — мы копируем не все и не всех подряд. Выборочное копирование из поколения в поколение — еще один фильтр.

Давайте представим Брюса Великого Охотника. Он живет в деревне, классно охотится, у него самый большой дом, больше жен, чем у других, и все любят Брюса. А вы — юный охотник, мечтаете вырасти и стать похожим на Брюса. Вы не знаете, что именно приносит ему такой успех — оружие, выбор места для охоты, возможно, обувь. Кроме того, он бреет голову, отращивает бороду и молится определенным богам. Лучшее, что вы, юный охотник, можете предпринять — делать все так, как Брюс, напрочь игнорируя других охотников. То есть вы выборочно злоупотребляете копированием. Что-то подобное мы наблюдаем и в наше время, когда одеваем и пьем то, что носят и покупают звезды, даже если эти вещи не имеют прямого отношения к их успеху.

Таким образом, мы приходим к выводу — от других животных нас отличает наличие не только генетического, но и культурного наследства.

Полагаясь на гипотезу о коллективном разуме, можно было бы предположить, что страны, которыми управляет коллектив, будут гораздо успешнее и благополучнее государств, в которых существует перевес власти в сторону одного человека.

— Это сложный вопрос. Разнообразие — это парадокс и палка о двух концах. Чем больше вариантов ваше общество имеет, тем больше хорошего, а вместе с ним и плохого вы получите. Поясню на примере. Если у вас есть небольшая компания, вы не захотите слишком часто рисковать, предпочтете свести разношерстность к минимуму. А если вы огромная компания, вы можете позволить людям делать сумасшедшие вещи, потому что однажды они сорвут джек-пот и этим все окупится. На уровне страны разнообразие — это прекрасно, ведь оно может послужить топливом для двигателя инноваций. Однако разнообразие может и разъединять людей — к примеру, если вы говорите на разных языках, коллективный разум не может функционировать как следует. Секрет хорошей политики в том, чтобы разблокировать преимущества, которые дает такая дисперсия, но не платить за это высокую цену.

Когда для принятия решения требуется много людей, а многие факторы зависят от действий разных государственных органов и чиновников, далеко не всегда получается принимать решения быстро. Такая медлительность позволяет более осторожно подходить к решению того или иного вопроса, не сосредотачивать слишком много власти в руках одного человека. С другой стороны, замедляется реакция на неотложные вопросы вроде военных конфликтов или глобального потепления.

Мы часто думаем, что демократия — это демократия выбора, ведь это мы выбираем себе лидеров. Однако для правильного выбора нужны хорошо проинформированные избиратели. Действительно ли мы знаем, кто будет лучшим лидером? Большинство демократических стран, за исключением Швейцарии, — республики. Мы, кажется, осознаем, что народ не может принимать все решения, время от времени мы проводим референдумы, но мы не собираемся принимать участие в голосовании по каждому вопросу. Поэтому выбираем людей, которые, с нашей точки зрения, отлично с этим справятся. Проблема в том, что без высокообразованного населения мы можем быть недостаточно хороши даже для того, чтобы выбрать правильного человека. Высокообразованное население — ключ к успешному государству. Опасно и недальновидно шутить с образовательной системой.

Если спросите, существует ли альтернативный вариант выбора лидера, отвечу утвердительно. Ведь несмотря на то, у Китая, как и у любой другой страны, есть свои проблемы, он вполне может считаться альтернативной моделью демократии — по согласию, а не по выбору. С точки зрения выборов китайскую власть нельзя назвать демократичной, однако посмотрите, они проделали немало работы для роста страны и повышения уровня жизни своих граждан. Возможно, они поступают так, потому что помнят: недовольство граждан ускоряет смену династии. Для того чтобы оставаться у руля, нынешним властям приходится бороться за продолжение высоких темпов роста благосостояния своих граждан.

Внутри коммунистической партии происходит отбор, и те, кто приходит в правительство, в некотором роде берут на себя ответственность перед народом. Ведь если они перестанут заботиться о росте, который нравится людям, для того, чтобы удерживать власть, им придется применять репрессии. Это и есть "демократия по согласию". У правительства есть стимул для того, чтобы продолжать добиваться одобрения своего народа.

Нужно помнить о том, что небольшой круг людей способен принимать решения быстрее, и это хорошо в тех случаях, когда требуется немедленная реакция, однако эти люди должны быть достаточно компетентны для принятия такого рода решений и заинтересованы в том, чтобы заботиться в первую очередь об избирателях, а не о себе.

Украина в экономическом плане отстает от таких стран, как Саудовская Аравия с ее абсолютной теократической монархией или президентской республики США. Причина замедления развития страны — парламентско-президентская форма правления?

— Я бы так не сказал. Когда вся власть в руках одного человека, вы действительно можете двигаться быстрее, но это может оказаться движением в неправильном направлении.

Сравнивая такие страны, как США или Саудовскую Аравию, с Украиной, помните о том, что парламентская форма правления — лишь один из многочисленных факторов. Есть и другие причины: богатство, экономический потенциал, институциональные структуры, нормы, культура. В той же Саудовской Аравии огромное количество бедного населения, некоторые даже называют их "рабами". Однако в распоряжении государства огромные богатства. Если они хотят что-то построить, то просто берут и строят.

Что касается США, то это новая страна. Ресурсы новых стран, таких как США, Австралия, Новая Зеландия, Канада, менее израсходованы, чем ресурсы европейских стран. Имея больше ресурсов, поддерживать благополучие страны легче.

Может ли руководитель переломить выбранный коллективом вектор движения?

— Это зависит от того, насколько могущественный лидер. Если вся власть в ваших руках, вы легко можете довести страну до катастрофы. Поэтому жизненно важно иметь систему сдержек и противовесов, она затруднит попытки лидеров свернуть на кривую дорожку. В реальности, конечно, даже диктаторы опираются на сторонников — вопрос лишь в том, на народ или на небольшую группу поддержки.

Давайте рассмотрим конкретный пример. В США, пропагандирующих демократические ценности и равенство, президентом выбрали политика-популиста. Есть ли у него, с точки зрения психологии, шансы перекроить государство "под себя"?

— Столько людей комментировало этот вопрос, поэтому я не уверен, что мне есть что добавить.

Когда мы говорим о том, как работает общество, мы представляем правовые кодексы, законы определенной страны. Однако законы держатся на невидимых культурных колоннах — нормах и ценностях. Это нечто большее, чем институты или правила. Законы — это кодифицированные, "затвердевшие" нормы. Однако есть и другие, которые менее уловимы, но являются неотъемлемой частью успешных демократий и экономик.

Хороший пример — верховенство права. Если вы не верите в то, что правительство и народ должны подчиняться не прихотям вашего лидера, а закону, забудьте о верховенстве права. Можете принимать сколько угодно законов, толку не будет, никто не станет им подчиняться. Это распространенная проблема.

Если бы создание соответствующих госучреждений все решало, Либерия стала бы самым успешным государством на планете. Ведь они создали огромное количество учреждений, альтернативных существующим в США. Однако это не сделало их страну образцом для подражания.

Какую опасность представляет Трамп? Вопрос в том, сможет ли он менять законы, и достаточно ли сильны госструктуры и нормы, поддерживающие эти структуры, для того, чтобы контролировать его действия. Мы на неизвестной территории. Он занимается тем, что, казалось бы, является противозаконным — к примеру, занимается и бизнесом, и президентством. На самом деле закон этого не запрещает. Просто мы долго полагались на неписанные нормы, которые регулировали этот вопрос.

Опасность заключается в том, что Трамп может сместить понятие того, что является нормативным. Для многих людей он очень авторитетная персона, к тому же сейчас он лидер свободного мира. Поэтому у него есть возможность менять понимание того, что является приемлемым и нормативным.

Значит, Трамп похож на Брюса Великого Охотника?

— Похож. Я не говорю, что он является великим охотником, но он из тех, кого народ пытается копировать. Неважно, что о Трампе думаем мы, совершеннолетние с укоренившимися нормами, убеждениями и принципами. В обществе есть дети. Они не слушают родителей или других взрослых, когда выбирают себе образец для подражания. По мнению общественности, Трамп — великий человек, потому что он стал президентом США и сделал это, нарушив много устоявшихся норм. Этот человек может формировать в новом поколении мысль о том, что нормально, что приемлемо. Это та власть, которой наделен президент, и именно это волнует меня в долгосрочной перспективе.

Вы соавтор научного труда "Причины коррупции и пути ее преодоления", для работы над которым была создана игра-симулятор реальной жизни для 273 участников. Что вас больше всего удивило в ходе эксперимента?

— Было сразу несколько сюрпризов. Чтобы пояснить, отмотаю немного назад. Один из самых важных вопросов в эволюционной биологии звучит так: как из нас получился настолько открытый для кооперации вид? К примеру, если бы ради этого интервью вы пришли ко мне в офис, я бы не стал переживать о том, что вы нанесете мне ножевое ранение и отберете мои вещи. Задумайтесь, мы с вами — незнакомцы, но общаемся, как давние друзья. В этом шимпанзе на нас совсем не похожи. Поместите несколько незнакомых друг с другом шимпанзе в одну комнату и через некоторое время получите мертвых и тяжелораненых животных.

В первую очередь мы можем кооперироваться благодаря "инклюзивному фитнесу", кооперации между генетическими родственниками. Это то, благодаря чему мы любим и поддерживаем свою семью. Здесь срабатывает принцип: "Я буду помогать своей семье, потому что мы одной крови".

Но и это еще не предел. Люди способны на нечто более сложное. Если я живу в небольшой деревне и вы похитили мой урожай, лично зная вас и ваших родителей, я приду и сведу с вами счеты. А теперь представьте, что общество выросло и мы уже не можем лично наказать обидчика, потому что не всех знаем. В таком случае я воспользуюсь непрямым наказанием: пусть я не знаю вас, но я знаком с вашей компанией, поэтому я всем расскажу о том, что вы похитили мой урожай, возможно, кто-то из них вас накажет.

Но и этого недостаточно для того, чтобы объяснить, почему в современном обществе мы с такой легкостью идем на контакт с незнакомцами. К примеру, я иду в кафе и покупаю кофе, не зная ни человека, который его приготовил, ни его друзей, но все равно не боюсь быть отравленным. В обществе мы полагаемся на институциональное наказание: я не боюсь, что вы похитите мой урожай или отравите мой кофе, потому что у нас есть организации, которые должны будут наказать вас за меня. Я плачу налоги, поэтому полагаюсь на защиту полиции и правительства.

Институциональное наказание позволяет нам избежать личного участия в процессе наказания. Человек мыслит так: если я не единственная жертва, а наказание может влететь мне в копеечку, почему именно я должен этим заниматься? Представьте, что вы стоите в очереди за кофе и кто-то беспардонно протискивается прямо перед вами. Конечно, нужно, чтобы кто-то предложил наглецу подобру-поздорову убраться и стать в хвосте очереди. Вы лично захотите это сделать или подождете в надежде, что это делает кто-то другой? Я бы не хотел встревать, потому в ответ меня могут ударить. То же и с урожаем. Жители богатых демократических стран предпочтут институциональное наказание именно из-за нежелания лично выяснять отношения.

Действующая модель институционального наказания гласит: чем сильнее организация, тем лучше она справляется с коррупцией.

А в реальности мы видим множество институтов, в том числе и правительств, использующих власть для собственного обогащения, а не для борьбы со злоупотреблениями. Я построил модель и показал, что в случае, когда честное сотрудничество — единственная предлагаемая опция, вероятность того, что более сильные институты на нее решатся, повысится. Предложите взятку — и вы получите неожиданный результат. Чем сильнее организация, тем выше вероятность того, что она попытается присвоить себе деньги и ресурсы.

У меня как у лидера есть два варианта. Я могу попробовать поднять страну и заработать больше денег, потому что дела у страны пошли вверх. Либо я могу понемногу отбирать деньги у каждого гражданина и оставлять их себе — таким образом я тут же стану миллиардером. Выяснилось, что если у страны хороший экономический потенциал (по крайней мере в рамках нашего эксперимента), такие антикоррупционные методы, как прозрачность, помогут ей возобновить честное сотрудничество. Однако если экономический потенциал страны низок, а организации слабы, то подобные методы борьбы не помогут, а наоборот, ухудшат ситуацию. В такой стране, узнав о том, что президент предоставил своему зятю выгодный контракт, я разозлюсь — но не потому, что он это сделал, а потому что я сам хочу быть президентом и дать этот контракт моим родственникам.

Удивило меня и то, что в благоприятных для коррупции условиях попытка ввести какие-то меры борьбы способствовала еще большей продажности. Прозрачность только повысила уровень коррумпированности. Причина — прозрачность решает проблему отсутствия координации действия взяточников. К примеру, я знаю, что готов требовать взятку. Вопрос в том, сколько я должен вымогать? А если у нас есть прозрачность и гласность — что ж, я получу ответ на свой вопрос.

Коррупция — это тоже изобретение коллективного разума?

— Нет. Но именно так считает большинство. Для них честное государство — это норма, а коррупция — одна из ветвей. Люди думают: "Нам нужны хорошо функционирующие государства, они могут быть коррумпированы". На самом деле все не так. Коррупция действительно уходит корнями в человеческую психологию, как правило, предназначенную для сотрудничества. Коррупция — это сотрудничество на низшем уровне за счет уровня высшего.

Вопрос даже не в том, как ее изобрели. Важно узнать, как создать институты, которые будут успешно выполнять свои функции, несмотря на поджидающую за порогом коррупцию.

Возьмите, к примеру "кумовство". Это тот же "инклюзивный фитнес", симпатия к родственникам. Это явление укрепляет семейные узы, но подрывает государство. На уровне страны вы не должны думать о своей семье, однако генетически вы запрограммированы помогать родственникам. Контракт, который вы предоставили двоюродной сестре, улучшит семейное взаимодействие за счет благополучия целой страны.

Еще один пример — взаимовыгодная сделка. Вы мне что-то даете, я не остаюсь в долгу. Взятка, назначение друзей на высокие должности, решения в пользу семьи — все это действительно может подорвать меритократию и высшие уровни сотрудничества, такие как институциональное наказание.

Любить свою семью или уважать друзей — это нормально, но заняв должность в правительстве, вы должны отодвинуть родственников и бизнес на второй план. Это может быть непросто, ведь генетически и культурно мы настроены на противоположное.

Ватиканом руководит Папа Римский, придерживающийся обета безбрачия. Является ли это примером системы, которая пытается предотвратить интерес своего лидера к коррупции?

— Целибат — одно из решений. Вы не ставите семью высшим приоритетом, потому что у вас ее нет. Некоторые действительно утверждают, что католическая церковь ввела это правило, потому что церковные земли, которые выдавались в пользование родственникам церковников, так и не возвращались организации. Однако я не советую делать обет безбрачия основной стратегией — без детей общества сокращаются (смеется).

Изучая культурную и экономическую эволюцию человечества, вы задумывались над тем, что произойдет дальше, каким может быть будущее наших детей. Поделитесь прогнозами.

— Один из моих прогнозов — мы увидим еще больше массовых миграций из-за изменений климата. Люди часто говорят, что климат уничтожит мир. Думаю, климат уничтожит общество. Мир меняется: бесплодные земли становятся пригодными для жизни. Победители становятся побежденными, и наоборот. И тем, кто оказался в неблагоприятной ситуации, придется искать себе новое место. Это спровоцирует массовую дестабилизацию.

Думаю, европейский миграционный кризис — лишь первое подтверждение этой теории. Я полностью согласен с теми, кто винит в сирийском кризисе засуху: фермеры собрали скудный урожай и были вынуждены переехать в города в поисках работы. Когда им не удалось обустроиться, начались протесты. Если смотреть на ситуацию под этим углом, первый миграционный кризис случился из-за климатических изменений. Еще один пример — миллион бангладешцев, которые ищут убежище в Индии, потому что их жилье забрала большая вода. Мы можем столкнуться с эффектом домино, дестабилизацией ситуации в странах, одной за другой.

Мультикультурализм — палка о двух концах. С одной стороны, вам не нужна полная изоляция. С другой — разнообразие подрывает доверие между группами людей. К примеру, если мы не говорим на одном языке — это конец, общения не получится. Общий язык — минимум, который нужен для того, чтобы воспользоваться преимуществами культурного разнообразия. Самое несущественное различие — ваши личные вкусовые предпочтения. Никому нет дела до того, любите ли вы суши или шницель. Однако все, что находится между этими крайностями — языком и едой, может по-разному влиять на общество. Есть множество нюансов: особенности в общении, отношение к верховенству права, гендерные взаимоотношения, меритократия. В случае с выборочной миграцией мы имеем возможность отбирать тех, у кого есть необходимые качества. Массовая миграция создает больше сложностей. А если она нарастает, решать эти сложности нужно быстро.

Без правильного подхода культурные различия могут подорвать общество. Возьмите хотя бы отношение к налогам. Мы не можем знать обо всех, кто уклоняется от уплаты налогов. Мы верим в необходимость платить налоги, так как за несколько поколений для большинства это стало социальной нормой. Тех, кто нарушает нормы, меньше, и они несут за это наказание. Нам и неинтересно, сколько их, этих нарушителей, мы полагаемся на культурный фактор: "Если все, кого я знаю, платят налоги, я тоже это буду делать. Мне неизвестна настоящая цена уклонения от налогов, поэтому я просто продолжу их платить". А теперь представьте, что я узнал о людях, которые не платят налоги и не несут за это никакой ответственности. Как вы понимаете, это настоящее разрушение системы. Что касается будущих поколений, если дети, которые копируют успешных взрослых, заметят, что кто-то наваривает деньги за счет государства, они захотят быть такими же, как этот человек.

Существуют государства-"солянки", которые научились извлекать пользу из своей мультикультурности. Что мешает ЕС пополнить эти ряды?

— У Европы на самом деле нет хорошей модели существования в культурном разнообразии. Мы оглядываемся на Штаты, Канаду или Австралию, но это сообщества иммигрантов, имеющие в своем распоряжении больше природных ресурсов и меньше устоявшихся норм или традиций. Не все их действия применимы к нам. Одна шутка гласит: различие между США и Европой в том, что для Штатов 100 лет — это приличный возраст, но 100 миль — еще не расстояние, а вот в Европе все с точностью до наоборот, для европейца 100 миль — огромное расстояние.

Европейская миграционная политика должна быть более ассимилятивной, чем в странах Нового Света, потому что традиции и нормы здесь сложнее адаптировать под мигрантов. При этом я не призываю отказаться от иммиграции, ведь она способствует появлению инноваций. Нужно лишь отнестись к вопросу с должным вниманием.

• Читайте также: Чужие среди чужих. Готов ли мир "переварить" новые миграционные вызовы

Какой урок вы сами извлекли из своих исследований?

— Я понял, что культура — как вода для рыбы. Вы не чувствуете ее, пока вас оттуда не выдернут. Вы не задумаетесь о том, насколько разнообразен мир, пока не отправитесь в путешествие и не столкнетесь с людьми, оперирующими другими нормами. Те, кто не привык путешествовать, как правило, недооценивают масштаб культурной несхожести между разными народами. А понимание научной основы культуры — ключ к сохранению нашей планеты.