Соединительная память. Кто и зачем устанавливает в Киеве таблички "Последнего адреса"

Серые таблички на стенах домов, зачастую тоже серых, заприметить непросто. Размер слишком маленький — с почтовую открытку. А случается, что знаки ставят в арках и внутренних двориках. Увидит только внимательный. Но, зацепившись взглядом, прочтет несколько строк: кто здесь жил, когда арестован, когда расстрелян, когда реа­билитирован. За выгравированными буквами — судьбы инженеров и математиков, военных и врачей, тех, кого забрали с этого последнего адреса и не вернули никогда.

Киевский фармацевт, "польский агент"

— Спускайся вниз по Коминтерна. Нет, еще дальше, в подъезд зайди потом.

Подъезд в понимании 81-летнего киевлянина Эдгара Годика — арка, ведущая во двор дома. А улица Коминтерна — Симона Петлюры. В "подъезде на Коминтерна" Эдуард Александрович ждет внука. Тут уже собрались другие родственники, а сам пенсионер с цветком, документами и распечатанными на А4 фото.

В доме №20 по тогдашней Коминтерна жил дед Эдгара Годика, Юлий Белецкий. Отсюда в сентябре 1937 года Белецкого забрали под арест. Через месяц расстреляли. О месте погребения у семьи лишь догадки — где-то на Быковнянских могилах.

О последнем адресе Юлия Белецкого теперь будет напоминать небольшой памятный знак — табличка 11 на 19 сантиметров. Цветок — как дань памяти деду, документы — чтобы рассказать о нем собравшимся.

— Родился он в 1876 году в Подольской губернии. Семья титулованная, интеллигентная, сосланная за участие в Польском восстании. Окончил Киевский университет по специальности "фармацевт". Завод, где он работал, раньше принадлежал ЮРОТАТу (Южнороссийское общество по торговле аптечными товарами). Сейчас это корпорация "Артериум".

В августе 1937 года вышло постановление о репрессировании вражеских элементов среди польского населения, проживающего в СССР. А дед родился в польской семье.

Неспешная история. На закрепление табличек уходит минут пять. Куда больше занимают рассказы о репрессированных

Его забрали. Месяц мурыжили. Было шесть допросов. Следователь оказался не очень честным; через год или полтора его самого расстреляли за неправильное ведение следствия — он абсолютно все выдумывал, — эту фразу Эдгар Александрович произносит дважды и задумывается.

— Дед был очень больной, с астмой. Ему запрещали пользоваться ингалятором, и он подписывал все, что ему говорили. Донес на своих придуманных "соратников", но назвал только тех, кого уже не было в живых. Интеллигентный человек. Представляю, как его мучили.

Его обвиняли, что ходил с поляками в польское консульство. Говорили, что отправлял шпионские донесения бывшему директору завода — того арестовали сразу после революции, но родители смогли его выкупить. Уже потом выяснилось, что в польское консульство он бумаг не приносил. В польских документах не числился ни шпионом, ни осведомителем.

На одном документе то ли капли пота, то ли что-то… Расплывшееся пятно. Тяжело было читать, хотя живого деда я не помню. Мне был год, когда его арестовали.

После ареста Юлия Белецкого его жену сослали в Узбекистан. У дочери Белецкого тогда уже была своя семья, ее не тронули. Когда арестовали отца, Эдуарду Годику был год. Рассказывает: еще долго советская власть врала семье, что дед умер в лагере в 1947-м. В 1962 году Белецкого реабилитировали. Теперь все, кто будет проходить через арку дома, где он жил, смогут узнать историю репрессированного фармацевта.

"Простые" истории

Создать народный мемориал с подобными историями жертв политических репрессий — идея проекта "Последний адрес". Его основал российский журналист Сергей Пархоменко по аналогии с инициативой в Германии "Камни преткновения". В Западной Европе организаторы вмуровывают памятные знаки в тротуары перед домами, откуда забирали жертв нацизма. Инициаторы "Последнего адреса" крепят памятные знаки на дома жертв советских репрессий.

Соединение поколений. Алексей Гусев крепит памятный знак о своей бабушке самостоятельно

Первые таблички "Последнего адреса" в России установили в 2014 году. Член правления одноименного фонда российский историк Никита Соколов подчеркивает разницу: это не мемориальная доска. Под доску нужно получать разрешение властей, то есть доказывать, почему этот человек заслужил остаться в памяти. Таблички "Последнего адреса", объясняет историк, это информационные знаки. И большинство из них посвящены людям невыдающимся.

— Одна из целей "Последнего адреса" — донести до широкой аудитории то, что давно известно профессиональным историкам. Опровергнуть ложный миф о том, что репрессии были ударом по партийной элите. Основная масса пострадавших — крестьяне. И то, что в России называется "большим террором", в документах НКВД вообще озаглавлено как "антикулацкая операция". А высшая партийная номенклатура среди этих полутора миллионов пострадавших представлена в ничтожном числе — 40 тысяч. Когда люди, исповедующие этот миф ХХ съезда, видят таблички, посвященные механикам, малярам, бухгалтерам и счетоводам, они немножко задумываются. Когда произносят "Сталина на вас нет", имеют в виду, что он держал элиту в ежовых рукавицах. Но ничего подобного, все вздор, — говорит Соколов.

Проект работает по заявкам, причем, как утверждает историк, две трети просьб о табличках подают не родственники репрессированных.

В марте в Киеве зарегистрировали организацию "Последний адрес — Украина". Воплощать проект взялись журналист Дмитрий Белобров и координатор Киевской школы экономики Анна Фурман. Организаторы подчеркивают: от российского "Последнего адреса" проект полностью автономен. Таблички ставятся идентичные российским — по проекту художника Александра Бродского. Однако текст надписей — на украинском.

Дмитрий Белобров, глава общественной организации "Последний адрес — Украина", рассказывает: среди его родни репрессированных не было, преобладали коммунисты. А вот для руководителя одноименного проекта Анны Фурман репрессии — часть семейной истории.

— Я внучка репрессированного. Моего дедушку, Василия Севастьяновича Фурмана из Одессы, отправили в ссылку в 1947 году. Он не разделял идей советской власти, считал, что в холодной войне победит Америка.

Политика и память. Актер Тимур Ибраимов тоже хотел бы установить табличку для своих репрессированных родственников, но сначала нужно попасть в аннексированный Крым

Очень важно знать о своих корнях. Тем более что сейчас в Украине для этого очень хорошие возможности. Архивы отвечают очень быстро.

Эдгар Годик вспоминает, как непросто было с архивами в начале 1990-х годов. "Сколько стоит ксерокс?" — вдруг спрашивает он у меня. И тут же отвечает: "В архиве общественных формирований за копию каждого листа с меня взяли 110 гривен".

Организаторы "Последнего адреса" берут на себя проверку в архивах, таблички делает украинский мастер. Одна табличка стоит тысячу гривен. Европейские "Камни преткновения" и российский "Последний адрес" тоже платные — 120 евро и 4 тысячи рублей соответственно.

— Табличка сделана из нержавеющей стали особой марки и класса, к тому же мастер работает вручную, — поясняет Фурман.

Организаторы российского "Последнего адреса" убеждены: готовность заплатить за памятный знак — признак ответственности.

"Мы считаем очень важным, чтобы заявитель нес ответственность, в том числе материальную, за свою инициативу, чтобы он считал установленный знак "своим". Между прочим, это еще и ограждает проект от безответственных и голословных "энтузиастов", которые не готовы серьезно отнестись к своей инициативе", — говорится в сообщении на сайте фонда.

Расстрел вместо награды

Первые таблички в Киеве организаторы повесили 5 мая — о враче Александре Ефимове, инженере Георгии Константиновском, военном Харитоне Гуртовенко. А дальше было полтора месяца перерыва.

— Поступило много заявок, около 40. Мы хотели проработать, чтобы за месяц открыть шесть табличек в Одессе, три таблички в Харькове, четыре таблички в Киеве. Лето, отпуска, нам нужно общаться с жителями, заказчиками. Плюс нашли нового мастера — у прошлого были заказы на основной работе, — рассказывает Анна Фурман.

16 июля дело сдвинулось. Кроме таблички Юлию Белецкому на Симона Петлюры, на улице Олеся Гончара организаторы открыли памятный знак математику Вере Гусевой-Романовской.

— Ее расстреляли за то, за что сейчас бы наградили, — говорит ее внук Алексей Гусев.

Потомки коммуниста и советского предателя. Инициаторы проекта "Последний адрес — Украина" Анна Фурман и Дмитрий Белобров верят, что ответственность потомков в том, чтобы реабилитировать память о своих родственниках

Вера Гусева-Романовская преподавала математику в Киевском ночном техникуме. Задержали ее в 1938 году как "украинскую националистку". Через два месяца после ареста женщину расстреляли, хотя родственникам сообщили: ей дали тюремный срок без права переписки. Гусев вспоминает: тюремщики еще долгое время принимали для расстрелянной передачи. Реабилитировали математика только в 1989 году.

— Ее дочь поздно подала заявление, только когда узнала, что это можно сделать. Если бы реабилитация проходила автоматически, возможно, это случилось бы раньше, — говорит внук репрессированной.

Родители, продолжает Алексей Гусев, о бабушке почти ничего ему не рассказывали.

— Мой отец занимал высокие посты в строительном институте. Поэтому не хотел рисковать. У моей тети последний обыск был в 1986 году: она поддерживала отношения с дальними родственниками, которые сидели на Соловках, — объясняет Алексей.

В материалах дела Гусев нашел, что его бабушке приписывали явочные квартиры. Но подозревает: истинная причина ареста была другой.

— Главное то, что ее муж был фабрикант, и это стало клеймом. Дальше им уже было просто не интересно, — добавляет Алексей.

На установке новых табличек не было ни одной телекамеры. Но были случайные и неслучайные зрители. Актер Тимур Ибраимов пришел поддержать друга Дмитрия Белоброва. Говорит, что мог бы поставить табличку и своим репрессированным родственникам, но для этого нужно попасть в аннексированный Крым.

— Пока мы помним об этих людях, они живы. Мой дед был расстрелян. Моих крымских предков еще до депортации 1944 года выселили из Крыма. Мама моя родилась в ссылке. Дело не в возмездии, а в памяти и понимании процесса. Я для себя когда-то сформулировал, что цивилизация — это преемственность ассоциаций. Если есть преемственность, цивилизация существует.

Мы с моей мамой, которая в этом году скончалась, создали "Книгу памяти" наших предков. Я пытаюсь это все отформатировать, чтобы потом в электронном виде выпустить.

Проект "Последний адрес" обращен на личность. Это основа цивилизации. А масса народа — это уже большевизм, — говорит Тимур Ибраимов.

Парадоксы времени. Внук убежден, что бабушку расстреляли за то, за что сейчас бы наградили

*********

Дмитрий Сахно на улице Гончара снимает квартиру. Объявление об акции в момент ее начала увидел в ленте Facebook. И тут же пришел на мероприятие.

— У моей бабушки отец был в УПА, всю ее семью убили. Если брать моего прапрадеда, история была — жесть. В 22-м году примерно его четвертовали и выкинули в колодец. История математика для меня не выдающаяся. В наше время, такого, наверное, уже быть не может... От событий в Донбассе я изолирован. У меня есть друзья, которые переехали из Донецка. Но этим все заканчивается. Это далеко от меня. Вот как сейчас: если бы табличку вешали на Академгородке, это уже была бы не моя жизнь. Я бы туда не поехал.

Соединительная память

В мире аналоги "Последнего адреса" есть в Чехии, обсуждаются в Литве, Грузии, Казахстане. Историк Никита Соколов полагает: память о репрессиях — идея, которая могла бы примирить народы.

— Это такая соединительная память, без имперских амбиций, которая способна примирять людей поверх всяких политических склок и распрей, — считает член правления российского "Последнего адреса".

• Читайте также: Восемь пуль. Как и зачем советская карательная система убила Симона Петлюру

Следующие таблички "Последнего адреса" организаторы украинского проекта хотят установить в Харькове и Одессе. Одну из одесских табличек Анна Фурман собирается поставить на доме, где жил ее дед.