Корреспондент Фокуса поговорил с Натальей Каплан о ее брате Олеге Сенцове, условиях его заключения в колонии строгого режима в Ямало-Ненецком автономном округе и жизни в путинской России
Наталья Каплан — двоюродная сестра Олега Сенцова. Чуть больше года она живет в Киеве. Переехала сюда из Москвы. Работает журналистом на "Громадское на русском".
Мы встречаемся в тихой кофейне на Пушкинской. Она худая, в джинсах. За спиной смешной рюкзак. Она кашляет время от времени. Говорит коротко, по делу. Сухо. Только от этого "сухо" у меня комок в горле.
Я спрашиваю у нее о том, как она себя чувствует в Украине. Говорит, что забросила украинский, который учила. Что надо какие-то свои проблемы решать. Собаку к ветеринару отвести. Что собака породы лабрадор, старенькая уже, ей 12 лет. Зовут Гурд — это слово "друг" наоборот, как в сказке "Королевство кривых зеркал". Потом узнаю, что собаку так назвали прежние хозяева. Гурд — отказник. И Наташа взяла его уже взрослым.
Пока она это рассказывает, мне становится про нее понятно одно — она из тех, кто не сдаст.
Наталья, а фамилия Каплан откуда?
— Это псевдоним. Так меня обозвал один из редакторов в Екатеринбурге, не помню уже, за что, но прицепилось. Псевдоним с 99-го (смеется). Со времени, когда Путин пришел.
Вы в Киеве не чувствуете опустошенности?
— Ощущение "свой среди чужих, чужой среди своих" у меня было скорее в Москве. Там доходило до того, что я просто не могла дышать. Я очень многих послала. Морально здесь однозначно легче. У меня нет ностальгии по России. Есть друзья, по которым скучаю. В общем-то и все. Очень многие друзья отвалились после этой истории. Потому что я влезла в это. Плюс там большинство за "крымнаш". Нам было не по пути, а тут еще все обострилось до такой степени, что эту тему стало обходить невозможно. В конце концов отвалились более 90% тех, с кем я общалась.
После того как Олега посадили, вы переехали из Москвы в Киев. Его семья в Крыму. То, что произошло с вашей семьей, по сути отражает новейшую историю Украины — России. А что с вашей семьей происходило до этого, что с предками было во время революции 1917 года?
— Я не очень интересовалась этим. У нас все родственники с Урала. Старшая сестра Олега тоже родилась там. В детстве она сильно болела. Врачи сказали родителям менять климат, если они хотят, чтобы их ребенок жил. И родители Олега переехали в Крым из-за здоровья старшего ребенка. Наши предки были раскулачены и сосланы в Сибирь. Наш с Олегом дедушка когда-то не стал получать высшее образование, поскольку опасался, что вскроется его прошлое сына врага народа, хотя был хорошим врачом, фельдшером в обычной сельской больнице, которую сам же построил, кстати.
Инструмент
Вам понравился фильм "Процесс", который об Олеге снял Аскольд Куров?
— Я не могу "Процесс" оценивать как зритель. Для меня это инструмент, чтобы поднять мировую общественность. Очень порадовал резонанс. Я ездила на Берлинале, после показа была дискуссия со зрителями, можно было задавать вопросы. Один явно засланный казачок встал и спросил: "А почему Европейская киноакадемия вообще полезла в политику?" В зале поднялся такой свист, что этот человек просто сполз со стула. Это, конечно, удивительно — такая поддержка из Германии.
Вы надеетесь на освобождение Олега?
— Надеюсь, политики смогут договориться. (Пауза.) Понятно, что Олег — разменная монета в больших политических играх. Но пока я не вижу действительно заинтересованного человека, который мог бы целенаправленно продавливать эту тему. Даже если взамен на что-то. Вопрос: на что? Вначале мы с родственниками думали, что в обмен на какие-то послабления по санкциям против России. Но я не вижу политика, который бы реально занимался этим вопросом. Мы с родственниками политзаключенных уже год бьемся, чтобы появился хотя бы уполномоченный по делам политзаключенных. Украинских политзаключенных уже более 60. Их становится больше, но до сих пор в Украине нет человека, который бы отвечал за эти вопросы. Как сказал один из родственников, шестеренки крутятся, но механизм не работает, потому что эти шестеренки не соприкасаются. В этом проблема — в государстве нет того, кто реально разрабатывал бы стратегию по освобождению политзаключенных.
А выступления в защиту Олега кинематографистов с мировым именем влияют?
— Как видим, воз и ныне там. Условия содержания Олега ухудшились. Заявления кинематографистов — это инструмент, способ достучаться до политиков, но почему у нас не получается, не знаю. Каждый раз задаюсь вопросом: почему не получается, что мы делаем не так? И до сих пор не могу найти ответ. Давайте говорить откровенно: ни один режиссер не вытащит Олега. Это могут сделать только политики. Но как до них достучаться?!
С кем из них вы общались?
— Практически со всеми. И здесь, и в США, и в Германии.
Есть какая-то черта или фраза, которая их всех объединяет?
— Фраза: "Мы работаем над этим. Мы делаем все возможное. Держитесь". На Донбассе есть пленные, ими хотя бы как-то занимаются на государственном уровне. Есть какая-то стратегия. СБУ подключено. Ирина Геращенко. Минские договоренности. Но всех сбило с панталыку то, что политзаключенные якобы внесены в минские договоренности. А их там нет! Их нигде нет! Просто у правозащитников есть список, кто где сидит. Большинство политзаключенных из Крыма это крымские татары. Но сам факт — они граждане Украины. Сейчас мы добились того, что в Министерстве оккупированных территорий выделен бюджет на оказание юридической помощи. Тяжело все тащить на себе. Кто-то может биться, просить денег, ходить по правозащитникам. А у кого-то физически нет сил на все эти действия.
Есть какая-то черта, которая объединяет правозащитников и людей, помогающих политзаключенным?
— Совесть и, наверное, личные трагедии. Многие в своих семьях столкнулись с арестами.
Что нельзя передавать в тюрьму
Как часто вы созваниваетесь с Олегом?
— С Лабытнанги он мне еще ни разу не позвонил. Не получается заказать связь. Видимо, мешает то, что я нахожусь в Украине. Не могу никак зарегистрироваться в этой системе российской. Не получается. И потом, какой я им телефон оставлю? Но, надеюсь, контакт наладится. А пока связь с Олегом только через адвоката.
Передачи отправляете?
— Каждую передачу мы согласовываем с Олегом. И точно знаем, что ему нужно. Передавать ее можно раз в три месяца. То есть если кто-то по своей инициативе пошлет какие-то конфеточки, то Олег не получит необходимое еще три месяца. В том числе витамины и фрукты. Поэтому с передачами все строго.
А как это происходит? Вы же не из Украины передаете?
— Отсюда отправлять смысла нет. Продукты могут испортиться. В Якутске передачу носил человек из Якутска. Мы отправляли ему деньги. В Лабытнанги у нас пока такого человека нет. Там Север. Полная красота, для крымчан особенно (с сарказмом). В Якутске ему климат больше подходил, потому что он сухой, хоть там и холодно, до минус 60 зимой. А в Лабытнанги климат влажный и переносится хуже.
Что было самым трудным, когда Олега посадили? Как вы стали заниматься его делами?
— Наутро после ареста мне позвонила тетя, родная сестра мамы Олега. Мама Олега тогда вообще не могла ни о чем говорить. Я полезла в интернет искать информацию. Попыталась поговорить с крымскими родственниками, но это было бесполезно, там люди не понимали вообще, что происходит. Пыталась выйти на друзей Олега — где он, что с ним. Я тогда наивно полагала, что все это быстро решится. Хотя, конечно, когда в Крым пришли "зеленые человечки", стало ясно, что с точки зрения права там будет Чечня-2.
"Олег отказывается от свиданий. Говорит, что ему так проще держаться. Без лишних эмоций"
Я связалась с адвокатом, которого порекомендовали российские режиссеры. С ним подписали договор, потом еще с одним. И понеслось. Первым делом начали искать Олега, чтобы понять, в чем его вообще обвиняют. Адвокаты полетели в Крым, там его не нашли, сказали, что его этапируют в Москву. В Москве его тоже не было. Около двух недель его тупо прятали. Появился в Лефортово. Туда и пошел адвокат. И я с передачкой.
Что происходит, когда сталкиваешься с системой? Как вы передачу первую передали?
— Было сложно понять, куда вообще идти. Есть адрес: Лефортовский вал, 5. Я туда пришла с сумками. Найти ничего не могла. Все закрыто. Ни вывесок, ничего. Понятно, что тюрьма. Полезла в интернет — там, благодаря женам декабристов, как я их называю, которые тоже этим занимаются, нашла схемы — вот здесь шлагбаум, вот там белая дверь. Ни надписи, ничего. Вход вообще с другой улицы. Человеческого в этой системе нет — одно хамство. Половину передачи не приняли. По разным причинам. Соки нельзя. Олег попросил крем для бритья, но в упаковке крема металл нашли. Яблоки взяли. Из фруктов можно только яблоки, апельсины, бананы, киви и лимоны. Груши и ягоды нельзя. Ручки с красным и зеленым чернилом нельзя. Почему? Вероятно, чтобы жизнь красочной не казалась. Можно только самые простые, с пружинкой нельзя. Гелевые нельзя. И можно только двух цветов — черные и синие. Увиделись мы с Олегом спустя год с лишним в Ростове на приговоре.
Вы плакали?
— Нет. Мне не свойственно.
Топтуны
В "Процессе" есть эпизод в Театре.DOC, когда кто-то в зале кричит, что в помещении заложена бомба, а потом выясняется, что среди зрителей есть эфэсбэшники. Расскажите об этом случае.
— Тогда было весело. Показывали фильм про Майдан "Сильнее, чем оружие". В день показа происходили протесты на Манежке (Манежной площади. — Фокус) в связи с тем, что Навальный сбежал из-под домашнего ареста. И в театр пришло очень мало зрителей, потому что все на Манежку ушли. Посреди фильма, в момент, когда Янукович ломает ручку, встают четыре человека и заявляют, что здание заминировано, никому не выходить, будем переписывать паспорта. И тут зрители задают резонный вопрос: "Ребят, это жилой дом, если у вас заминировано здание, вы уверены, что нас стоит тут держать?" В какой-то момент эфэсбэшники решают, что как-то перегнули палку и таки надо выпускать людей из театра.
"Олег — разменная монета в больших политических играх. Но пока я не вижу действительно заинтересованного человека, который мог бы целенаправленно продавливать эту тему"
Только открывается дверь, а у порога зеленый микрофончик. Это журналисты НТВ приехали, которые тут же спрашивают, а что за фильм вы смотрели. То, что жилой дом в центре Москвы заминирован, их не интересует. Затем уже притащили сапера, который вытащил какой-то пакет из театра и заявил, что все, мол, предмет изъят. Потом приволокли типа из Минкульта, который стал требовать прокатное удостоверение. Устроили в театре обыск, все разгромили. Зачем-то изъяли экран. Бред. Было весело. Это же как надо обосраться, чтобы ради десяти зрителей такое шоу устроить!
За вами следили?
— И за мной, и за адвокатами. И в квартиру влезали в Ростове. Причем тех, кто за тобой следит, видно сразу. Но надо понимать, что ФСБ не такая сильная структура. Особенно так называемые топтуны — низшее звено. У них очень маленькие зарплаты и вообще им все это не надо. Так что их прекрасно видно. У меня отношение к ним как к назойливым мухам. Они тебе все равно ничего не могут сделать. Я общалась с Мариной Литвиненко, вдовой Александра Литвиненко, и она рассказывала, что одного ее муж на работу устроил — а что он ходит как неприкаянный? Потом они как-то шли домой, взяли на ужин курицу гриль. Полкурицы себе, а вторую половину — топтунам. Она говорила: им же у подъезда всю ночь сидеть, что с ними сделаешь?
Носорог
Вы можете поехать к брату на встречу?
— Олег отказывается от свиданий. Говорит, что ему так проще держаться. Без лишних эмоций. Рассказывал про сокамерника, который после свидания с семьей свалился в жуткую депрессию. Так что проще эмоционально закрыться. Очень многие отказываются от свиданий именно по этой причине. Это защитная реакция. Я была у него на свидании в Ростове один раз. И маму возила один раз к нему на свидание. Еще до приговора.
Мне кажется, Олег сильный человек. И все, что с ним происходит, он сможет выдержать.
— Надо понимать, сколько это будет длиться. Не все вещи делают человека сильнее. У каждого свой запас прочности. Надеюсь, что у него хватит сил и мы вытащим его гораздо раньше, чем произойдут не очень приятные вещи. И его можно будет восстановить.
Какие у него сейчас проблемы со здоровьем?
— Это давняя проблема, с детства. Просто сейчас обострение из-за условий содержания.
Сенцов — интроверт?
— Да.
Какие книги он просил прислать?
— Пока никаких, у него их достаточно. Из последнего — самоучитель по шахматам.
На какой музыке он рос?
— Сенцов любит Цоя. Олег рад, что его старшая дочь не слушает всякую попсу. Ей 15 уже.
Детьми занимается старшая сестра Олега, и насколько я знаю, у нее полярные с ним взгляды, это не отражается на детях?
— На детях это не отражается. Никто им не говорит плохо о папе. Для них папа — это папа.
Вы читали его сценарий "Носорога"?
— Олег мне не давал. Он не сторонник того, чтобы давать читать сценарий тем, кто не принимает участия в работе над фильмом. Как он говорит, это полуфабрикат. Нечего питаться полуфабрикатами. Ждите готовый продукт.