"Выиграть войну до начала войны?" Французский взгляд на когнитивную войну
Когнитивная война – это не революция. Ее суть в том, чтобы повлиять на принятие решений противником, создать замешательство и, в конечном итоге, парализовать его действия, чтобы победить. Точно так же она сама по себе не является серебряной пулей для достижения стратегического преимущества, о чем свидетельствуют неудачи России в Украине в этом вопросе.
Наступил 2050 год. Французское общество разделено на островки-сообщества, основанные на альтернативных зонах реальности. Перед французскими вооруженными силами поставлена задача "обеспечить безопасность реальности" перед лицом противника, способного изменять коллективное поведение в широких масштабах с помощью обмана и подрывной деятельности.
Именно такой сценарий программа Red Team, объединяющая писателей-фантастов и военных, предложила прошлым летом Министерству вооруженных сил Франции. Кому-то это может показаться не более чем забавным упражнением для воображения, но понятие "когнитивной войны" играет все более важную роль в стратегическом мышлении. Что вообще означает эта концепция? Предвещает ли она новый способ ведения войны? Или это просто старое вино в новых мехах – то есть модное название для психологических операций, операций влияния или "информационной войны"?
Фокус перевел новый текст Давида Паппалардо посвященный когнитивным войнам будущего.
В понятии когнитивной войны есть кое-что весьма полезное. Когнитивная война – это междисциплинарный подход, объединяющий социальные науки и новые технологии для прямого изменения механизмов понимания и принятия решений с целью дестабилизировать или парализовать противника. Другими словами, она направлена на взлом эвристики человеческого мозга в попытке "выиграть войну до начала войны", как выразился начальник штаба обороны Франции генерал Тьерри Буркхард.
Старая задача: воздействовать на мозг противника, чтобы победить
Война всегда была связана с разумом: Карл фон Клаузевиц определял войну как "акт насилия, направленный на то, чтобы заставить противника выполнить нашу волю". Эрве Куто-Бегари напоминает нам, что стратегия – это "диалектика интеллекта в условиях конфликта", когда каждая сторона пытается предугадать реакцию другой стороны, чтобы получить преимущество. Разумеется, война – это нечто большее, чем диалектика воли и интеллекта, поскольку организация и технологии также важны. Однако в свете военной истории и стратегической мысли утверждение Джеймса Джордано о том, что "человеческий мозг стал полем боя 21 века", в этом смысле спорно, поскольку воздействие на мозг всегда было формообразующим элементом стратегической диалектики.
Операции симуляции, диссимуляции или обмана так же стары, как и сама война, и заключаются в игре на восприятии противника с целью обмануть его относительно ваших намерений, возможностей и стратегии.
В своей книге La Ruse et la Force Жан-Винсент Холеиндр объясняет: "Хитрость зарекомендовала себя в истории стратегии не только как тактическая процедура, основанная на диссимуляции и обмане, но и как интеллектуальное качество, вдохновляющее стратегическое планирование и адаптацию к ситуациям неопределенности". В этом смысле стратегия – это, прежде всего, "наука о другом", цель которой – получить доступ к мозгу противника и даже манипулировать им.
Познание всегда играло важную роль, что иллюстрирует эпизод с телеграммой из Эмса, в которой канцлер Германии Бисмарк успешно склонил Наполеона III к продолжению непродуманной войны. В своей телеграмме Бисмарк намеренно убрал некоторые смягчающие формулировки короля Вильгельма I, в частности, удалив из нее отзыв немецкой кандидатуры на испанский престол. Тем самым он спровоцировал злополучную франко-прусскую войну, что в конечном итоге привело к краху Второй французской империи.
Использование ложной информации для получения преимущества над противником не ново в истории стратегии. Например, Черчилль говорил Сталину: "В военное время правда [была] настолько ценна, что ее всегда должен был сопровождать телохранитель в обличье лжи".
Информационные операции уже давно являются частью традиционных войн и достигают эффекта при ведении боевых действий. Например, британская операция "Минсмит" была успешным военным обманом, призванным убедить верховное командование стран Оси в том, что союзники вторгнутся на Балканы и Сардинию вместо Сицилии, как было показано в фильме "Человек, которого не было".
В 1944 году Гитлер, похоже, догадался, что войска союзников в конечном итоге высадятся в Нормандии. Поэтому операция "Фортитьюд" была направлена на то, чтобы убедить немецкую 15-ю армию в возможности нового наступления в Па-де-Кале. Точно так же подрывная деятельность занимала центральное место в диалектике Востока и Запада во время холодной войны.
Идеи о том, что война всегда подразумевала диалектику воли и интеллекта, что стратегия – это "наука о другом", и что информация – это оружие, дающее стратегическое преимущество, – лежат в основе подхода к стратегическому мышлению, основанного на когнитивной войне.
Соперничество под знаком цифровых и социальных преобразований
Новый подход к когнитивной войне признает текущие цифровые и социальные трансформации войн, увеличивающих как масштабы традиционных информационных операций, так и круг их аудитории. Цели больше не ограничиваются политическим и военным руководством; более широкие слои населения также подвержены манипуляциям в больших масштабах и могут быть использованы для влияния на решения той или иной страны.
Цифровая революция обострила конкуренцию в информационной сфере, расширив возможности коммуникации "многих со многими" и резко увеличив поток данных. Кроме того, информационная эпоха поощряет зрелищные явления в ущерб эмпирическим. По словам философа Бруно Патино, "истина уступает место правдоподобию, а рефлексия – рефлексу", что способствует балканизации реальности, которая, в свою очередь, предоставляет злонамеренным соперникам благоприятную почву для манипуляций и операций влияния.
В ответ на эти процессы Дэвид Ронфельдт и Джон Аркилла недавно высказались в пользу более комплексной информационной стратегии в США, принимающей во внимание так называемую ноосферу – "коллективную форму интеллекта, ставшей возможной благодаря цифровой информационной революции". По мнению этих авторов, суть американской стратегии теперь должна основываться на "вооруженных нарративах" как ключевом решающем факторе победы "в царстве разума". В конце концов, нарративы – это эвристика, используемая мозгом для обработки и организации информации, чтобы "придать" смысл данному контексту и создать для него значение. Как таковые, они занимают центральное место в процессе познания.
Стоит отметить, что сама природа конфликта также претерпела глубокую эволюцию. Китайские стратеги уже давно сосредоточились на информационной или психологической войне, а теперь рассматривают когнитивную войну как "конечную область военного противостояния между крупными державами".
Так называемая война нового поколения, по определению генерала Валерия Герасимова, предусматривает деятельность в "серой зоне", размывающую границы в континууме "мир-кризис-война" до тех пор, пока эти категории просто перестают различаться по смыслу. Отныне нулевой день войны – это каждый день, что подчеркивается новой троицей "соперничество – спор – конфронтация", лежащей в основе стратегического видения начальника штаба обороны Франции.
В этом значении соперничество – это форма войны "до войны", в которой главную роль играют стратегическое запугивание, кибер-операции и нарративная война. Обновленная стратегия Министерства вооруженных сил Франции от января 2021 года также представляет манипулирование информацией как ключевой элемент гибридных стратегий, реализуемых нашими противниками, что может привести к подрывной деятельности с целью влияния, паралича или замешательства. На презентации военной доктрины компьютеризированного управления влиянием в Париже 20 октября 2021 года министр вооруженных сил Франции Флоранс Парли заявила, что ложная, манипуляционная или подрывная информация – это оружие, которое, при разумном использовании, позволяет сопернику победить без боя.
Таким образом, борьба с "вооруженными" нарративами и когнитивной агрессией стала как никогда актуальной в условиях новой стратегической конкуренции, усиленной цифровой революцией. Она требует более широкого подхода к когнитивной войне, объединяющего социальные науки и новые технологии во всех областях, чтобы действовать одновременно на уровне информации, нарративов и человеческого мозга.
Когнитивная война через различные функции мозга
Познание относится к механизмам, управляющим рассуждениями, эмоциями и чувственным опытом, которые позволяют нам понимать мир, формировать его внутреннее представление и, в конечном счете, действовать в нем. Поэтому познание является основным элементом процесса принятия решений, в ходе которого наш мозг имеет дело с различными функциями. Наша интуитивная эвристика быстро мобилизируется, но бывает весьма предвзятой, а наше логическое мышление медленное и более энергозатратное.
Психолог Дэниел Канеман в своей книге "Мышление – быстрое и медленное" называет это системой 1 (эвристика) и системой 2 (рассуждение). Хотя этот нобелевский лауреат недавно признал некоторые ошибки, его теория остается полезной и ценной для описания процесса принятия решений. По мнению Канемана, для принятия решения требуется некий арбитраж между этими конкурирующими функциями мозга, который может включать в себя торможение нашей интуиции, чтобы мы не пали жертвой собственных предубеждений. Оливье Гуде называет этот механизм торможения и исполнительного контроля нашего мозга Системой 3 – механизмом, который позволяет дробить на части интеллектуальные схемы, давая нам "способность балансировать между внимательностью и торможением".
Конфликт в когнитивной сфере направлен на стратегическое использование этих конкурирующих функций и когнитивных предубеждений, ограничивающих рациональность различных субъектов, чтобы спровоцировать искажение представлений, изменить процесс принятия решений и тем самым привести к неоптимальным стратегическим маневрам. Желаемые эффекты не ограничиваются контролем информации, а распространяются на контроль исполнительной и арбитражной функции самого мозга. В этом смысле концепция выходит за рамки информационной войны. Воздействие на информацию меняет лишь данные, которые питают познание, в то время как когнитивная война стремится действовать на сам процесс познания. Цель состоит в воздействии не только на то, что люди думают, но и на то, как они думают, тем самым обуславливая их действия.
В недавнем исследовании, проведенном при поддержке французских вооруженных сил и НАТО, Французская высшая школа когнитивистики (École Nationale Supérieure de Cognitique) предлагает взглянуть на детерминанты когнитивной войны. Сочетая точные и социальные науки, исследование подчеркивает важность нейронауки как ключевого фактора для продвижения вперед в этом направлении. Согласно Бернару Клавери и Франсуа дю Клузелю, когнитивная война должна усилить синергию между наступательной кибервойной, информационной войной и психологической операцией. Вот их определение когнитивной войны:
"Искусство использования технологий для изменения процесса человеческого познания без ведома самих индивидов и тех, кто отвечает за предотвращение, минимизацию или контроль за последствиями таких изменений".
Однако этот подход не только технологический: он отвечает новым требованиям командной структуры "человеческой автономности", которая должна позволить использовать преимущества точности и скорости цифровых технологий (искусственного интеллекта, аналитики больших данных и т.д.), в то же время десятикратно увеличивая маневренность и креативность человеческого интеллекта.
Структуры командования, адаптированные к когнитивному измерению конфликта
Когнитивная война в основном, хотя и не исключительно, связана с командованием и управлением операциями для обеспечения превосходства в принятии решений. Для достижения этой цели можно выделить три направления деятельности.
- Первое касается необходимости защиты от наших собственных индивидуальных и коллективных когнитивных дисфункций. Это требует знания и идентификации когнитивных предубеждений, обуславливающих наши ментальные модели. Согласно прекрасной формуле французского философа Жана д'Ормессона, "думать – это прежде всего быть настроенным себя".
Как объяснил покойный Роберт Джервис, "лица, принимающие решения, склонны вписывать поступающую информацию в существующие теории и образы". Непонимание идей или ценностей противника, предположение, что он будет видеть нас такими, какими мы видим себя, и в целом презрение к инаковости – все это мощные факторы, способствующие нестабильности в конфликтных отношениях. Не только отдельные индивиды, но и бюрократии подвержены тому, что психолог Ирвинг Дженис назвал "групповым мышлением", особенно когда члены группы схожи по происхождению и когда сама группа изолирована от внешних мнений.
Групповое мышление приводит к игнорированию альтернатив, дегуманизации других групп и, в конечном итоге, к ухудшению "умственной эффективности, восприятия реальности и моральных суждений". Поэтому образование и обучение имеют решающее значение для защиты от наших индивидуальных и коллективных "когнитивных ошибок", требуя постоянных сомнений и перекрестных опросов самих себя, подкрепленных социально-психологическим подходом к конфликтности.
Более того, необходимо избавиться от утопического идеала совершенного поля боя, которое возможно только благодаря технологиям. Действительно, технологические средства не всегда рассеивают туман войны. Напротив, большая доступность данных может напустить "еще больше тумана" и переусложнить ситуацию в ущерб военной эффективности, если нам не удастся укротить поток информации. Более того, в алгоритмах или базах данных, используемых для предсказания будущего, также можно обнаружить предвзятость, ведущую к когнитивному диссонансу. Поэтому, как объясняет Джон Р. Линдсей, именно качество организации должно преобладать над технологическими решениями в практике работы с информацией. Для военных важнейшее качество командования и управления заключается именно в сбалансированной интеграции человека и системы для сохранения ясности в сложнейших военных действий. Перефразируя французского писателя Бруно Патино, философские огни нельзя гасить ради цифровых сигналов.
- Второе направление деятельности касается защиты от постоянной информационной агрессии и эксплуатации противником наших когнитивных предубеждений, которые могут ограничить или исказить наш процесс принятия решений и парализовать нас. Наши основные противники изучили слабые места наших обществ, к которым принадлежат и наши армии.
Во время слушаний в Конгрессе в апреле 2021 года американский исследователь Герберт Лин выделил три проблемы. Первая касается ограниченной рациональности действующих лиц. Наш вкус к противоречивым и сенсационным нарративам, или "когнитивным лакомствам", а также склонность к систематическим сомнениям отвлекают наше внимание и мешают выносить суждения. Вторая проблема связана с нашим обществом: "свободный рынок идей" сопровождается гнусными альтернативными фактами и подложными новостями в мире постправды, усугубленном технологиями. Тем более проблематично, что конкурент может использовать в своих интересах размытость информационных границ для преднамеренного распространения вредоносных нарративов.
Эти три вызова касаются как общества, так и вооруженных сил. Поэтому когнитивная война требует глобального, многоуровневого и общегосударственного подхода, способствующего лучшей интеграции кибер- и информационных пространств для защиты одного из наших самых важных активов – информации. На сугубо военном уровне наши архитектуры командования и управления должны оставаться достаточно устойчивыми, чтобы использовать преимущества новых технологий, при этом максимально ограничивая проблемы автоматизации и когнитивного диссонанса.
- Наступательная война в когнитивной сфере представляет собой третье направление деятельности, хотя и ставит этические вопросы, от которых не следует уклоняться.
Герберт Лин во время слушаний с юмором заметил, что этические ограничения, наложенные Министерством обороны, привели к парадоксу: "Легче получить разрешение на убийство террористов, чем солгать им". Ведение настоящей наступательной когнитивной войны нельзя отделять от этической скрупулезности, но оно также должно быть стратегически последовательным. Поэтому одной из задач когнитивной войны является возвращение к хитрой и непредсказуемой стратегии, затуманивающей сознание противника. Следовательно, организация структур командования и управления должна измениться, чтобы способствовать лучшей интеграции эффектов во всех областях, включая кибер- и информационную.
В качестве примера можно привести создание многоуровневых оперативных групп в армии США, в состав которых наряду с батальонами ПВО и стратегических огневых средств входит батальон I2CEWS (разведка, информация, кибернетическая, радиоэлектронная борьба и космос).
К новой области ведения боевых действий?
Когнитивная война – это не революция. Ее суть в том, чтобы повлиять на принятие решений противником, создать замешательство и, в конечном итоге, парализовать его действия, чтобы победить. Точно так же она сама по себе не является серебряной пулей для достижения стратегического преимущества, о чем свидетельствуют неудачи России в Украине в этом вопросе. Тем не менее, это нечто большее, чем просто старое вино в новых мехах.
Когнитивная война объединяет информационную войну, наступательные кибероперации и психологические операции. Она отдает должное как технологическим прорывам, так и новому видению стратегического соперничества, делая акцент на запугивании, влиянии и манипуляции для победы над противником еще "до начала войны". Означает ли это, что необходимо создать новую область ведения боевых действий? Не обязательно. По словам Коичиро Такаги, основные усилия должны быть направлены на более эффективную интеграцию когнитивной войны в наземные, морские, воздушные, космические и кибероперации. Говоря иначе, союзникам действительно следует продолжать изучать эту тему, но более эффективно интегрировать ее в нынешнюю межведомственную структуру.
Когнитивная война выиграла от качественного изменения масштаба и теперь может одновременно нацеливаться на несколько аудиторий для создания стратегического воздействия на противника. Теперь необходимо решать эту задачу более эффективно. Французское агентство оборонных инноваций недавно запустило проект под названием MYRIADE для изучения новых технологий, связанных с когнитивной войной.
Для обеспечения принятия решений и достижения достаточного уровня коллективной "когнитивной безопасности" необходимы усилия всего правительства, что подразумевает качественное образование и подготовку населения, способного защититься от вооруженных нарративов и других когнитивных атак.
На военном уровне, чтобы "выиграть войну до войны", мы должны защищаться от когнитивной агрессии и быть готовыми дать отпор, позволяя себе в свою очередь воздействовать на мозг противника. Командование и управление должны быть лучше адаптированы к когнитивному измерению многоуровневой войны, гармонично сочетая человеческие суждения и цифровые технологии, чтобы заставать врасплох противника, не давая одурачить себя.
Об авторе
Давид Паппалардо – офицер французских ВВС и космических войск, в настоящее время работающий атташе ВВС при посольстве Франции в Вашингтоне. Как пилот Mirage F1, а затем многоцелевого Rafale, он является бывшим командиром 2/30 истребительной эскадрильи "Нормандия-Неман". На его счету 2300 летных часов и 134 боевых вылета в Сахеле, Афганистане, Ливии и Леванте. Он закончил Академию ВВС Франции и с отличием выпустился из Командно-штабного колледжа ВВС США.