Как противостоять российской РЭБ и лететь на 2000+ км: репортаж с производства Skyeton

Мы начали обсуждать возможность визита к украинскому производителю Skyeton еще весной. С тех пор встреча неоднократно переносилась, а даты менялись. Однако в конце концов Фокусу удалось попасть на предприятие, где производят беспилотные системы.

Во время встречи мы пообщались с генеральным директором и основателем Александром Степурой, чтобы подробнее узнать о новых разработках, сложностях в начале полномасштабной войны, а также планах по производству БпАК за рубежом.

Перед интервью с Александром говорим о наболевшем. Оказывается, что в Skyeton тоже отключают электроэнергию, а еще в компании активно бронируют работников. Были определенные задержки с бумагами, но с введением бронирования в "Дії" все стало значительно проще: "Успешно забронировали определенное количество людей. Подали документы через "Дію" и сразу получили подтверждение". Беседа началась с обсуждения публичных заявлений Skyeton о производстве в Словакии.

Зарубежные мощности Skyeton

12 июля вы объявили об открытии производства в Словакии, расскажите, на каком этапе сейчас этот проект, и вышли ли из него первые дроны?

Да, это правда. Мы действительно открыли предприятие в Словакии. Это полноценное предприятие полного цикла производства, но мощность его на сегодняшний день еще не та, которую мы себе планировали, потому что изделие наше очень сложное. Это действительно очень сложная профессиональная система, где много электроники, много софта и механика непростая. И поэтому людей на словацком предприятии надо учить работать. И работают они не так, как мы в Украине привыкли без выходных по 24 часа в сутки. Ну и мы же тоже учились.

Девять лет учимся делать то, что мы сегодня делаем. Поэтому еще некоторое время мы будем учиться в Словакии производить полную систему, на полную мощность. Сегодня завод производит пока что некоторые узлы, подсистемы, катапульту, еще некоторые подсистемы, которые очень важны для наших украинских заказов, они нам помогают в этом выполнять задачи. Но пока что полностью системы мы еще не поставляем. Но скоро начнем.

А будут ли словацкие беспилотники поставляться для нужд Сил обороны?

Может такое случиться, если заказов будет в Украине больше, чем может выполнить украинское предприятие, то словацкий завод будет поставлять столько, сколько надо систем. Но точно можно сказать, что некоторые узлы будет поставлять как отдельные подсистемы в Украину.

То есть глобально завод ориентирован на заказы клиентов за рубежом? Возможно, вы бы могли рассказать о первых заказчиках?

Это так, но надо понимать, что многие государства сегодня очень хотят помогать Украине. И запросы из некоторых государств, таких как Дания, Люксембург и другие, которые точно будут располагаться на этом словацком заводе, это тоже оборудование для украинской армии. Поэтому это порой не прямые заказы от нашего государства, но все же все равно для Украины.

Какие возникают сложности с европейским законодательством для открытия производства?

Наше изделие в любом государстве будет иметь классификацию Dual use, то есть двойного назначения. И это порой хуже, чем военное назначение, потому что во многих государствах не знают, что с этим делать. И порой лучше сказать, что мы делаем военную технику и пройти очень сложные процессы по легализации и разрешениям, связанным с производством. Если это военная техника, то по каким стандартам это делается? По натовским стандартам или нет? Это сложно, но понятнее. Когда dual use, тогда никому не понятно, и приходится объяснять.

Если ты говоришь открыто, что ты военную технику делаешь, то все банки сразу бегут по кустам. Никто не хочет открывать тебе счета и перечислять деньги в Европе и куда угодно. Поэтому мы декларируем, что это Dual use и дальше очень много времени у нас отнимает процесс объяснения, что это такое, чем это отличается от гражданского использования и от военного. Документальные процессы очень сложные и во многих государствах они не до конца имеют понятную форму.

Могли бы вы приоткрыть завесу о втором зарубежном производстве? На каком этапе находится проект?

Я думаю, что этот вопрос связан, с нашей бизнес-логикой, потому что наша бизнес-модель выглядит таким образом, что мы можем делать трансфер нашей технологии в любое государство, кроме "блеклиста", ну, разумеется, там Северная Корея, Россия, Иран и так далее. То есть, когда какое-то государство планирует достаточно большое количество наших систем покупать, то мы должны организовать техническую поддержку, обучение и вообще научить их не только пользоваться, но и производить некоторые детали, которые могут ломаться, выходить из своего ресурса, времени ресурса и так далее. Это наша бизнес-модель, то есть мы можем передавать в определенном уровне технологию, помогать строить производство определенной глубины. И это мы открыто декларируем, и это об этом мы дискутируем с несколькими государствами. Но еще нигде мы не реализовали этот проект, все на этапе переговоров.

В обществе время от времени появляется мысль, что надо предоставить возможность украинским производителям поставлять оружие на экспорт. Однако пока это невозможно по политическим причинам. Мол, мы одной рукой просим оружие, а другой — продаем. Какова позиция вашей компании по этому поводу?

Здесь все очень просто. На самом деле очень много натовской техники зарубежной работает сегодня в нашей армии. HIMARS, ATACMS и так далее. Для того, чтобы эффективно работать с ними, мы должны быть интегрированы в европейскую и американскую системы. Для этого надо работать над интеграцией и организовывать взаимодействия. Без того, чтобы иметь свои системы в Европе и на других континентах, мы не построим нашу интегрированную украинскую систему, которая будет эффективно работать с натовскими или "не натовскими" продуктами, которыми мы сегодня используем. Поэтому у нас нет другого выхода, как поставлять технику в другие государства, интегрировать ее в развитые системы обороны других государств и затем поставлять уже как стратегическую систему защиты в Украину.

Мы должны работать с теми, кто сюда поставляет технику, которой у нас нет. А для этого надо с ними сотрудничать и это вопрос того, чтобы мы тоже были в их государствах в том числе.

Российская РЭБ, новые технологии и искусственный интеллект

Что стало основным вызовом, когда началась полномасштабная война?

Пришлось переделать, передизайнить очень много подсистем, потому что мы представляли, что будет РЭБ, но мы не представляли, что он будет настолько насыщен. 40-60 километров в глубину подконтрольной россиянами территории вообще нет GPS навигации. Поэтому пришлось очень быстро разрабатывать систему навигации, дорабатывать ее, добавлять много других устройств, чтобы все же скоординировано летать и не только летать, а еще и находить объекты и с большой точностью понимать их координаты. А также координаты нашего самолета, координаты объекта, который мы нашли. Это чрезвычайно трудно. Сначала это было чрезвычайно трудно, но потом легче. Это редизайн. RnD было бешеным, оно съедало все деньги, которые мы зарабатывали, и сегодня все съедает.

И будет еще много лет съедать это все. И это был основной челлендж, как быстро все передизайнить таким образом, чтобы это было актуально в сегодняшних условиях. И постоянная работа с военными, с операторами, вместе с ними на передовой, просто постоянное взаимодействие с ними, только это помогло нам сделать адекватную технику.

Каким образом ваши дроны обходят российские средства обнаружения и ПВО, когда их дальность более 2000 км?

Хороший вопрос, потому что это сегодня главная проблема среди тех воздушных систем, которые летают далеко. Но надо понимать, что если мы говорим о двух тысячах километров, то это значит, что мы не имеем наш летающий дрон на связи. Это довольно сложно, потому что в этом смысле мы будем работать через либо сателлитные системы, либо через телефонные системы мобильной связи. И поскольку мы будем излучать что-то в воздух с борта, то нас точно будут видеть. Мы выполняем наши задачи по большинству на дальних дистанциях. Это 150-200 и чуть дальше километров. И нас редко когда видят, потому что мы для этого отработали технологию производства. Дрон, летающая часть его так спроектирована, что мы очень малозаметны. Мы выглядим как шум на экранах различных радаров. Для этого работали и убирали те определенные вещи и узлы в системе, которые помогают радарам нас найти. Итак, первое — это стелс-технологии. Мы интегрировали их в производство наших летающих "бьордов".

Есть еще и второй вопрос, что мы делаем с подавлением GPS, связи с сателлитными системами, которые помогают нам координировать полет и миссию. Для этого мы разработали в компании свою систему навигации. Мы называем это Synthetic Navigation System, потому что это такая скомпонованная из многих подсистем разработка — это наш автопилот собственной разработки с очень богатым количеством сенсоров. Это достаточно сложная инерциальная система, которая состоит из нескольких сенсоров.

Это одометрия разная, пиксельная, видеоодометрия и еще некоторые инструменты, которые позволяют нам координировать наш летающий объект в пространстве, когда мы не имеем GPS. Это просто композиция многих инструментов, которые мы сделали сегодня, реализовали на нашем самолете и поэтому мы достаточно эффективно работаем на дальних дистанциях.

Я бы сказал, что российский РЭБ сейчас, пожалуй, лучший в мире российский, поэтому бороться с этим непросто. Они давят и систему сателлитной связи, GPS, в том числе, и системы даталинков, и контроля, и так далее. Для каждой подсистемы есть своя система борьбы, на 50% она зависит от того, насколько круто отработана технология, а на 50% она зависит от того, насколько пользователи понимают и отрабатывают свои методики, я бы сказал, миссий, от человека очень многое зависит.

Люди, которые уже работают давно с нашими системами, это операторы, которые воюют и уже несколько лет используются, они имеют свои определенные секреты, как сделать так, чтобы враг не сбил, не заметил, как сделать так, чтобы миссия была чрезвычайно эффективна, потому что наши системы используются в стратегических миссиях нашей армии, и потерять борт — это очень плохая история. Очень многое зависит от людей. Есть просто герои в этом смысле, операторы, которые делают чрезвычайные усилия для того, чтобы самолет вернулся обратно, и они таки возвращаются. Есть просто фанаты нашей техники, которые уже поняли, как это все работает, сколько можно нанести вреда россиянам с помощью небольшой птички, и они это делают.

5 июня на выставке Eurosatory вы показали дистанционное управление дронами из Парижа в Украине, как удалось достичь передачи сигнала на такое расстояние?

Мы же разговариваем, сидя в Париже, с людьми, которые сидят в Америке или другой стране. Наш разговор — это тоже данные, это тоже передача данных. Чем отличается позвонить в другую страну от того, чтобы передать видео? Мы можем не просто разговаривать, мы можем включить видеоканал и видеть человека, который находится за несколько тысяч километров от нас. Передавать сигнал туда в одну сторону и в обратную сторону — это сегодня не очень большой челлендж. Наши "гаджетмены" в компании достаточно просто построили. У нас есть запрос на такую функцию, чтобы сидеть в одном месте, а управлять средством на расстоянии за несколько сот, иногда тысяч километров. Мы это построили. Любой инженер связи вам расскажет, может рассказать как это делается, это не сложно.

Могли бы вы приоткрыть завесу о том, над какими технологиями работает компания? И почему так важна интеграция искусственного интеллекта?

Без искусственного интеллекта ничего и сегодня, и завтра уже не будет. Если смотреть на пилотируемые военные системы и военные самолеты, то мы должны понимать, что в сегодняшних условиях, сегодняшней войны, у оператора просто нет времени думать над тем, что делать. У него только рефлексы. Работают, только рефлексы. Все должно решаться, все задачи должны решаться за доли секунды.

А если это только рефлексы, то это уже такой себе искусственный интеллект. То есть нет времени думать. Если не надо думать и нет времени думать, то компьютер гораздо лучше и быстрее решит любую задачу. Его надо просто обучить. Поэтому я думаю, что уже сегодня много задач выполняется с помощью искусственного интеллекта: навигация без GPS, наведение без GPS. Это все на очень начальном уровне, но через год-два ни одна птичка не будет летать без ИИ.

Мы видим, как российские дроны залетают в наши тылы и поражают наши цели. Анализировали ли вы российские БПЛА по типу "Орлан" или ZALA, каким образом им удается залетать на нашу территорию?

Анализируем, очень хорошо понимаем, как они работают. Могу сказать следующее: они больше тратят времени на развитие системы взаимодействия своих беспилотников со всеми другими средствами нападения и обороны. Это делает их чрезвычайно эффективными в своей системной стратегии.

Но они не очень много времени тратят на то, чтобы каждое изделие, "Орлан" или Zala, довести до параметров чрезвычайно эффективного полета или работы других подсистем. То есть они развивают целостные системы роя и взаимодействия с другими системами нападения и рассчитывают на то, что их беспилотники должны быть очень дешевые и доступные. Они понимают, что их будут много сбивать. Мы с этим полностью не согласны, нашу систему не должны сбивать, их системы рассчитаны на то, что они будут сбиваться в большом количестве и это совершенно другая философия.

Они остаются дешевыми и оккупанты не тратят время на усовершенствование параметров конкретной птички.

Skyeton о работе с Минобороны

Какие основные сложности были в начале работы с нашими военными, когда началась российско-украинская война в 2014 году?

Основная проблема была связана с тем, что мы изначально были производителем летательных систем, потому что с 2006 года мы производили спортивные самолеты, тренировочные, пилотируемые и имеем лицензию на разработку пилотирования и производства самолетов. Мы положили в основу стратегию производства чрезвычайно профессиональной техники. Это совершенно другой подход, он отличается от "хобби".

Это была причина, почему мы многие подсистемы спроектировали в компании, и тот же автопилот, и все буквально проектировали в компании, потому что мы строили систему профессионально. Поэтому она получилась недешевая. И первые системы, которые мы предлагали в армию для закупки, во-первых, встречали непонимание, почему такая цена. А здесь я отмечу, что именно только полезная нагрузка на одном самолете может стоить 300-400 тысяч долларов только на одно изделие, а их может быть несколько в пределах одной системы, которую заказывают.

И вторая проблема, когда мы уже поставляли системы в армию, то операторы, которые служат в армии и несут персональную ответственность за борта, просто боялись к ним подходить и использовать. Только после того, как мы подписали письмо с нашими военными о том, что мы берем на себя ответственность за то, что если они что-то сломают, что-то случится с системой, то мы берем на себя ответственность заменить, обучить и так далее. Это были наши риски, конечно, мы понимали, что мы попадем на деньги, но другого шанса никак не было начать работать с нашей армией и это, на самом деле, дало очень крутой отклик. Сегодня все, кто работает с нашими системами, понимают их преимущества и чрезвычайную эффективность, и все это сработало.