С подписанием документов о выходе Великобритании из ЕС все только начинается. Сложно будет всем. Но Лондон может потерять больше
В ночь на 1 февраля британцы отпраздновали выход Соединенного Королевства из состава ЕС. В их кошельках вот-вот появится монета в 50 пенсов, отчеканенная в честь этого знаменательного события, с призывом к "миру, процветанию и дружбе со всеми народами". Премьер-министр страны Борис Джонсон в телеобращении к согражданам назвал происходящее "моментом, когда начинается новый рассвет, когда поднимается занавес нового акта". Однако ни у кого ни на берегах Туманного Альбиона, ни где-либо в мире не повернется язык сказать: "Brexit окончен".
Путь в неизвестность
В 2000 году Дэни Родрик, профессор экономики в Гарварде, впервые описал то, что он назвал "теоремой невозможности". В соответствии с ней национальное государство, демократия и глобальная экономическая интеграция несовместимы друг с другом. "У нас могут быть максимум две из этих трех вещей", — заключил Родрик. Его точка зрения для специалистов в области экономики и политики всегда присутствовала в силовом поле обсуждений того, каким образом можно гармонизировать мир и избежать тем самым триллемы глобализации. Сегодня же на пике Brexit соображения Родрика стали цитировать западные СМИ, поскольку 47-летняя история "брака" страны "Юнион Джека" с остальными членами Евросоюза представляла собой наглядную иллюстрацию этой невозможности на практике. Сэм Найт в The New Yorker сформулировал короткую, но очень эмоциональную историю Brexit так: "В 2016 году узкое большинство избирателей выбрали то, что они считали демократией и суверенитетом, вместо экономической логики быть частью огромного наднационального рынка".
За каждый выбор приходится платить. Сегодня на волне эйфории сказать, кто и сколько заплатит за Brexit, в точности невозможно. Если не брать во внимание британские таблоиды, которые помогали разгонять волну отторжения островитян от Европы, остальные издания по поводу происходящего высказываются в лучшем случае осторожно. Прежде всего потому, что разделяют точку зрения Айвана Роджерса, три с лишним года бывшего постоянным представителем Соединенного Королевства при ЕС: Brexit — это процесс, а не событие.
Даже если корабль под названием "Великобритания" движется в верном направлении, праздновать то, что в сегодняшних реалиях можно назвать "сменой флагов", по меньшей мере преждевременно. К тому же сейчас определить курс фактически невозможно. Весьма символично, что номер журнала The Economist, датированный 1 февраля, вышел с обложкой, где Британия представлена в виде лайнера, плывущего Into the unknown — "в неизвестность". "Последние пару раз Великобритания нажимала кнопку перезагрузки в 1945 и 1979 годах, — пишет издание. — Программы, которые она ввела в действие для создания государства всеобщего благосостояния и замены социализма на тэтчеризм, были продуманны. На этот раз плана нет. Великобритании нужен план".
Эмоция над разумом
В этом, возможно, главная проблема лондонских мудрецов, взявшихся проталкивать идею, и их сограждан. Для первых проект отделения никогда не был экономическим. Отцы-вдохновители — Фарадж и Джонсон — преподносили его как освободительное движение. "Brexit доказал то, на что указывал Аристотель в своей "Риторике": привлекательность эмоций берет верх над привлекательностью разума", — не без иронии пишет Филип Коллинз в The Times. Это задает ему определенные параметры. По мнению Коллинза, формула "прыжок с обрыва", облюбованная противниками развода с Евросоюзом, здесь не очень подходит. Для механизма, который запущен, больше годится описание банкротства из "И восходит солнце" Хемингуэя: "Двумя способами. Сначала постепенно, потом сразу". При этом парадокс Brexit заключается еще и в том, что обществу практически невозможно вынести вердикт о том, правильным ли было такое решение. Поскольку нет никаких согласованных параметров, на основании которых можно это сделать. "Доводы прагматичных противников Brexit и его эмоциональных сторонников несоизмеримы, — пишет Коллинз. — Даже если в Британии начнется спад, его можно будет объяснить снижением темпов роста в Китае или экономической активностью Индии. Или протекционизмом Трампа. Или еще какими-то внешними факторами. В этом споре не выиграет никто".
Такими обычно и бывают долгосрочные перспективы подобных решений. Выиграл ты или проиграл, целиком зависит от интерпретации. В России Путин "выигрывает" десятилетиями, хотя жизнь среднего россиянина становится при этом все менее радужной. Возможно, какое-то время правление Бориса Джонсона будет отмечено таким видом успеха. Но сможет ли он действительно предложить Британии небывалые дотоле перспективы — большой вопрос. В ближайшие месяцы, когда откочует в прошлое символика "перестановки столов" (на картах Евросоюза UK обозначат серым или бежевым цветом как "третью страну"; 73 британских евродепутата потеряют — уже потеряли — свои полномочия; ЕС откроет — уже открыл — свое представительство в Лондоне и т. д.), Джонсону придется столкнуться с очень серьезными вызовами. И внутри страны, и за ее пределами.
Принцип домино
Шотландия может стать новым камнем преткновения. В день празднования Brexit здание шотландского правительства было подсвечено цветами ЕС: автономия — противник отделения. "Мы не хотим покидать ЕС. У Бориса Джонсона есть мандат, чтобы вывести Англию из ЕС, но он должен признать, что у меня есть мандат, чтобы дать Шотландии выбор альтернативного будущего", — заявила первый министр страны Никола Стерджен. Пять лет назад референдум склонил чашу весов к сохранению союза Лондона и Эдинбурга. Но все это "в прошлой жизни", когда узы с ЕС еще не были разорваны. Сегодняшние же настроения таковы, что новый плебисцит, скорее всего, обернется победой сторонников шотландской независимости. Аргумент Бориса Джонсона, что такое волеизъявление возможно лишь раз в поколение, разбивается именно об измененные реалии.
С Brexit проигрывает каждый. Последний довод о "проигрыше всех" на акции противников выхода Великобритании из состава ЕС. Лондон, 30 января 2020 года
Договариваться с Эдинбургом будет крайне сложно. Кроме того, его позиция наверняка повлияет на позицию Белфаста. Северная Ирландия — "это наиболее вероятное следующее место, где будет проведен референдум", — писал Джеймс Мур в The Independent в декабре прошлого года в статье с характерным заголовком "Станет ли Борис Джонсон последним премьер-министром Соединенного Королевства?" Мур — большой шутник. Он даже сделал ставку на проведение референдума о независимости Лондона: 250 к 1. Шансы мизерны. Однако он предлагает прежде чем смеяться над подобной идеей все же признать, что столица Королевства идет не в ногу со страной: большинство ее жителей всегда были против Brexit. Есть даже партия, поддерживающая движение независимости. Мур не утверждает, что все произойдет в ближайшие пять лет, но задается вопросом: что будет лет через 10? Или 15?
Дело в том, что Brexit запустил дезинтеграционные процессы. Их линялая сторона теперь повернута внутрь страны и вполне может потребовать социальной компенсации в виде всплеска разного рода националистических идей и роста ксенофобии. Раз есть "враги всего британского", то с ними нужно как-то разобраться. Уже первое "независимое" воскресенье ознаменовалось расовым скандалом в городе Норидж на востоке Англии. На всех этажах жилкомплекса Winchester Tower, расположенного там, появился анонимный флаер с призывом ко всем, кто говорит не по-английски, вернуться в свои страны. В объявлении, озаглавленном "С днем Brexit", пояснялось: "Поскольку мы наконец-то вернули себе нашу великую страну, то полагаем, что всем жильцам Winchester Tower следует разъяснить одно важное правило. Мы не будем мириться с теми, кто говорит на любом другом языке, кроме английского". Таким персонам следует освободить квартиры для британцев. Да, это не является какой-то консолидированной позицией. И полиция графства Норфолк уже расследует данный инцидент. Но это плоды, взошедшие из семян, на протяжении всего Brexit прилежно посеянных Фараджем и Джонсоном.
Принцип домино, запущенный выходом Великобритании из состава ЕС, с большой вероятностью заявит о себе и за международным игровым столом. Накануне ночи Brexit, уже собирая свои вещи в качестве депутата Европарламента, Найджел Фарадж объявил о новой цели — "чтобы Европа ушла из Евросоюза". Карфаген, то есть Евросоюз, должен быть разрушен, считает он, называя ближайших последователей Королевства: Польшу, Италию, Данию.
Но есть еще одна бомба замедленного действия, которая может сработать против европейского единства. Если процессы в Шотландии и Северной Ирландии наберут обороты, а тем более приведут к результату, это станет сигналом к параду региональных суверенитетов в других странах. Каталонский сепаратизм, который и ныне-то нельзя назвать остывшим, пойдет в наступление. Вслед за этим о себе заявят Корсика, Северная Италия, Бавария. Система, построенная в послевоенной Европе, начнет рушиться. И вряд ли при этом обойдется без кровопролития.
Война "заклятых друзей"
Осознавали ли в Лондоне риски для себя и других, создавая прецедент, — вопрос риторический. Во всяком случае руководствовались уж точно не ими. В одной из публикаций The Atlantic накануне "ночи торжества" британский уход в отрыв объясняется тем, что страна на протяжении десятилетий боролась с проблемой, стоящей перед любым современным национальным государством: как сбалансировать контроль и влияние. И вот наконец она решила нарушить послевоенный порядок и "вернуть контроль", хотя, по мнению автора, не имеет ни малейшего представления о том, возможно ли это вообще и действительно ли вначале этот контроль был утерян.
Миграция, торговля и тарифы, многие аспекты экономики — все можно вписать в понятие контроля. Собственно, лозунг, написанный на знаменитом красном автобусе, агитировавшем за Brexit, так и звучал: Let"s take back control — "Вернем контроль себе". Однако в глобальном мире все связано. Приобретая/возвращая какие-то рычаги влияния, страна одновременно может потерять контроль над чем-то, что имелось ранее.
У Британии так может произойти с Гибралтаром. Это одна из самых громких новостей первых дней после Brexit. Ее творцом стал Брюссель: там заявили, что готовы поддержать позицию Мадрида по этой заморской территории Великобритании на юге Пиренейского полуострова, права на которую оспаривает Испания. Брюссель готов обеспечить Мадриду право исключать данную территорию из любых торговых соглашений, заключенных между Лондоном и Брюсселем. "Борису Джонсону будет предоставлена возможность договориться с испанцами о будущем Гибралтара или же подвергнуть своих граждан экономическим рискам, если Гибралтар будет исключен из торговой сделки между ЕС и Великобританией", — пишет издание The Observer.
Это звучит как ультиматум, чем, в сущности, и является, хоть и в локальном смысле. Лондон и Брюссель превращаются в "заклятых друзей". Риторика, как обычно, будет пламеннее у островитян, но жесткость подходов придется демонстрировать тем, кто на континенте. Просто ради самосохранения. Схема таких взаимоотношений уже завялена в тех обменах уколами, которые наблюдаем в последнее время.
Держава "Юнион Джека" слишком мощная, чтобы Brexit запросто мог пустить ее на дно. Однако разглядеть в ней сегодня атланта, расправляющего плечи, трудно
Один пример. Джонсон планирует оформить отказ Соединенного Королевства от юрисдикции европейских судов, а также от того, чтобы придерживаться стандартов ЕС в области защиты окружающей среды, социальной защиты (в частности, прав работников), безопасности продукции и принципов конкуренции. Европейские власти предупреждают: чем больше Великобритания отклонится от европейских стандартов, тем больше они будут ограничивать ей доступ к огромному рынку континента. Учитывая, что Европа — потребитель почти половины британского экспорта, любое препятствие чревато потерей рабочих мест для британцев.
Не нужно быть Нострадамусом, чтобы предсказать реакцию Брюсселя и на прочие "вольности" Лондона. Хотя в ЕС предпочли бы обо всем договориться полюбовно, чтобы свести риски и экономические потери к минимуму. И когда Джонсон заявляет, что, если стороны не договорятся по ключевым вопросам, Лондон будет готов выйти из переговоров без сделки, аналитики Евросоюза хмурятся. В таком случае торговые отношения между Британией и ЕС после завершения переходного периода в конце 2020 года будут регулироваться общими правилами Всемирной торговой организации (ВТО). А это эксперты задолго до официального развода называли наиболее травмирующим для европейской экономики исходом Brexit.
Без "трампа" в рукаве
Можно подумать, что в рукаве у Джонсона, готового на ту или иную степень конфронтации с Брюсселем, спрятан козырный туз. Допустив толику иронии, таковым можно было бы назвать Дональда Трампа (trump в переводе и означает "козырь"). Хозяин Белого дома не раз заявлял о грядущей "крупной сделке" между двумя странами. Однако американские эксперты полагают, что Трамп вряд ли чем-то осчастливит Лондон, предпочтя уже привычный для него подход: "победитель получает все". "Трамп не будет оказывать Джонсону никаких услуг, — говорит Аманда Слоат, старший научный сотрудник Института Брукингса в Вашингтоне, в интервью агентству Reuters. — Он не собирается заключать с ним торговую сделку без серьезных уступок".
Догадываясь об этом или принимая как факт, Джонсон уже начал "дразнить" Вашингтон. За считаные дни до Brexit британское правительство объявило, что позволит использовать оборудование китайского технического гиганта Huawei в телекоммуникационных сетях 5G в стране. Ввергнет ли это в ярость Трампа, трудно сказать, но уж точно не таким способом выстилают дорогу к "крупной сделке" между странами. Как пишет The Washington Post, "медовый месяц Трамп — Борис" окончен. И резюмирует: "Соединенные Штаты Трампа и Британия Джонсона могут оказаться на противоположных сторонах по множеству вопросов, от ядерной сделки Ирана до использования химических веществ для мытья американской курицы. И у Джонсона может быть долгое похмелье, особенно если Трампа переизберут".
Держава "Юнион Джека" слишком мощная, чтобы Brexit запросто мог пустить ее на дно. Однако разглядеть в ней сегодня атланта, расправляющего плечи, трудно. Когда у сэра Родерика Лайна, в начале нулевых бывшего послом в России, в день выхода Великобритании из ЕС спросили, что будет со страной после Brexit, он, считающий происходящее "глупостью и катастрофой", ответил: "Мы это переживем. У нас сильные традиции, культура, высокий уровень науки, образования, опыта, мы небедная страна. Но мы будем слабее, чем мы были". Хотелось бы, чтобы он заблуждался. Но дипломаты бывают порой куда проницательнее политиков. Даже если те премьер-министры.