Другой Издрык. Почему классик сучукрлита ушел в сеть и все реже пишет о любви

Самый, наверное, знаменитый украинский постмодернист больше не пишет прозы, зато каждый день вывешивает у себя в Facebook по короткому лирическому стихотворению — о любви, о жизни и смерти. Смена эпох — смена жанра, стиля и тем. И все равно Издрык — это Издрык. Как у Борхеса: "Другой, тот же самый".

КТО ОН

Художник, музыкант, культуролог, блогер, основатель и главный редактор литературно-художественного журнала "Четвер". Один из ярких представителей "станиславского феномена"

ПОЧЕМУ ОН

В 2016 году во львовском "Видавництві Старого Лева" вышел 856-страничный сборник "Номінація" — полное собрание прозы Юрия Издрыка. А в Meridian Czernowitz — совместная с журналисткой и критиком Евгенией Нестерович книга диалогов Summa — "теория всего"

О любви к смерти и социальном оптимизме

С презентацией книги Summa вы в этом году объездили — сколько? двадцать пять? — городов Украины. Чем отличается аудитория востока, запада, центра, юга?

— Ну, городов, если точно, было тридцать. По слушателям, которые приходили на наши презентации, трудно судить об особенностях читательской аудитории того или иного региона. Как оказалось, большинству я известен прежде всего как автор ежедневно публикуемых в соцсетях стихов. В общем, чего греха таить, приходилось не столько презентовать Summa, сколько читать стихи. Summa подавалась и продавалась, так сказать, в нагрузку к поэзии. Единственное, что все-таки объединяет аудитории всех регионов Украины, это невероятный логоцентризм (явление, совершенно неизвестное на Западе) и искренний интерес к художественному слову.

Кто он, ваш сегодняшний читатель, — другой?

— Нынешняя моя аудитория — молодые люди 20–26 лет. У них, что называется, совершенно другая "интертекстуальная компетентность". Они уже не прочитывают мое постмодернистское цитирование или отсылки к текстам, кажущимся мне хрестоматийными. Даже Святое Письмо следует цитировать с осторожностью. Приведу забавный пример. Один из моих стихов заканчивается строчкой "живи повільно — не вмирай молодим". Кто-то из комментаторов, очевидно, пытаясь похвастать начитанностью, воспринял это как поэтическую полемику с Сергеем Жаданом, приписав именно ему известный контркультурный слоган середины прошлого столетия live fast — die young.

Как изменилась страна за последнее время — чисто визуально или по ощущениям?

— Визуально, не знаю — зрение никудышное. А по ощущениям — в лучшую сторону. Так, скажем, Запорожье, лет десять тому назад вызвавшее у меня смертное уныние и тоску, ныне показалось мне городом бурлящим и довольно жизнерадостным. А в Мариуполь, куда я собирался с некоторой опаской как на безрадостную родину "Маленькой Веры", почти влюбился.

В последние годы ваш жанр — ежедневные короткие стихи в Facebook, и там у вас тоже своя аудитория. Зависимы ли вы от реакции этой аудитории, ориентируетесь ли на то, что она хочет услышать, или на то, как она хочет услышать что-то?

— Начав ежедневно писать стихи с воспевания радости поздней влюбленности и снискав некоторую популярность, в какой-то момент я ощутил, что играю роль, так сказать, "социального оптимиста". И что именно оптимизма и пафоса любви аудитория от меня и ожидает. Наверное, благодаря опыту, я сразу почувствовал опасность такой роли и такой ситуации. Для писателя нет ничего хуже, чем соответствовать ожиданиям аудитории, а для литературы совершенно губительно желание или умение автора польстить своему читателю. Таким умением коммерчески грамотно воспользовался, скажем, Пауло Коэльо: после прочтения его книг любая домохозяйка способна ощутить приобщенность к вершинам философской мысли. Если следовать расхожему мнению, что у поэзии есть только две темы — смерть и любовь, то в последнее время я все реже пишу о любви и все чаще — о смерти. Или скажем так: о смерти любви и о любви к смерти (вот, кстати, пример дешевой поэтической риторики, которую так любит неискушенный сетевой читатель).

Чувствуете ли вы себя при этом моральным авторитетом, чем-то вроде "поэт в России больше, чем поэт"?

— Ни в коей мере. Писанием стихов я решаю собственные психические и творческие проблемы. Удовольствие от этого процесса — главное. Всяческие "лайки", "комменты" и "шеры" — приятный бонус, не более.

Должен ли писатель думать об ответственности за написанное, или быть честным перед собой и перед литературой — единственная ответственность, которую он несет?

— Единственная возможная ответственность писателя — ответственность за плохие тексты. За них, вероятно, существует специальный писательский ад.

В одном интервью вы сказали, что не подписываете коллективных писем и запретили себе высказываться по поводу каких бы то ни было политических событий. Это "башня из слоновой кости"?

— Это нежелание участвовать в изнурительных и бесплодных публичных дискуссиях и сетевых срачах. Свое отношение к миру и к актуальной действительности я выражаю в стихах. Поэтического слова мне вполне хватает.

Истина под ногами

"Номинация" — действительно полное собрание вашей прозы или были тексты, которые вы туда не пустили?

— Нет, конечно. От некоторых текстов пришлось отказаться. Но это не ранние юношеские сочинения, они-то как раз нравятся мне больше всего. Это в первую очередь утратившие актуальность газетные колонки; кое-какие графические эксперименты из "Флешки" (там были тексты-кроссворды, тексты-таблицы); несколько, так сказать, "прикладных" набросков для альбома Underword.

Читать "Номинацию" нужно в порядке расположения текстов или, может быть, начать с какого-то ключевого, а затем продолжить "игрой в классики"?

— Во времена, когда чтение было моим основным занятием, я никогда не начинал читать сборники с первой страницы. Всегда открывал книгу где-то посередине или искал в содержании наиболее привлекательное название. Думаю, этот принцип уместен и в отношении "Номинации". И хотя центральное ее произведение, по моему мнению, роман "Воццек", я не советовал бы неискушенному читателю начинать именно с него — это самое сложное сочинение. Может быть, лучше всего начинать с каких-то случайно выбранных новелл или эссе. Стоит, наверное, заметить, что, готовя рукопись для издательства, воленс-ноленс перечитав весь массив написанного ранее, я был неприятно удивлен тем, насколько унылым и вымороченным показалось мне это чтиво. Честно говоря, не представляю себе, кому сегодня могут быть интересны мои романы.

Есть ли в "Номинации" сквозные идеи, темы, мотивы?

— Не знаю. Вряд ли. Разве что считать объединяющим фактором довольно мрачный взгляд на мир практически всех моих лирических героев.

Еще одна ваша книга, вышедшая в этом году, Summa, с которой вы и ездили в тур по Украине, — "справочник для тех, кто случайно попал на эту планету и не понимает, что тут делать". Это ваш "Лексикон прописных истин"?

— Можно и так сказать. Особенно если учесть, что сегодня все самые важные истины и все тайные знания о мире можно найти на страницах глянцевых женских журналов или в сетевых демотиваторах типа "Мысли, неподвластные времени". Истина, как всегда, валяется под ногами.

Summa возникла как единственно возможный ответ на страстное желание издателя получить от меня новую книгу прозы. Но поскольку прозу я не пишу давно, появилась идея книги-интервью, книги-разговора, соответствующей западному жанровому определению long read или, как говорят поляки, — "интервью-река". Этот проект мы делали вместе с журналисткой Евгенией Нестерович. Записали около восемнадцати часов бесед обо всем на свете, но нам показалось скучным просто издать их отредактированную расшифровку. Поэтому решили, что будет интересно и уместно, иронически дистанцируясь от записанного разговора, разбить его на тематические сегменты, добавив корпус псевдоэнциклопедических глосс и вымышленных психоделических рецептов. Так вместо длинного интервью мы действительно создали что-то вроде справочника для инопланетян, из которого можно узнать о наиболее важных вещах и понятиях нашего мира. Например, в Summa вы найдете определения, что есть Бог, что есть человек, мужчина, женщина, любовь, счастье, порнография, боль, секс, наркотики и так далее. Все это, конечно, с изрядной долей иронии и самоиронии.

"Станиславский феномен" скорее мертв, нежели жив

"Станиславский феномен" как литературная школа жив или уже история?

— Безусловно, история. Но "станиславский феномен" никогда не был ни литературной школой, ни сугубо литературным явлением. Само понятие, сформулированное писателем Владимиром Ешкилевым, — попытка как-то обозначить мощный всплеск артистической активности в Ивано-Франковске в начале 90-х. Касался он не только литературы, сосредоточенной вокруг журнала "Четвер", но и музыки, и визуального искусства. Можно говорить и о второй волне "Феномена", откуда вышли не только известные сегодня литераторы Таня Малярчук, София Андрухович, Катя Бабкина, но самобытный художник Евгений Самборский, яркие музыкальные коллективы "Перкалаба", "Рура", "Пан Пупец". С известной долей иронии к этой же когорте можно приписать и поп-звезду Тину Кароль, уроженку Ивано-Франковска. Так что для меня обе волны "станиславского феномена" — явление не литературного, а социокультурного и демографического порядка. А жив он или мертв — оставим этот вопрос открытым, хотя, по моим наблюдениям, пациент скорее мертв, нежели жив.

Что-то родственное "станиславскому феномену" было в литературе других стран? Русский концептуализм, американская школа черного юмора, не знаю, может быть, латиноамериканский магический реализм?

— Исходя из вышесказанного — вряд ли. Может быть, московский концептуализм по духу и разнообразию воплощений ближе всего.

Вас называют одним из самых-самых украинских постмодернистов. А что последовало за постмодернизмом, в какой литературной эпохе вы сегодня живете?

— Постмодернизм (как игровая рекомбинация приемов и мотивов модерного искусства) закономерно выродился в треш (играющий с поп-культурой), но эстетика и поэтика треша быстро утратили актуальность, и мне кажется, на смену им опять приходит прямое художественное высказывание.

Чем украинский постмодернизм отличается от русского или, скажем, британского или итальянского?

— Особенности украинского постмодернизма определяются отсутствием украинского модернизма как культурного феномена. Это что касается отличия от западного постмодернизма. В отличие от постмодернизма русского, в Украине практически отсутствовало такое явление, как соц-арт, то есть паразитирование на социалистическом реализме — видимо, он не оставил ощутимого следа в национальной литературе, являясь феноменом литературы советской, в хрестоматийной основе своей преимущественно русскоязычной.

Каковы отличительные свойства украинской литературы?

— Если говорить о литературе современной, она, как и украинский язык, все еще продолжает ферментировать и формироваться. Это очень молодая литература.

Могли бы вы сформулировать украинскую идею, суть украинской ментальности?

— Нет.

Кто из современных украинских писателей наиболее для вас интересен? Если это не бестактный вопрос.

— Вопрос корректен, но корректно ответить на него невозможно.

Что для вас абсолютно неприемлемо в литературе?

— В литературе нет и не может быть ничего неприемлемого. Но есть вещи, которые не дают литературному произведению стать настоящей литературой. У каждого автора они свои, и в каждом случае они другие.

• Читайте также: Украина — кровавые земли на стыке цивилизаций, — Алексей Никитин

Вы не только практик, но и теоретик литературы и, наверное, видите ее тенденции, направление. Куда она движется?

— Я уже говорил о возвращении прямого художественного высказывания как основного творческого приема. Мне кажется, это глобальный тренд последнего времени, но что это означает для литературы — я не вполне себе представляю. Может быть, тотальный уход в non-fiction, поскольку все истории уже рассказаны, все способы их изложения уже испробованы и все это доступно — хотя бы в "этих ваших интернетах". Но, возможно, я ошибаюсь, и это просто оправдание моего нынешнего художественного метода.

Как сообщила Мистецька рада "Дiалог", Юрию Издрыку необходима срочная операция (замена хрусталиков обоих глаз). Операция обойдется в 35 тыс. гривен.

Реквизиты для переводов в национальной валюте
Юрій Романович Іздрик,
Карта Приват Банк: 5168 7572 2959 2243

Для переводов из других банков:
ПАТ КБ Приват Банк
МФО 305299
ЕРДПОУ 14360570
р.р. 29244825509100

Реквизиты для переводов в иностранной валюте
YURII IZDRYK
р.р. 26253210189
Назначение платежа: non-commercial transfer
Beneficiary"s bank: Public Joint Stock Company Raiffeisen BANK AVAL, Kiev, Ukraine
SWIFT code: AVALUAUK
Correspondent bank: Raiffeisen Bank International AG, Vienna
SWIFT code: RZBA AT WW

Фото: Александр Ласкин, из личных архивов