Я хочу роман, который избавлял бы от яда и злости, – каталонский писатель Жауме Кабре

В послужном списке Кабре россыпи литературных премий, его библиография включает несколько сборников рассказов и десяток романов. Работал он и для телевидения — был соавтором сценария первой "мыльной оперы" на каталанском, которая попала на испанское телевидение, — 117-серийной "Фермы".

Его читают, цитируют, им восхищаются и зовут преподавать. Каталонский прозаик шутит, что работает со студентами из корысти: "Например, редактор, которому я доверяю свои работы, — мой бывший студент".

Проза каталонца переведена на 18 европейских языков. В 2017-м этот список пополнился украинским переводом самого известного его романа Jo confesso — "Моє каяття".

КТО ОН

Каталонский филолог, романист, сценарист, историк литературы

ПОЧЕМУ ОН

В 2017 году роман Кабре Jo confesso ("Моє каяття") был впервые переведен на украинский

Автор и его герои

Сегодня вас считают звездой европейской литературы, но еще три года назад на постсоветском пространстве о писателе Кабре практически ничего не знали. Почему так получилось?

— Понятия не имею (смеется). Все банально: на украинский меня не переводили, на русский переводили, но мало, почти ничего. Логично, что читатель не знает о писателе, тексты которого не появляются на книжных полках магазинов в его стране.

Странно, когда тебя называют звездой. Я не считаю себя особенным. Например, как и многие, довольно неуклюж в обращении с машинами. Вот, полюбуйтесь (показывает стопку исписанных листов и несколько чернильных ручек). Мой лучший компьютер — это перо и бумага. Я, конечно, использую "железо". Но писать могу только от руки.

Ваши переведенные на русский и украинский языки романы ("Я исповедуюсь", "Тень евнуха", "Голоса Памано") — саги, охватывающие целые эпохи, со множеством персонажей и большим количеством сюжетных линий. Другие ваши книги такие же масштабные?

— Эти романы — мои самые свежие работы. В них много инсайтов — собственных размышлений о литературе, музыке или о том, что я сам пережил. Они отличаются от пятнадцати предыдущих произведений. Но ведь в этом и есть суть писательского ремесла — показывать что-то по-новому, раскрывать непохожие темы.

Давайте подсчитаем: "Тень евнуха" я писал шесть лет, "Голоса Памано" — семь, "Я исповедуюсь" — восемь. Эти романы — двадцать один год моей жизни. В этот же период я написал роман "Владение", на который потратил около пяти лет. Надеюсь, он тоже дойдет до украинского читателя.

Герои "Я исповедуюсь", "Тень евнуха" и "Голоса Памано" — сплошь мужчины, сомневающиеся, совершающие роковые ошибки, становящиеся жертвами обстоятельств. Чем это объясняется?

— Так сразу и не скажешь. Думаю, мы подходим к художественному произведению не рационально, а скорее интуитивно, на ощупь. Что действительно вызывает вопросы, так это то, почему нам так интересен подобный типаж? Почему именно такой герой появляется в этих книгах? Почему именно таким его воспринимают читатели? Отвечу сразу: я не считаю себя одним из них. Допускаю, что в каждом из персонажей есть какая-то часть меня. Но ведь нет правила, которое гласило бы: у выдуманного героя все должно складываться точь-в-точь как у автора. Мне хотелось очеловечить своих героев. Они что-то отдают, где-то клюют на наживку, и, конечно, они не идеальны. Как и в жизни, люди идут на то, чему вроде бы говорят "нет". А неожиданные потрясения и трудности открывают в них новые черты. Это приближает персонажа ко мне. Надеюсь, к читателю тоже.

Не испанский, а каталонский

Что чувствуете, когда вас называют не каталонским, а испанским писателем?

— Вы хотите спросить, раздражает ли меня это? Нет. Просто каждый раз приходится поправлять: "Я — каталонский писатель". Отчасти, потому что как гражданин я чувствую себя не испанцем, а каталонцем. Я могу сказать об этом спокойно и вежливо: "Я каталонский писатель, потому что пишу на каталанском". Все просто.

На ваш взгляд, есть ли разница между словосочетаниями "каталонский писатель" и "писатель, пишущий на каталанском"?

— Каталонский писатель — тот, кто живет в Каталонии. А на каталанском может писать автор, живущий где угодно. Эти понятия могут не совпадать. В Украине похожая ситуация, не так ли? Есть украинские писатели, которые пишут на русском, и есть те, кто пишет на украинском, причем они необязательно живут в Украине.

Как вы относитесь к каталонскому сепаратизму?

— (Иронично.) Как мне нравится слово "сепаратизм". Мы не сепаратисты, мы independentistas, сторонники независимости. Нет-нет, не извиняйтесь. Пресса говорит, о чем должна. Возможно, так и есть — я могу быть сепаратистом. Интересно, что как только берусь читать что-то на испанском, узнаю о новых политических мерах, которые должны убедить меня в том, как мне нравится жить в Испании. И как мне подходит эстетика правления короля, монархия в целом. Действительно, среди нас есть сепаратисты. Благодарите за это каталоно­фобию.

Конечно, легко критиковать каталонцев — за то, что мы любим свой язык. Раздражает это в основном тех, кто за однообразие, один-единственный язык, одинаковый способ мышления. В этом смысле мы другие. И когда думаю о каталонской идентичности в целом, я понимаю: единственная цель возникшего движения — спасти этот язык, сохранить этот стиль жизни, культуру. В Испании при существующей ситуации сделать это очень сложно.

В прошлом году Каталония попыталась объявить независимость, но не преуспела.

— Это еще не конец. Мы до сих пор в состоянии конфликта, ситуация очень серьезная. В этот раз испанское правительство захотело использовать судебную власть для достижения своих политических целей. Но о чем это я, если разделение ветвей власти, три независимые силы — судебная, законодательная и исполнительная — для испанского правительства не имеют никакого значения? Суды, прокуроры беспомощны.

Все, что мы, каталонцы, сделали, — заявили о желании провести референдум. Явка на референдум 1 октября (2017 года. — Фокус) была чрезвычайно высокой. Движение за независимость выиграло, но официальный Мадрид этого не признал. "Не было никакого референдума! Не было голосования!" — заявили они. Если ничего не было, почему вы отправляете к нам отряды полиции? К чему полицейское насилие? Мы люди мира, мы шли без злого умысла, а нас избили. Это не та Испания, которую я знаю.

К нам применили статью 155 Конституции Испании, которая ограничивает даже не многие, а все права, которые мы имеем как автономная нация. Это очень усложняет ситуацию.

Сейчас они пытаются не замечать, что нам очень сложно. Европа тоже молчит. Пока депутаты Ирландии, Дании, Бельгии или Швейцарии, представители правительств не начнут об этом говорить, проблема не решится. Но они молчат, словно в рот воды набрали. Жители Эстонии, Литвы и Латвии, Словении поддержали каталонскую независимость (пикетами под стенами испанских посольств в этих странах. — Фокус). Но этого мало.

Классическая история: никто не хочет портить отношения с большой страной.

— Да, у Испании длинные руки. Каталония маленькая, в несколько раз меньше, чем Украина, Франция или та же Испания. Но население Каталонии — семь миллионов. Сравните с другими европейскими странами: население Дании — 5 млн, в Боснии и Герцеговине и того меньше. А еще есть Эстония, Литва, Латвия, — я мог бы долго перечислять. Но я не теряю надежды. Политический вопрос в Каталонии по-прежнему не решен, может случиться что угодно. Мы не собираемся сдаваться.

Что в Испании и, в частности, Каталонии знают о войне в Украине?

— То, что транслируют медиа. Мы знаем о сути конфликта в Украине не больше, чем вы о тонкостях происходящего в Каталонии. Известно, что война разгорелась на русскоязычном востоке Украины. Крым — еще одна из сторон конфликта. Правда, не знаю, что конкретно происходит сейчас на полуострове, чем закончилась попытка отделения от Украины. Хотелось бы понять, кому изначально, исторически принадлежали эти земли — Украине или России? Вероятно, у каждой стороны своя версия, подтверждающая ее права на территорию. А что мешает Украине урегулировать этот вопрос?.. (Резко обрывает себя.) Простите, сегодня вопросы задаете вы.

Роман-избавление

Какие украинские писатели известны вашим соотечественникам?

— Мы долго не знали, что есть украинцы или, например, белорусы. Все вы были для нас rusos, "русскими". Теперь вы примерно понимаете, что чувствует каталонский писатель, когда его спрашивают о том, уважает ли он Испанию.

Мне интересны два украинских писателя — Исаак Бабель и Аарон Аппельфельд. У них необычный стиль, оба великолепны. Надеюсь, в Украине их читают.

Еще мне нравится Гоголь — как исторический персонаж. Рассказы Гоголя я прочел на каталанском и испанском, позже познакомился с его биографией. Он талантлив, но довольно противоречив.

Кроме того, я читаю много поэзии. Для поэзии используется то, что мы можем назвать "базой языка", его эмоциональной составляющей. Мне по душе архитектура великолепных российских поэтов Ахматовой и Мандельштама. Наверное, это странно — романист, который любит поэзию.

Какова вероятность того, что на смену Кабре-прозаику придет Кабре-поэт?

— Я не осмеливаюсь писать стихи. Предпочитаю их читать. Есть поэты, которые читают романы. Я прозаик, который читает поэзию.

Из чего растет проза Кабре? Какие писатели повлияли на ваш стиль?

— Их было много. Думаю, всех назвать не получится. Я много читаю — как современных писателей, так и классиков. Среди них английские, французские, испанские, российские, украинские писатели. Я знаю точно: каждая книга, которая меня заинтересовала, повлияла на меня.

Бесспорно, мой стиль сформировали каталонские авторы. Меня вдохновляли Жозеп Фош, Жозеп Карнер, Хесус Монкада, Мануэль де Педролу и другие.

Я появился на свет в 1947-м и жил при диктатуре Франко, которая длилась 40 лет. Наши учителя вынуждены были говорить и преподавать на испанском. А вы, школьник, на нем даже не говорите, потому что во дворе, с друзьями общаетесь на каталанском. И много лет живете в языковом гетто. В то же время это пробуждает любопытство, интерес к запрещенной литературе. Благо в доме моих родителей всегда было много книг: французских, испанских, английских и, конечно, каталонских. Поэзия на каталанском стала той базой, по которой я выучил литературный язык.

Конечно, на меня влиял Джеймс Джойс. Мой английский слаб, поэтому я читал его в очень хорошем переводе. Я не могу сходу сказать, какие фишки заметил у Томаса Манна, Ивана Тургенева или Льва Толстого. Но сеньоры, которых я назвал, повлияли на меня как на писателя, а Толстой, кроме того, сформировал меня как читателя.

Случалось ли, что вы были вынуждены преодолевать влияние на свои тексты кого-то из любимых авторов?

— Наоборот, когда начинаю писать, я полностью ориентируюсь на прочитанное (смеется). Как только закрываю чей-то роман, сожалею только об одном: в нем так мало страниц. Все, чего я хочу в этот момент, — написать собственное продолжение этого произведения. И пишу — подражаю стилю, использую характерные метафоры, заселяю "роман" соответствующими по типажу персонажами. Через пару дней успокаиваюсь и оставляю это занятие. Зачем мне это? Можно считать это писательской гимнастикой, разминкой.

После этого я со спокойной душой могу сосредоточиться на своем стиле.

Есть ли в истории мировой литературы книга, автором которой вы мечтали быть?

— В литературе полно таких произведений. Несправедливо, что вы спрашиваете только об одной книге. Ну что же, пусть будет "Война и мир" Толстого. Это целый мир, он раскрывается на глазах. Я хотел бы, чтобы знакомство с ним у каждого читателя сопровождалось музыкой. Вступление — это второй концерт Прокофьева, дальше симфония Малера.

О чем будет ваша следующая книга?

— Ума не приложу. Да, это я ее пишу. Но даже мне неизвестно, что именно в ней произойдет и во что все это выльется. То, каким я вижу сюжет сейчас, не означает, что он таким и останется. Я бы мог поделиться с вами догадками. Но потом, когда книга вый­дет, вы позвоните и скажете: "Как поживаете, сеньор Кабре? Прочла вашу книгу. А где все то, о чем вы мне рассказывали?"

Я пишу, полагаясь на интуицию, живу моментом, в котором пишу. Не считаю страницы, не загоняю себя в рамки. Вот, смотрите (показывает рукопись). Это следующая книга. Выглядит неплохо, согласны?

• Читайте также: Джонатан Фоер: Украина — место, где прошлое, настоящее и будущее сваливаются на вас

На первый взгляд, увесистая.

— Нет, это только так кажется. Я не хочу еще одну "Тень евнуха". Не хочу писать что-то похожее на "Я исповедуюсь". Работа над большими книгами изматывает. Я хочу роман, который избавлял бы от яда и злости. Возможно, это будет история о Ней. Но — тсс! — все может поменяться.