Зимы не будет. Варвара Фаэр о "Рюссяфобии" и финской политкорректности

Фото: из личных архивов
Фото: из личных архивов

Режиссер театра и кино, сооснователь московского Театра.doc Варвара Фаэр рассказала Фокусу о параллелях между войной Финляндии и СССР и современными событиями в Украине

Related video

20 марта в театральном пространстве Сцены 6 состоялась довольно нетипичная для Украины премьера. Актеры одного из самых известных финских театров "Телакка" (Тампере) покажут документальный спектакль под названием "Рюссяфобия". Как заявляют авторы проекта, режиссер Варвара Фаэр и драматург Максим Курочкин, — он о переживании войны 1939–1940-х годов между Финляндией и Советским Союзом (в ходе нее 11% финской территории со вторым по величине городом Выборгом были оккупированы советскими войсками) и попытке перенести это переживание на ситуацию, в которой оказалась современная Украина. Это спектакль о предательстве и попытка соприкоснуться с будущим, заглянув в прошлое. Накануне премьеры драматург Дмитрий Левицкий связался с невероятно смелым человеком — Варварой Фаэр и поговорил о том, как создавалась "Рюссяфобия".

КТО ОНА

Режиссер театра и кино, сооснователь московского Театра.doc. Известна документальными постановками об уголовных делах против Pussy Riot и Леонида Развозжаева, а также сатирическим спектаклем "БерлусПутин"

ПОЧЕМУ ОНА

В марта в Киеве состоялась украинская премьера ее спектакля "Рюссяфобия" — международного театрального проекта, проводящего параллели между войной Финляндии и СССР и современными событиями в Украине

Украинский рефрен финской войны

Спектакль "Рюссяфобия" будет на финском языке?

—Да, с синхронным переводом. Максим Курочкин специально для премьеры перевел текст на украинский язык.

Расскажите, как образовался этот проект?

— В 2015 году Театр.doc был на гастролях в Финляндии. Нас сопровождала изумительная финская девушка, продюсер Анита Парри. Мы разговаривали о всяком. И как-то я ей сказала, что меня очень интересует определенное историческое событие — Зимняя война. Что эту тему мы часто обсуждаем с мужем как пример низости и подлости со стороны СССР. На что Анита ответила: "Раз интересно, тогда надо делать". Вскоре она мне написала, что нашла грант. Вот так, в общем-то, и закрутился проект. Я связалась с тремя драматургами, в том числе Максимом Курочкиным, которые уже исследовали эту тему несколько лет назад. Максим на предложение отреагировал очень живо. И хотя спектакль вначале планировался только как финско-российский, Курочкин настоял на том, что надо исследовать и украинский вопрос. Анита несколько озадачилась, поскольку для современных финнов сегодняшние проблемы Украины далеки. Сказала, что у нее есть обязательства перед финским министерством культуры и она подавала проект как финско-российский. На что я ей ответила: "Анита, по-моему, у нас складывается феноменальная ситуация — есть талантливейший украинский драматург, переживающий сегодня такую же ситуацию, которую финны переживали в 1939-м году". На том и порешили. Ударили по рукам и пошли в бой.

Есть какая-то разница между украинской, российской и финской версиями спектакля?

— Нет, они ни в чем не отличаются. Единственное — мы изъяли из финской версии текста фрагмент, где перечисляются исторические факты про финскую войну, потому что финны это все и так прекрасно знают. У них Зимняя война примерно как в России Великая Отечественная. В украинской и российской версиях Максим попросил этот фрагмент оставить.

Fullscreen

ДВОЕ. "Рюссяфобия" — первый совместный проект украинского драматурга Максима Курочкина и российского режиссера Варвары Фаэр

Финская премьера состоялась в 2017 году. Были ли обсуждения со зрителями после спектакля? Какие мысли возникли у них?

— Обсуждения проходили в свободной форме. После спектакля зрители подходили к актерам и задавали вопросы. Кроме того, в Финляндии принято приглашать на премьеру критиков. После первых показов хельсинкская столичная пресса отозвалась очень положительно, а в Тампере вышло два прямо противоположных отзыва: один восторженный, другой — что это полный отстой и при чем тут Зимняя война. В самой пьесе Максим пишет о том, что современные финны далеки от событий в Украине, не знают о них. А также о том, что у них нет желания переживать, переосмысливать события Зимней войны восьмидесятилетней давности. Когда драматург попросил актеров назвать хотя бы одного выдающегося украинца, они вспомнили только Миллу Йовович. А еще на репетиции финская актриса, которая играла у нас современную украинскую женщину, во время разбора монолога ее героини вдруг заявила: "Она же украинка, она хочет танцевать гопак!" То есть ее реакция была абсолютно автоматической — нацепить веночек и начать танцевать. Хотя ничто в ее монологе это не предполагало, там не было ничего этнографического. Потом уже актриса поняла, что это слишком поверхностно воспринимать украинцев как людей, которые при первых звуках национальной мелодии пускаются в пляс. Она даже расплакалась. И уже в процессе работы над спектаклем актеры сильно углубились в нюансы психологии современных граждан Украины, культуры, переживаний и так далее. Мы с Максимом очень много об этом с ними говорили.

Российской премьеры еще не было?

— Нет. У нас была только читка (театральная читка — это вариант спектакля, когда актеры читают пьесу со сцены. Она не обязывает к мизансценированию и визуализации текста. — Фокус) в апреле прошлого года.

Почему "рюсся"

Изначально вы собирались делать пьесу о Зимней войне, в итоге фокус сместился на войну в Украине. Почему?

— По-другому оказалось невозможным. Делать герметично пьесу строго о финской войне не было смысла. Нельзя говорить об этом так, будто сейчас ничего подобного не происходит. Драйв для меня лично был в моем возмущении откровенной подлостью Советского Союза — когда обижают маленькое государство так нагло и подло. За это хочется врезать всем как следует, чтобы восстановить справедливость. Так что с моей стороны это было реакцией на тему позора Советского Союза. И это осталось. Какими словами оформлено, уже не суть важно. Я делала то, что хотела, а Максим придал этому драматургическую форму. С Максимом мы были абсолютно на одной волне. Плюс написан совершенно гениальный текст с массой подтекстов, которые невероятно интересно было разбирать и выстраивать. Это именно импульс, а не "я исследую аспекты Зимней войны".

Fullscreen

НЕ БОЛИТ. Современные финны уже спокойно препарируют исторические аспекты Зимней войны. Фрагмент спектакля

Не боитесь с таким названием делать спектакль в Москве?

— Я ничего не боюсь. Пьеса на самом деле называется не "Русофобия", а "Рюссяфобия". Рюсся — это оскорбительное финское название русских (что-то вроде москаль, только жестче. — Фокус). О русофобии Максим от лица лирического героя иронично рассуждает в самом начале спектакля: мол, существует понятие "профессиональный русофоб", а он всю жизнь старался ни в чем не быть профессионалом. Поэтому наше название — это игра слов. Понятно, что вначале будет работать знакомое, лежащее на поверхности значение. Но важно, чтобы после спектакля проступил и второй смысл. Наш спектакль о финнах, которые пережили травму и пытаются справиться с нею с помощью гипертрофированной политкорректности. Мы нередко слышали от них рассуждения, что Сталин напал потому, что финская делегация на переговорах что-то сделала не так. Удивительная наивность. Впору стокгольмский синдром переименовывать в "финский". И финны боятся произносить слово "русся". Для большинства это табу — страшно неполиткорректно. Так что "Рюссяфобия" это и о финнах, которые боятся выглядеть русофобами.

Даже сейчас есть страх?

— Да, да. Просто Максим в момент создания пьесы был на взводе. Он не может простить России того, что произошло и происходит в Украине. А финские драматурги, которые консультировали нас, будучи внуками тех людей, которые пережили Зимнюю вой­ну, уже спокойно препарируют исторические и человеческие аспекты той войны. Их не задевает, не ранит, не злит то, что злит Максима, и в этом между ними очень большая разница. Был такой момент, когда я сказала Максиму, что он сейчас, по большому счету, разговаривает со своим внуком. Что вот этот финский драматург, находящийся на совершенно другой волне, — его внук, который будет ему о войне на Донбассе говорить то же самое, только спустя много лет. И от этой мысли Максиму просто крышу сорвало, он даже об этом в пьесе написал.

Fullscreen

ПОДГОТОВКА. Финские актеры на репетиции разбирают смысловые аспекты пьесы

В описании спектакля говорится, что пьеса написана на основе интервью, собранных в Финляндии, России и Украине. И те, с кем общался Максим, — "обычные люди, пытающиеся отгородиться от тяжелых тем". Можете больше рассказать об этих людях?

— Максим общался в Украине с тем кругом, который сам выбрал. Это были не только украинцы, но и русские. А в Финляндии актеры сами брали интервью у будущих прототипов. Максим составлял списки вопросов, а они опрашивали финнов. И стариков, и молодежь. В Финляндии проживает много столетних ветеранов Зимней войны, которые и сейчас себя прекрасно чувствуют, водят машину, ходят без палочки. И разные возрастные категории Зимнюю войну воспринимают совершенно по-разному…Ну а Максим всегда будет определенным образом ко всему этому относиться. Я понимаю чувства, которые испытывает украинский автор. Даже мне хочется возмездия! Я понимаю, что чиновники везде чиновниками остаются — и в России, и в Украине, но вот я, например, очень радуюсь, что Нафтогаз выиграл иск у Газпрома.

Совесть как противоядие

На самом деле я звоню вам из Луганской области. При­ехал в Старобельск в связи с проектом. И сейчас здесь из-за войны не работает вокзал. Нет железнодорожного сообщения, и дорога очень разбита. Довольно тяжело добираться до этого города, хотя это районный центр. Я упомянул это к тому, что в Украине до сих пор продолжается все, что связано с войной. И эти последствия до сих пор очень сильны и чувствуются везде. А что сейчас происходит в российском обществе? Как относятся к войне?

— Все, кто ходил на Болотную площадь, оппозиционные медиа, отдельные журналисты, либералы, естественно, поддерживают Украину. Это даже считается хорошим тоном. Что касается федеральных каналов, то я в чисто гигиенических целях их не смотрю. Только отдельные моменты для того, чтобы иметь представление об уровне пропаганды. И я себя, опять же в гигиенических целях, оградила от людей, поддерживающих Путина. В России очень тяжелая ситуация с мозгами. Атмосфера совершенно параноидальная, и человеку в здравом уме здесь жить очень сложно. Я в Москве себя ощущаю как на войне. Каждый день. Когда в Украине начался Майдан — это было свежим ветром. И когда люди победили, это дало такую энергию… Мне кажется, что у украинцев сил больше. Вот ваш мужик может на бульдозере по­ехать в резиденцию Януковича, понимаете? А у нас не может мужик так поехать. При этом в России, начиная с магазина и заканчивая кладбищем, тебя везде пытаются обобрать, обмануть, поиздеваться и оскорбить. Везде! И это каждый день. Поэтому для сохранения себя я выбрала тактику общения только с ближним кругом. И то, что говорят Киселев с Соловьевым про Украину, я даже слушать не хочу (Владимир Соловьев и Дмитрий Киселев считаются рупорами российской пропаганды. — Фокус.) Среди нас даже шутка ходит, что вывели новую породу людей, и по-научному их можно было бы назвать "телегофрены". У меня есть друзья — писатели, сценаристы, драматурги. Это очень образованные, умные и добрые люди. Дружба, солидарность — это все про них. И вот сейчас эти люди хвалят Путина. Я не верю, что с ними это произошло, они просто отравлены ядом. Я пыталась не говорить с ними о политике, чтобы не испортить нашу дружбу… Невозможно! Люди отравились! Это очень агрессивный яд.

Fullscreen

ДОКУМЕНТ. Спектакль поставлен по пьесе, написанной на основе интервью, собранных в Финляндии, России и Украине

Есть ли какие-то новости по делу Кирилла Серебренникова (российского режиссера театра и кино, находящегося под следствием в связи с делом о растрате государственных средств, которое многие считают сфабрикованным. — Фокус)?

— Нет. 19 апреля будет очередное заседание суда. Пока они все оставили в силе. Никто не знает, чем это дело кончится. Боюсь загадывать. Шьют уже хищение 133 млн рублей.

Это событие как-то повлияло на чувство безопасности театральных деятелей? Насколько радикально это изменило театральную жизнь в России?

— Я работаю только в Театрe.doc. С федеральными театрами у меня была одна попытка, она закончилась большим скандалом. Что происходит в государственных театрах, не знаю. Театр.doc — независимая организация, нас нельзя привлечь за хищение, мы не берем бюджетные деньги. Когда Максим Курочкин в театре пытался показать документальный фильм про Майдан "Сильнее, чем оружие", на нас было совершено нападение. Пришли омоновцы, выбили двери, прервали показ, устроили безобразный шмон, потом заварили входную дверь. Максима забрали в кутузку. Он там просидел до утра. Пытались завести уголовное дело на директора театра Елену Гремину об экстремизме за показ украинского фильма, но потом все дело сорвалось. Вызвали какого-то очень серьезного специалиста из центра Э (управление ФСБ по противодействию экстремизму. — Фокус). Он посмотрел этот фильм и сказал: "Все козлы, вы меня зря побеспокоили, тут ничего такого нет, идите все нах!" В общем, мы продолжаем держаться.