Зачем миллионеру Гарику Корогодскому понадобилась квартира в хрущевке

Гарик Корогодский вырос в Киеве, на Отрадном. Этот район — гибрид промзоны и дачного поселка, застроенный типовыми пятиэтажками-хрущевками без лифта и мусоропровода. Будущий миллионер и светский тусовщик жил здесь в трехкомнатной квартире с мамой, папой, сестрой и бабушкой. Причем с бабушкой делил комнату до отъезда на учебу в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта. Прогуливал уроки в средней школе №67. Сдавал стеклотару и копил на кеды. Играл в бадминтон в парке с аттракционами, так же, как другие половозрелые советские школьники, с интересом заглядывал под юбки визжащим красоткам, катающимся на качелях-лодочках. А потом стал одним из самых богатых людей в стране.

Свою версию ответа на вопрос, как заработать миллион, Гарик зашифровал на обложке книги "Как потратить миллион, которого нет": надо его потратить. Если потратил — значит, он у тебя уже был. Даже если одолжил и потратил, придется заработать и вернуть. Такова основная формула, остальное детали: еще надо уметь хорошо считать, не бояться рисковать и желательно все пробовать первым. Например, первым шить и продавать болоньевые штаны в 1990-е или первым привезти из-за рубежа неведомые тогда факсы. Неплохо стать девелопером в стране, в которой мало кто знает, что такое "девелопер", и построить самый большой торговый центр "Глобус" под майданом Незалежности. Еще хорошо бы уметь разбираться в людях — чтоб не кинули.

"Как потратить миллион, которого нет, и другие истории еврейского мальчика". Книга Гарика Корогодского написана так, будто он всю жизнь зарабатывал литературой

Недавно Корогодский пытался выкупить бывшую квартиру родителей в старой хрущевке. Но не получилось — пожилые владельцы наотрез отказались.

Реперная точка

Встречаемся возле парикмахерской на улице Гарматной. Один из создателей ТЦ "Глобус", владелец сети ресторанов "Шахерезада", член Попечительского совета Украинской высшей школы бизнеса выглядит так: черный пиджак, футболка, кокетливые кроссовки со слепяще-белыми вставками и круглые очки в красной оправе, которые усиливают сходство с американским режиссером Вуди Алленом. По меркам Отрадника — вопиюще. В юности он выглядел серьезнее. До тридцати девяти лет Гарик одевался как приличный бизнесмен. Все изменилось, когда однажды он примерил дикой раскраски штаны в миланском магазине.

— Когда переоделся в неформальную одежду, это изменило все. Я будто стал собой, что-то щелкнуло. Это такая реперная точка — точка перелома. Есть такой термин в бизнесе. К рэпу никакого отношения не имеет, — на всякий случай уточняет Гарик, видимо, замечая непонимание в моих глазах.
— Почему вы раньше так не одевались, вариантов не было? — спрашиваю я.
— Варианты есть всегда, — Корогодский поправляет смешные очки (сейчас у него таких около сотни, разной формы и расцветок). — Просто я не задумывался. Проблема в том, что иногда мы не обращаем внимания на то, что нам неприятно. Не формулируем себе, что именно не нравится. В пятом-шестом классе я одевался как стиляга. Меня из-за этого в школу не пускали.
— Откуда у вас были модные вещи?
— В карты выигрывал (Корогодский — чемпион мира по преферансу 2009 года. — Фокус). Потом начал носить обычные вещи. Ходил на совещания в Кабмин, где собирали нефте­трейдеров. Сейчас мне вообще плевать, что обо мне подумают. Более того, я как городской сумасшедший имею право ходить в чем угодно.

Репутацию если не городского сумасшедшего, то человека эксцентричного Корогодский получил после съемок в хулиганском клипе-пародии Bad Romance, который задумывался как подарок на 50-летие Александру Меламуду (другу со студенческих лет и партнеру по бизнесу). Бизнесмены выплясывали на видео в женских колготках, а в финале показали миру голые зады. На тот момент Гарик был главой Попечительского совета синагоги Бродского. Там его, мягко говоря, не поняли.

— Три года назад нас отлучили от синагоги за клип, — видно, что Корогодскому неприятно об этом вспоминать. — Публично осудили. Мы перестали ходить в синагогу, потому что здороваться с людьми, которые на нас реально гнали (Корогодский вместо того чтобы закончить фразу, морщится. — Фокус). Потом уже все "включили заднюю". За нас заступились другие раввины, и в доме стало тихо.

В своей жизни Корогодский не раз становился объектом остракизма. Из пионеров его выгоняли за плохое поведение, из комсомола — за игру в карты.

Бизнесмен производит впечатление человека беззаботного. С легкостью перепрыгивает с одной темы на другую. С юмором и в лицах рассказывает, как недавно одна дама, "хлеставшая водочку", попыталась его склеить в баре "Америка", куда он заехал гульнуть с компанией. "Америка" — маленькое, негламурное кафе, расположенное на первом этаже одной из хрущевок. Время от времени Гарик заглядывает сюда "за атмосферой".

— Когда собирались уходить, она меня выдернула и спрашивает: "К тебе идем или ко мне?" Я ей: "Спасибо, но я не один". Она: "А я договорюсь". Это все так аутентично.

Корогодский улыбается. У внешней легкости есть оборотная сторона. В случае Гарика — это двое охранников.
— Зачем вам охрана? — интересуюсь.
— У нас был партнер, который попытался забрать собственность…

Бизнесмен не углубляется в детали. Речь идет о миллионере Валентине Исаке, бывшем партнере по бизнесу, с которым Корогодский три года судился за право собственности на ТРЦ Dream Town.
Мимо нас проходит бомжеватого вида тетка с распухшим от алкоголя лицом. Узнаю в ней свою бывшую соратницу по игре в резинки — королеву двора. Я тоже выросла на Отрадном, и мое восприятие ра­йона детства не настолько радужно. Для меня Отрадник — это воронка, из которой трудно выбраться, а если выбрался, лучше не возвращаться. Но Корогодского эти места не угнетают. Он из тех, у кого стакан всегда наполовину полон. Возможно, в этом и заключается еще один секрет его успеха.

Дворовое воспитание

Идем к дому Гарика дворами, его тропами, по потрескавшемуся заплеванному тротуару, мимо старой, сделанной из листов железа голубятни. Эта архитектурная форма явно вызывает в нем прилив нежности: "Она с тех пор".

— Мой дом строился на пустыре. Я въезжал в 64-м году, здесь ничего не было. Хутор Отрадный, какие-то хатки-мазанки. А здесь была овощебаза, мы на ней капусту воровали, — интонации у Гарика мечтательные.

Мимо проходят худощавые парни в спортивных костюмах. В руках — бутылки с пивом. Корогодский кивает на пацанов.

— Я здесь гулял несколько месяцев назад. Майдан только начался. Эти ребята или похожие на них сидели с пивасиком, с чинариком и грамотно обсуждали на хорошем русском языке политические перспективы лидеров.

Он говорит об этом почти с гордостью. Знай наших. Такие дворовые пацаны в детстве преподали ему первые уроки выживания. Основное правило, усвоенное на всю жизнь: если наехали, бить первым. Об этом жизненном принципе Гарик периодически упоминает в своих интервью, каждый раз подкрепляя его аргументами, связанными с бизнесом. Сейчас — с политикой.

— Если бы ко мне пришли, как на Первый канал (речь о скандальной истории с руководителем Первого национального канала Александром Пантелеймоновым, которого депутаты "Свободы" заставили написать заявление об отставке. — Фокус), могло бы закончиться печально. Я в таких ситуациях могу стрелять. Один-два — можно драться, но если шестеро…

Корогодский говорит об этом так спокойно, что становится ясно: не преувеличивает. Проходим мимо двух корявых деревьев. Его лицо светлеет — в детстве груши-лимонки были такими же большими. Останавливаемся возле очередной хрущевки. Он задирает голову и долго смотрит на свой бывший балкон. Такой же, как десятки других. У меня возникают ассоциации с графом, который показывает гостям родовое гнездо: два старых дерева, овощебазу, окна квартиры, ангар, где в семидесятые инвалид по прозвищу Паралит устроил маленький клуб по игре в настольный теннис. 10 копеек в час — и счастью нет предела.

— Почему вы хотели выкупить свою квартиру?
— Мне кажется, в ней я смогу писать. Можно спрятаться. Именно в моей.
Пишет Корогодский легко, с юмором. Даже о вещах, от которых становится несмешно.
— Писать сегодня — для меня самое большое наслаждение. Раздражает то, что надо отвлекаться на бизнес.

О том, что бизнес ему больше не интересен, а интересно искусство, бизнесмен повторяет почти в каждом интервью. Некоторые полагают, что это кокетство, отвлекающий маневр. Мне хочется верить, что это правда. Гарик очень эмоционально рассказал о том, как недавно виделся с дядей и узнал от него, что известный театральный режиссер Зиновий Корогодский приходился родным братом его деду Мирону. "Ни фига себе! — воскликнул тогда Корогодский. — Он меня мог воткнуть во ВГИК, о котором я мечтал, а я тут в Киеве в КПИ поступить не мог! Почему вы молчали?" Ответ дяди был кратким: "Время такое было, все были под прикрытием".

В политех Корогодский поступить не мог, по его словам, из-за национальности. Согласно негласному правилу, принимали восемь евреев в год. С такой конкуренцией проще было пройти отбор в космонавты.
— Давайте к этому дому подойдем, — отвлекается он. — Я в нем часто бывал у папиного друга. Посмотрите, все балконы разные.

Смотрю на балконы — одинаковые. Сквозь его очки мир выглядит иначе.

Деньги и клубника

Бабушка Гарика как-то рассказала внуку страшную семейную тайну. Оказывается, его мама была на год старше папы, причем тот об этом никогда не узнал. В послевоенное время многие химичили с датами рождения.

— А если бы папа узнал? — спрашиваю.
— Убил бы, — отвечает Корогодский таким тоном, что мне трудно понять, действительно ли он так думает, или шутит.

Мама Корогодского была бухгалтером и всю жизнь экономила, папа работал прорабом и любил тратить. Когда денег до получки почти не оставалось, на последние водил все семейство в ресторан. Гарик не припомнит в руках родителей больше четырех сотен рублей. Эту сумму им удалось собрать на мечту каждого советского человека — мебельный гарнитур, "стенку". Многое о своих родителях он понял, пока писал книгу. Например, почему мама никогда не ела первую клубнику, которую покупала детям. Отмахивалась, что не любит. Не ела потому, что было дорого.

Когда повзрослевший Гарик приходил к родителям в гости, мама наливала ему дешевый растворимый кофе. Он спрашивал, почему она не купит хороший. Ответ: "Дорого". К тому моменту у Гарика уже были деньги, его родители могли не экономить. Но такова была стратегия выживания. После мамы осталось наследство — 10 тысяч долларов, скопленных на черный день.

Родители Гарика из поколения киевлян, сама жизнь которых была чудом. В книге Корогодского есть фото годовалой девочки с бантиком на голове, родной сестры отца. Под фото подпись "Они с моей бабушкой останутся в Бабьем Яру". Оставшиеся в живых в мирное время откладывали деньги на черный день, потому что помнили много черных дней. Единственный способ защиты, который был им известен, это смятые мелкие купюры, хранящиеся годами за подкладкой пальто.

Я поняла, что десять тысяч, которые мама Гарика оставила ему, и есть та первая клубника по три рубля за кило, которую она так не любила. Еще одно озарение: кажется, бизнес-успех самого Гарика — это ответка системе человека, рискнувшего выйти за обозначенные границы.

Оксана Савченко, Фокус