Мнение: Почти родное
Человек, живущий в другой культуре, сначала ее отвергает, потом мирится, затем понимает и начинает ценить. А если повезет – дотянет и до патриотизма
– Вам место рядом с Радиком? – спрашивает девушка на стойке регистрации в московском аэропорту Шереметьево.
– С каким Радиком? – переспрашиваю я, оглядываясь по сторонам.
– С Галимовым, родственник ваш, наверное.
Вот оно – первое осознание того, что я лечу на родину. В Казань, где Галимовых, как здесь Шевченко. Дальше – больше. Первый таксист в Казани – Шамиль, так зовут моего дядю; на ресепшене в гостинице – Гузель, имя первой учительницы. В пресс-службе МЧС Татарстана – сотрудник Эмиль, имя особенно родное, так зовут моего брата. В какой-то момент кажется, что вся твоя родня перебралась в этот город. Кому бы ты ни звонил, с кем бы ни встречался – типичный разрез глаз, мягкий акцент, цвет волос. Вот тебе и учпучмак (по-татарски "треугольник" – пирожки такие с мясом, похожие на самсу), вот балиш (тоже пирожок, но к мясу добавлена картошка), чак-чак (сладкая штуковина из теста, политая медом) – все, к чему привык с детства. Так воспринимаются первые часы в Казани казанским татарином, приехавшим сюда впервые.
Ощущение комфорта ушло так же быстро, как и пришло. Не то чтобы начинаешь сильнее прижимать к груди синенький паспорт с трезубцем в кармане рубашки, но, по крайней мере, мысль о том, что он есть, дает чувство новообретенного патриотизма.
Украинская "гражданственность" вступает в конфликт с, казалось бы, родным народом, который почему-то изрядно проникся гражданственностью другого государства. В России сейчас любят говорить: "субъект федерации". Звучит красиво, пусть даже и навевает мысли о космических сверхгосударствах, состоящих из множества планет. Так вот, Татарстан превратился в такой субъект, а граждане-татары – в россиян. Никто не вспоминает, кто кого брал при Иване Васильевиче – дело прошлое, а в настоящем уже Владимир Владимирович раздает подданным квартиры в новостройках, и оттого татары еще больше и умом, и сердцем проникаются любовью ко всему российскому.
Так и выходит, что, кроме имен и названий, ничего общего с этими людьми у меня нет, в буквальном смысле – чужой среди своих. Разбавилась даже религия, многие казанские татары в дни траура по погибшим на теплоходе "Булгария" ходили в русские православные церкви – ставить свечки за упокой. Ассимиляция – штука, против которой не попрешь. Живя в другой культуре, сначала ее отвергаешь, потом миришься, потом понимаешь и даже начинаешь ценить. Если повезет – дотянешь до патриотизма, поэтому я понимаю российских татар.
Наблюдая за такими метаморфозами, начинаешь замечать их в себе. Это проявляется в мелочах – по телефону с редактором разговариваешь по-украински, хотя в Киеве всегда по-русски. Случайным знакомым рассказываешь, что у нас свобода слова, дороги – почти автобаны, да и вообще народ живет лучше. Обманываешь, но по-доброму и с какой-то глупой гордостью за свою страну.
Наш продюсер Коля любит меня подкалывать, спрашивая: "Ты за кого, за киевское "Динамо" или казанский "Рубин"? Настоящая дилемма для татарина, живущего в Украине. Я всегда говорю, что за "Рубин". Теперь, при счете 2:0 в пользу Казани, мне будет чем подкалывать в ответ: "Как наши ваших, а?" Хотя, если честно, исход матча расстроил – не люблю, когда наши проигрывают.
Аким Галимов, специальный корреспондент телеканала "Интер"