Мнение: Написанному верить

"Вскоре после того как я стал президентом, мне дали список всех коллег, которые писали на меня доносы, а я не только в тот же день потерял эту бумажку, но и забыл, кто значился в списке", – рассказал Гавел 20 лет назад главному редактору польской Gazeta Wyborcza Адаму Михнику. И добавил, что как президент, а не гражданин он относится к чиновникам и доносчикам старого режима по-другому: "Я должен учитывать, что обществу нужна линия раздела – иначе у людей возникает ощущение, будто революция не доведена до конца".

При президенте, тогда еще Чехословакии, Гавеле был принят жесткий закон о люстрации. Согласно документу те, кто принимал участие в управлении страной при коммунистах – вплоть до чиновников районного уровня – и служил в тайной полиции, потеряли право занимать руководящие посты. Чешский опыт сейчас изучают в арабских странах, только что переживших революцию, – Ливии и Египте. А вот в России и Украине этот опыт ко двору не пришелся; кто знает, что вышло бы, окажись восточнославянские революционеры 90-х столь же последовательными, как их западные товарищи. Возможно, жизнь в Москве и Киеве была бы сейчас больше похожа на пражскую.

Но Гавел, умерший 18 декабря, запомнится не жесткими решениями, при принятии которых ему приходилось четко разграничивать свое частное мнение и понимание того, как должен поступать политический лидер. Он и сам в последние годы говорил, что его главным недостатком как президента была скорее излишняя мягкость.

Гавел всей своей жизнью полностью опроверг мнение о том, что литератор не сможет править страной так же эффективно, как технократ или юрист

Теперь Вацлава Гавела будут приводить в пример как политика, которому удалось сохранить человеческое лицо, а также честность и порядочность. Возможно, именно благодаря этим качествам Гавела ни люстрация, ни раздел Чехословакии, тоже прошедший под его руковод-
ством, не вызвали кровавых столкновений.

"Политику требуется не умение лгать, а чутье, подсказывающее, где, когда, как и кому что говорить", – сказал он как-то. Это было кредо, основанное на здравом смысле, единственно возможное для изобретателя словечка "Абсурдистан". Гавел признавался, что остро осознает парадоксальность своей жизни, которая началась в семье миллионера-девелопера, затем бросала его по коммунистическим тюрьмам и, наконец, привела в политику. "Я, человек, который любит покой, удобство, гармонию и который охотнее всего жил бы всю жизнь одинаково, почему-то искривляю пространство вокруг себя и провоцирую все новые и новые неожиданные ситуации, – рассказывал он Адаму Михнику. – То, что я несколько раз сидел в тюрьме, столь же абсурдно, как и то, что сейчас я – президент, а ведь еще неизвестно, какой абсурд меня ожидает в будущем".

Здравый смысл подсказывал Гавелу, что простейшие жизненные ситуации – лучший тест для самых возвышенных идей:
"Когда я ехал домой в трамвае,
я понял, что все великие мысли
о более совершенном миропорядке
были б смешными бумажными домиками,
если б не объявление: "Уступите старушке место"
и если бы бабке,
на тротуаре рассыпавшей яблоки,
не помогли их собрать".

При такой системе взглядов совсем неудивительно, что по окончании своего второго президентского срока Гавел смог сказать народу: "Дорогие друзья, я прощаюсь
с вами как ваш президент, но остаюсь с вами как один из ваших сограждан".

Сейчас распространено мнение, что литератор не может править страной так же эффективно, как технократ или, скажем, юрист. Гавел всей своей жизнью и политической карьерой это суждение опроверг, пожалуй, не менее ярко, чем еще один профессиональный сочинитель текстов, пришедший к власти в поворотный момент истории, – Уинстон Черчилль. Опроверг и, став обычным гражданином, спокойно вернулся к сочинительству. Его новые пьесы имели успех.

В день, когда умер писатель Вацлав Гавел, неизвестные, но явно политически ангажированные хакеры взломали блог и электронную почту его российского коллеги Бориса Акунина (Григория Чхвартишвили). Мало кто в Москве сомневается, что это месть прокремлевских молодежных организаций, не раз прибегавших к электронному террору, за недавнюю активность Акунина в организации митингов против нечестных выборов. Сейчас фамилия Акунина, поневоле делающего первые шаги в политике, странно смотрится в одном ряду с именами Черчилля и Гавела, но только на первый взгляд. Иногда время выталкивает писателей на авансцену, и теперь можно сказать тем из них, кто колеблется сделать шаг: посмотрите на Гавела, у него получилось.

Леонид Бершидский, редактор-консультант журнала Фокус