Наш Крым против #крымнаш. Как живут и чего ждут те, кто два года назад покинул полуостров

Позитивная психология, изучающая счастье и способы его достижения, сделала смелое предположение. Специалисты заметили, что даже после тяжелых потрясений, связанных с полной или частичной утратой трудоспособности, уровень счастья многих инвалидов часто начинает восстанавливаться через два года после инцидента. Это значит, что те, кто был счастлив до трагедии, снова приходят к ощущению полноты жизни, приспосабливаются к новым обстоятельствам и формируют новые способы отношений с миром. А те, кто был несчастен до травматического события, через два года вернутся к прежнему уровню переживания собственной беспомощности.

С тех пор, как 16 марта 2014 года Украина перенесла насильственную ампутацию крымского полуострова, прошло ровно два года. И поскольку я пережила это как личную трагедию и была вынуждена расстаться с Крымом, чтобы сохранить Украину, самое время проверить, как там мой уровень счастья, начал ли восстанавливаться.

Ну что сказать. Как и предполагалось, за два года Крым у меня заново не вырос. По ночам иногда беспокоят фантомные боли. Снится Симферополь, где я жила, берег Салгира, где гуляла с детьми, набережная Ялты, где летом можно было встретить людей из любого уголка планеты Земля. И я, и члены моей семьи редко теперь называем себя крымчанами. Внутри живет определение "украинцы крымского происхождения", но мы стесняемся произносить это вслух.

Мы не упускаем повода собраться с друзьями, которые тоже покинули Крым после аннексии и поселились в Киеве и окрестностях. По мере сил проявляем гражданскую активность: недавно муж помог организовать благотворительный концерт по инициативе общественной организации "Наша Пуща-Водица". Мы поселились в этом зеленом районе после переезда из Крыма, и хотя жилье снимаем, перед домом посадили саженцы вишен. Так что Пуща-Водица теперь действительно "наша". По крайней мере, несколько деревьев. В прощеное воскресенье дружной толпой праздновали здесь "крымскую масленицу" — это наша новая традиция. В прошлом году мы вместе с чучелом зимы сожгли чучело войны.

А бодрые голоса папы и брата, оставшихся в Крыму, рассказывают нам по телефону или в скайпе о новых правилах жизни на полуострове. Мои родные жалуются, но не унывают, адаптируются к новым условиям. Они остались жить в Крыму, хотя Крым тоже больше не их — вслед за "зелеными человечками" приехали разноцветные и теперь перекраивают все по-своему. "Скажи мне, чей Крым, и я скажу — кто ты", — пела московская группа крымского происхождения "Ундервуд" прошлым летом. Если верить моему брату, Крым теперь ничей. Ведь как люди относятся к тому, что называют своим? Свое обычно берегут. О своем заботятся. Украшают и улучшают. Своим гордятся. Люди отождествляют себя с тем, что называют "наше". Такое ощущение, что называть Крым своим на полуострове больше действительно некому — никто не может почувствовать себя хозяином на этой земле надолго.

А ведь только-только начала заживать рана депортации крымских татар и других крымских народов, нанесенная в сороковых годах ХХ века, — тогда по решению Москвы были выселены две трети населения полуострова. От более миллиона человек осталась только треть "местных", которые каждую ночь боялись, что сейчас придут и за ними.

Возвращались в Крым через много десятков лет уже дети и внуки тех, кого депортировали. И до мартовского референдума они еще не успели полностью ощутить родную землю по праву своей. Были близки к этому, сажая деревья и строя дома, возрождая традиции и рассказывая детям, рожденным в Крыму, историю своего народа на родном языке. И только коллективная травма стала покрываться тонкой кожицей истории, корочку опять сковырнули. После референдума из Крыма стали уезжать те, кто считал Крым своим домом много поколений. Мы шутим, что скоро в Киеве настоящих крымских чебуреков и лагмана будут готовить больше, чем в Бахчисарае. Грустно шутим.

А те, кто пришли, не спешат обустраивать полуостров. Лозунг, популярный два года назад у северных соседей — "Крым — наш!" вовсе не подразумевал того, что у Крыма появится хозяин. Крым рассматривался как трофей, приз политической олимпиады, который можно завоевать и поставить в витрину. Но что-то не задалось. И витрина какая-то пыльная. И "приз" никому не покажешь, поскольку большинство соседей считают его ворованным. В общем, Крым не стал золотым кубком для сильных мира сего, хотя и успешно служит оловянным подстаканником тем, кто не боится обжечь руки сомнительными геополитическими успехами.

И все же я знаю много людей, которые могут уверенно говорить, что Крым — их. Они говорят "наш Крым" с любовью и лаской. Они живут в Крыму и за его пределами. Они растят детей с любовью к этим горам, лесам, истории и народам, его населяющим. Они никуда не денутся. И я надеюсь, что когда-нибудь придет их время, время настоящих заботливых хозяев, и ни у кого больше не возникнет вопросов, чей Крым. А ощущение счастья вернется, пусть даже на это потребуется чуть больше чем два года.