Не стоит торопить историю. Как в Украине примирить День примирения с Днем Победы

Зачем нужно оставить последним ветеранам их последний праздник

Фото: Одесская жизнь
Фото: Одесская жизнь

В День Победы принято говорить о войне. О той, которая вошла в учебники как Вторая мировая, или в советские учебники как Великая Отечественная. Да, я согласна, что еще не все могилы погибших найдены. Да, я знаю, что до сих пор взрываются снаряды еще той войны. Да, можно вспоминать каждого, кто не вернулся из тех боев. Их не счесть. Нет им конца и начала.

Но я о другом. Вернее, о других. О тех, кого называют ветеранами Великой Отечественной. Кого пытаются пригласить в школы и на парады и кто уже не всегда имеет силы, чтобы приходить на торжества. Кому регулярно вручают памятные медали к очередному -летию. И кто считает своим главным праздником День Победы.

Миллионы раз воспетый и столько же проклятый. Миллионы раз утопленный в слезах тех, кто не дождался, и тех, кто помнит…

Да, Европа сейчас отмечает День памяти и примирения 8 мая, то есть накануне более привычного для нас Дня Победы. Для тех ветеранов, которые еще живы. Ведь даже тем, кому в 1945-м было всего 20, сегодня уже за 90. Сколько их осталось, этих стариков? И сколько им осталось?

Да, День памяти и примирения, наверное, важен и нужен. Да, это очень по-европейски. Но вот солдаты Великой Отечественной привыкли праздновать Победу именно 9 мая. Почему же именно сейчас Национальный институт памяти так настойчиво предлагает перенести праздник?

Дело же не в лишнем выходном. Дело в том, что эти старики заслужили, чтобы им оставили этот день. Их День Победы. Еще есть дети войны. Которые тоже помнят и отступление, и наступление. И воронки от снарядов. И погреба. И гильзы… Много чего помнят.

"О какой национальной памяти можно говорить, если вот она, эта память. С полуслепыми глазами, с неразгибающимися спинами, с дрожащими от старости и от переживаний голосами. И она жива. До сих пор"

Но это те, кто родился, например, в 1935-м. И кому в победный год было всего-то лет десять, а то и меньше. И они помнят. И к ним приходят их погибшие отцы и братья. Сквозь пепел. Сквозь бронзу. Сквозь мрамор. И им, этим детям, сегодня уже за восемь десятков.

И даже тем, кто родился в победном 1945-м, уже за семьдесят… Сколько их осталось, настоящих, а не ряженых солдат той страшной войны, и их детей, рожденных в довоенные или в военные годы? А ведь уже их внукам, то есть сегодняшним пятидесяти- или шестидесятилетним, на самом деле не так уж и важно, в какой день говорить о Победе. Ну пусть это будет 8 мая.

Суть же не в этом. Но вот для тех, кто остался в живых после той страшной мясорубки, и для детей, которые четыре года боялись похоронок, а теперь стали не просто взрослыми, но и стариками, это важно. О какой национальной памяти можно говорить, если вот она, эта память. С полуслепыми глазами, с неразгибающимися спинами, с дрожащими от старости и от переживаний голосами. И она жива. До сих пор. И еще может хотя бы раз в году поднять рюмку за Победу. Как это было всегда — именно 9 мая.

Совсем скоро они уйдут. Как уходили их однополчане. Как уходили их отцы. Уйдут в вечность. Уйдут в память. И останутся на тех берегах. Может быть, все же не стоит торопить историю? Ее не остановишь. Может, не нужно упразднять 9 Мая прямо сейчас? Может, подождать? Сколько их осталось-то, стариков этих? Неужели у нас, сегодняшних, не хватит сил, смелости, мужества и просто совести оставить им тот праздник, который они почитают своей Победой? Ведь мы уже тоже знаем и что такое война, и что такое похоронки.