Мама, мы все тяжело больны. Посвящается вирусу российской пропаганды

Сегодня на ум приходит все больше медицинских метафор. Например, когда звонит знакомый из Москвы и говорит:

— Слушай, я тебе доверяю. Хочу из первых уст узнать, что у вас там происходит.

Сердце от радости трепещет, как голубь мира в руках Папы Римского (снова метафора), начинаешь рассказывать обо всем. О том, что своих русскоязычных детей я отправляю в школу с украинским языком обучения. И к директору стоит очередь из родителей-переселенцев с востока Украины. Они могли бы выбрать для своих детей школу с привычным, русским языком обучения, но теперь упрямо выбирают обучение на украинском. Симпатичная юная девушка пришла записать в школу двух младших сестер.

— Извините, — сказала она, — мама не может прийти, она работает с 6 утра до 12 ночи. И у нее только один выходной. Документы из школы мы забрать не можем — уже два месяца живем здесь.

Секретарь кивает и привычным движением протягивает бланк заявления на зачисление.

Я хочу рассказать о красоте Киева и о том, что впервые за 23 года отмечала День независимости, гордясь за свою страну. Моя шестилетняя дочь ужасно скучает по подругам и любимой бабушке, оставленным в Крыму. Ей трудно адаптироваться к новому климату, новым пейзажам, новым людям. И после прогулки по Крещатику 24 августа впервые за два месяца она говорит, что ей нравится Украина в Киеве. Хотя Украина в Симферополе все равно лучше, потому что она там родилась. Я поднимаю к небу лицо, чтобы слезы закатились обратно в глаза.

Молчание на том конце провода я принимаю за сосредоточенное внимание. Метафорический голубь мира в тишине осмелел, расправил крылья и начал размахивать ими в эфире направо и налево. Мне не терпится рассказать, как я научилась справляться с неконтролируемыми приступами женской слезливости.

— Кирилл, ты психиатр, тебе наверняка будет интересно. Каждый раз, когда мой взгляд натыкается на фотографию очередного юноши с пухлыми губами, мягким овалом лица, не знавшим бритвы, я плачу. Нет, Кирилл, до климакса мне еще, надеюсь, далеко. Просто к таким фотографиям все чаще прилагаются в комплекте траурные ленты. Но я нашла лекарство. Нет, не убойная доза феназепама. Я набираю на телефоне номер 565. Нет, это не телефон доверия. Хотя, может, ты и прав. Мне приходится верить, что те пять гривен, которые списывают с моего счета в пользу украинской армии, не будут разворованы. Я набираю 565 и мысленно представляю, что еще пара тысяч истеричных барышень делают в этот момент то же самое. И это один хороший бронежилет. В следующий раз мы наистерим на качественный пуленепробиваемый шлем.

В трубке снова молчание. Мне становится неловко, что я так расщебеталась. Потому что мальчишки с пухлыми губами служат не только в украинской армии. И когда они попадают в мясорубку чужой войны, они так же беззащитны перед смертью, как наши. Некоторые из них даже не успевают понять, в какой стране и за какую идею погибли.

После профессионально выдержанной паузы Кирилл произносит:

— В общем, я так и знал. Это правда, что ваши мозги полностью промыли американские политтехнологи. Отличная работа.

И дальше я слышу его монолог. О том, что всему миру давно понятно — на самом деле у вас в Киеве дядька, то есть, тьфу ты, хунта. А каратели в Луганской и Донецкой области утюжат танками бузину, то есть, тьфу ты, Новороссию. И украинцы еще горько пожалеют о том, что перешли на сторону Америки, врага, мечтающего о развале России. На вопрос, собирается ли Кирилл лично участвовать в наказании украинского народа, врач, давший клятву Гиппократа, отвечает, что не собирается:

— А зачем? Такой народ даже убивать не надо, он сам себя убьет. Знаешь, как мышь, которая больна токсоплазмозом, бросается в пасть кошке. Это не имеет ничего общего с настоящей смелостью — просто паразит меняет поведение мыши, чтобы размножиться в организме нового хозяина — кошки. Кстати, ты в курсе, что он еще и стимулирует развитие шизофрении?

Я нажимаю кнопку отбой, чтобы в одиночестве насладиться красотой метафоры. Токсоплазмоз. Какой изящ­ный ответ на вопрос "что случилось с Кириллом?". Дай бог, чтобы это был токсоплазмоз. Это означает, что, во-первых, Кирилл не несет ответственности за свое состояние, он жертва, а виновата во всем гадкая токсоплазма. И, во-вторых, это хотя бы лечится — уничтожением паразита. Страшно будет, если диагноз другой — вирус дефицита человечности. Против него, увы, медицина бессильна.