Кто здесь жертва? История о том, как следователь и вся деревня пытались оправдать насильника
"Если кому-то кажется, что "не все так просто" с этой историей об изнасиловании на Закарпатье, то я уверена, что так и есть. Я просто убеждена, что все еще гораздо хуже, чем вылезло наружу, и даже хуже, чем вы можете себе вообразить". Мнение.
Более десяти лет назад я представляла девочку по делу об изнасиловании "на селе". Изнасиловал студент педагогического колледжа, местный недоросль. Несостоявшийся нашими усилиями (очень на это надеюсь) учитель физкультуры. Девушка из города с мамой приехала в деревню к бабушке и пошла с подружкой потусить. Там была местная компания. Один из них, пьяный мудак, вызвался провожать домой и по дороге изнасиловал.
Мама — молодец. Без всяких "сама виновата" подают заявление, проходят экспертизу и т. д. Допросы, следственный эксперимент, все такое… Но что-то не так… Девушке едва исполнилось 18, поэтому мама не имеет доступа к делу. Не может являться законным представителем. "Не так" оказалось все. Я попала в это дело из-за "проблеска совести" эксперта, который сделал очень компромиссный вывод СМЭ "как просил следователь", что-то не увидел, что-то не дописал, но все же что-то и зафиксировал. А потом рассказал о том, что дело "сливают", а девочку жаль одному знакомому паталогоанатому, по совместительству — правозащитнику. Правозащитник нашел маму, сконтактировал ее со мной, и на этапе ознакомления с материалами следствия я захожу в дело.
***
Приезжаем мы к следователю. С девушкой и ее матерью. Я представитель пострадавших, но чувствую себя так, будто мы — обвиняемые. Без следователя из здания на улицу не выпускают.
Чтобы понять местный колорит, туалет для посетителей на улице — такой деревенский деревянный туалет во дворе, именно такой стремный, как вы можете себе представить.
Лето, духота. Кажется, это была суббота или выходной день — людей в отделении почти нет. Воду я забыла в машине. Девочка — с виду лет 14 — маленькая, худенькая, болезненная, максимально городское дитя, ей от всей этой физической и психологической обстановки реально плохо, у нее астма, дистония, анемия, периодически у меня ощущение, что сейчас она потеряет сознание. Ни воды, ни свежего воздуха, ни туалета, как вы уже поняли.
Цель следователя — получить наши подписи в протоколе об ознакомлении любой ценой. Быстрее. Конечно, первичной целью вообще было сделать вид, что адвоката нет, и просто получить подпись потерпевшей. Но я уже направила ходатайство от потерпевшей.
По телефону он сказал, что я могу не ехать, что он все равно не позволит фотографировать материалы. Могу переписывать. А фотографировать пострадавшим запрещено.
Еще одно письменное ходатайство потерпевшей о привлечении адвоката в протоколе об ознакомлении и мое — о предоставлении возможности фотографировать материалы — несколько изменило положение.
Он начал торговаться на счет количества томов, которые он покажет мне в обмен на подпись. Принес часть. Потом почти напрямую шантажировал состоянием девушки, что я ее здесь мучаю.
А я не разрешаю ей ничего подписывать и вообще от меня отходить.
Договорился, что никуда нас не выпустит, пока не поставим подписи. Полуугрозы, полушутки, что мы здесь две хрупкие девушки и "что вы мне сделаете".
Напоминаю: девушка — потерпевшая, я — ее представитель.
Дела немного — томов до 10-ти. Последние — не дает.
Я фотографирую том за томом и прямо физически чувствую, что главное желание следователя сейчас — заломить меня и забрать телефон, на который я фоткаю.
Последний том следователь никак не отдает, требует подписи в протоколе. Не соглашаюсь, тянет время, угрожает. Это все длится уже много часов.
Пока фотографирую, вижу втупую поддельные протоколы взятия объяснений у потерпевшей и протокол допроса потерпевшей. Просто дописаны после основного текста в промежутке к подписи, что одного из видов проникновений не было. Спрашиваю девушку — подтверждает, что это ложь, что она говорила ясно, что было и как рассказывала. Вижу следственный эксперимент с подозреваемым "под экспертизу": "была пьяна — сама дала", потом устыдилась и солгала. Вижу, что одежда подозреваемого, которая направляется на цитологическую экспертизу, — совсем не та, которая была на обвиняемом, справку о "случайно уничтоженных" фотографиях из следственного эксперимента с потерпевшей и всякое такое
Тогда 152 и 153 имели несколько иное значение, если помните. Но квалификация — только по одной. Следовательно, нет повторности.
Девушка уже едва в сознании, хочет в туалет, на свежий воздух, пить, домой, лечь. Готова подписать что угодно, чтобы ее отпустили. Я понимаю, что у меня очень маленькое поле для маневра, и очень мало времени.
Я продолжаю "портить протокол" — прямо в протоколе об ознакомлении в графе "заявления и ходатайства" фиксирую признаки подделки протоколов, уничтожение доказательств и вписываю ходатайство о дополнении досудебного следствия — о допросе эксперта, о проведении следственного эксперимента, об очных ставках, о дополнительной квалификации, ходатайство о проведении почерковедческой, цитологической экспертизы, изъятие "той одежды" (в свиной голос, но…), заявление о возбуждении уголовного производства по факту подделки протоколов, немножко жалоб на угрозы и отношение к потерпевшей со стороны следователя, короче, мелким почерком весь лицевой и обратный лист протокола и несколько страниц текста. Пишу об отсутствии последнего тома. И только после этого возвращаюсь к "главной подписи" об ознакомлении. О том, что ознакомление лишь частичное, уже написала в графе "заявления и ходатайства".
Фотографирую все это. Отдаю следователю, который нависает постоянно рядом, нервничает, но не видит, что я пишу. Подпись в графе "ознакомлена" его успокаивает.
Хватаю потерпевшую за руку и буквально убегаем (в туалет). Следователь, все еще радуясь полученной подписи, читает мою писанину. Добиваюсь у дежурного, чтобы нас выпустили, девочке плохо, нужно в туалет, быстро подрываю маму, которую внутрь не пустили, и она ждала внизу. Пока мы выбегаем из вестибюля (уже за проходной), слышу, как следователь бежит и кричит дежурному не выпускать. Быстро заталкиваю еще ничего не понимающую маму и едва ли не в обмороке девушку в машину, прыгаю за руль и вывожу нас оттуда. Тупо убегаю. Потому что из доказательств — только фото с моего телефона… Всю мою писанину следователь просто может уничтожить. И отправить дело "как есть". Не проблема ли — не ознакомление потерпевшей с материалами дела.
Как-то так.
***
Далее — заявления о преступлении, ходатайство о переквалификации, жалобы в прокуратуру, дополнительные следственные действия "через не хочу", огласка в прессе, дополнительная квалификация, несколько кругов обжалований отказов в нарушении, а затем постановлений о закрытии уголовного производства. Когда закончились все судьи в этом и в нескольких соседних районах… Кстати, в судах в конечном варианте все обжалования — успешные. Но винницкая прокуратура просто системно закрывала дело (по подделке протоколов и уничтожению доказательств) снова сразу после получения решения суда об отмене предыдущего постановления.
Продолжительный судебный процесс, по сути, без прессы в райцентре, куда нам ехать машиной три часа, где в суде часто нет света. Со смеху*очками обвиняемого и "шутками" его адвоката. С предложениями "жениться". С многочисленными процессиями "родственников и сочувствующих со стороны насильника" под судом. Которые устраивали нам "коридор позора", крутили дули, проклинали, "насылали порчу", есть подозрение, что и более прагматично "шаманили" над спустившимся колесом машины, когда мы выехали назад…
С ментами, которые комментировали статьи в контексте "вся деревня знает, что сама дала" и т.д.
В селе все также приняли сторону насильника. Хотя у него и до этого были "случаи с девушками", о которых никто, конечно, не заявлял и свидетельствовать так и не согласился. Важно при этом понимать, что эти осуждающие местные — не просто массовка и зрители — это и есть свидетели. Которые, оказывается, либо ничего не видели и не слышали, либо давали откровенно ложные показания, подогнанные под версию насильника.
Чистый догвиль.
Все это время обвиняемый на подписке. Прокуратура так и не просила смены меры пресечения. Хотя угрозы, требования забрать заявление и "вваливание" в дом были зафиксированы даже заявлением о преступлении.
****
Прокурор просила 3 года. Суд дал пять. Реального срока. Но меру пресечения не изменила. Апелляция подтвердила приговор. Но меру пресечения не изменила. Насильник еще месяц гулял на свободе и уже собрался в армию, мы отдельно еще писали жалобы по поводу неисполнения приговора. Наконец-то его посадили. Чувак отсидел может половину и вышел по "закону Савченко".
Каких моральных усилий это стоило девушке и ее маме, даже не могу представить. А что было бы, если бы мама не стала на жесткую позицию защитить ребенка и "чтобы с другими такого не произошло", представить не трудно. Ничего. Следователей и прокуроров привлечь так и не удалось. К несчастью.
Собственно, желаю удачи девушке из Закарпатья, ее отцу и всем, кто им помогает. Она точно пригодится. Возможно, кому-то эта история поможет — по сути или хотя бы окунуться в контекст "культуры совершения и расследования сельских изнасилований". Очень надеюсь, что мудаки сядут надолго. И не только насильники, но и "околопричастные" сочувствующие в погонах.
Важно