Передовая на вкус

Губернатор Песок

Чайник закипел. Бойцы бросают в кружки пакетики с чаем. Хрустят галетами из сухпайка. Прислушиваются к утренней тишине — вокруг ни взрыва, ни выстрела. Кто-то бросает:

— Кипятку Губернатору оставьте…

— Губернатору? — удивляюсь я. — А кто Губернатор?

— Дык Медведь. У него даже кабинет свой есть, — немолодой солдат размешивает сахар и продолжает: — Нам туда нельзя. Сказал: как уеду, передам ключи следующему Губернатору.

Выхожу с чашкой на крыльцо, ищу Мишу. Нахожу его возле багажника нашего микроавтобуса.

— Михаил, — отвлекаю его я. — Губернатор — это вы?

— Я, — признается Миша.

— И кабинет у вас есть?

— Вообще-то да. Я проведу экскурсию. Закрывайте багажник, пойдем. У нас там такая библиотека шикарная!

• Читайте также: Как удерживали высоту Браво

Дверь наверх — через холл. Миша слегка приоткрывает высокие створки, и мы со Звягиным поднимаемся на второй этаж вслед за Губернатором.

Ветер читает раскрытый том "На Западном фронте без перемен" Ремарка. Перелистывает трагедии Шекспира. Пытается добраться до двухтомника "История Второй мировой войны". Не прикасается к полному собранию сочинений Маркса, Энгельса и Ленина. Пытается столкнуть с подоконника подарочное издание "Донетчина: многоликая и вечная". Шевелит мягкую обложку сборника стихов какого-то малоизвестного поэта.

Мерзнет в глубине зала пианино. Два тополиных листка на полированной крышке просят, чтоб кто-то сыграл "Опавшие листья"… Блестят на полочках золоченые кубки, предназначенные сельским чемпионам по подтягиванию и другим замечательным людям. В рамочках — герб и гимн Песок.

Губернатор-хранитель идет дальше. Чувствуется, что у него есть какая-то цель, он нам хочет что-то показать. Так и есть. Миша поворачивает ключ. Входим в полускладское помещение.

— Вот, — говорит Губернатор.

— Что? — хором спрашиваем мы со Звягиным.

— Урна, — Губернатор показывает на пустую избирательную урну, стоящую в углу. — Я приготовил, ждал…

— Чего? — не унимаюсь я.

— Ждал, что нам дадут возможность проголосовать.

— Как? — я вспоминаю заявления политиков. — Порошенко же настоял, а потом в Центризбиркоме отчитались о том, что воины в зоне АТО проголосовали.

— Это неправда, — объясняет Миша. — Мы не голосовали.

Он говорит это так, как будто ждет от меня каких-то действий.

— Знаете что… — начинаю креативить я. – Давайте сейчас вынесем эту урну на улицу, сфотографируем вас возле нее и напишем потом в журнале: "Бойцам в Песках не дали возможности проголосовать". Будет фотодокумент.

— А давайте, — подхватывает идею Миша. — Понесли!

Урну установили у входа в клуб. Получилось торжественно. Затем перетащили к БМП. Фотосессия располагает к беседе.

Военным под Донецком не дали проголосовать

— Михаил, вы откуда?

— Из Днепропетровска.

— Профессиональный военный?

— Нет, я металлург. После войны вернусь на свое предприятие.

Миша берет урну, несет в клуб, я плетусь за ним:

— Сколько вы уже здесь, как давно служите?

— В АТО без замены четыре месяца. Я вот единственное что хочу сказать: людей надо менять чаще.

— Женаты?

— Да, жена плакала. У нас же ребенок…

— Сколько ребенку?

— Год и восемь. Кричит иногда в телефон: "Папа, папа…"

Миша заносит урну, возвращается на крыльцо, закуривает.

— Эта война вас изменила? — продолжаю приставать с вопросами.

— Да, жестче стал. К людям стал хуже относиться, к местным. Потому что они к нам сюда приходят и говорят: "Мы за вас". А я-то знаю, что 90% из них голосовали за "ДНР".

— Приходят за помощью?

— Постоянно.

— Как стали Губернатором?

— Местным помогал, и ребята в шутку окрестили: "Будешь Губернатором Песок".

— А много здесь местных осталось?

— Человек двести. Хотя село большое было. Идемте, познакомлю с местной алкашней.

Мы проходим сквозь скверик возле клуба, обходя воронки.

— Вы, значит, даже алкашне помогаете? — спрашиваю.

— Конечно.

— Так вы же их не любите.

Миша останавливается:

— Ну и что, что я их не люблю. Они виноваты в этом?

— То есть? — пазлы в моей голове не сходятся.

— Они в этом не виноваты! Я их не люблю, но они живые, им тоже хочется кушать. Если есть возможность помочь, почему не помочь.

• Читайте также: Перемирие 3.0. Почему мир в Донбассе так и не наступил?

Подходим к двухэтажному кирпичному дому. Большинство окон выбиты. Возле подъезда скамеечка, на ней несколько мужиков и одна женщина. Лица землисто-серые. На краю лавки бутылка водки. Крепко початая. Зрелище поучительное. Мне почему-то кажется, что после ядерной зимы, когда человечество погибнет, где-нибудь все же сохранится лавочка с несколькими представителями рода человеческого. У мужика, стоящего чуть в сторонке, самое серое лицо и самые крупные глаза, ищущие Мишин взгляд:

— Уезжаешь? А мы?

— Все в порядке. Будет Саня. Дела передал. Вот корреспондента вам привел, можете пообщаться.

Глаза впиваются в меня. Чтобы что-то спросить, задаю вопрос:

— Почему вы не уехали?

— А куда? И с чем?

— Кто вы по профессии?

— Шахтер, пенсионер.

— Тут, наверное, все шахтеры?

— Ну да, а где еще работать? А Надя у нас — директор супермаркета.

— Подвального, — подсказывает с лавочки Надя.

Раскаты взрывов нарастают. Миша слегка подталкивает меня:

— Возвращаемся.

По дороге обсуждаем местную публику.

— У них цель жизни — забухать, — говорит Миша. — Но среди них есть хорошие люди.

— Мне показалось, что у этой Нади глаза трезвые. Почему ее называют директором супермаркета?

— Она раньше в магазине работала. Магазина уже нет, но связи у Нади еще остались.

— С кем?

— А с тем магазином, который на стороне сепаров. Иногда ей что-то заказывают. Можем и мы заказать — привезет.

Выходим на улицу Ленина, приближаемся к церкви.

— Там позавчера служба была, — говорю я. — Вы не ходили?

— Нет. Я дома в церковь пойду. И дома буду каяться, — в словах Миши оттенок вызова.

— Да я ничего такого не имел в виду…

— Просто, когда домой приезжаешь, знакомые приходят и спрашивают: "Убивал? Ты убивал?" — Миша вздыхает и объясняет невидимым знакомым:

— Я — наводчик-оператор боевой машины, я в прицел людей не видел, только объекты. В лобовой атаке не был. Поэтому считаю, что никого не убил. Пусть я себя так успокаиваю, но я так считаю.

Подходим к клубу, останавливаемся возле микроавтобуса Звягина. Иван по обыкновению копошится в багажнике, бросает взгляд на меня.

— Дмитрий, нам пора ехать, а то мы тут на неделю застрянем.

— Да, хорошо. — Я поворачиваюсь к Губернатору. — Михаил, последний вопрос к вам: — Какое у вас звание?

Медведь-Губернатор-Миша приосанивается:

— Я — рядовой Кизилов.

Главное — успеть

Сегодня Звягину многое нужно успеть: отдать медику из Правого сектора картонную коробку с лекарствами, добраться наконец до Медведя из 95-й, передать в медроту 128-й
горно-пехотной бригады одну посылку от врачей из Национального института сердечно-сосудистой хирургии имени Амосова и другую — от докторов из Центра детской кардиологии и кардиохирургии. А есть еще вещи для Аленки Сонцеславы и для службы волонтерской экстренной медицинской помощи. Многое есть, времени нет.

Правый сектор дислоцируется в нескольких "хатах". Медики обитают за воротами большого двухэтажного особняка. Здесь мы уже не чужие: калитку отпирает Юра. Иван Звягин выгружает коробку, обводит взглядом собравшуюся молодежь:

— А где Док?

— Эй, побратим Аристарх, ты где?! – кричит какой-то хлопец.

— Иду, иду! — на крыльце появляется мужчина лет сорока. — Извините, ребята, не выспался. Ночка была та еще…

— А вы врач по какой специализации? — интересуюсь.

— Я не врач, я курсы закончил.

— И все же, в мирной жизни вы кто?

— Иеродиакон, — отвечает побратим Аристарх. — Монашествующий.

— Киевского патриархата, наверно?

— Нет, Московского.

Юра-балагур расплывается в улыбке:

— Мы местным объясняем, что взяли батюшку в плен, начали кормить, а он у нас прижился и стал исцелять…

— То есть вы — священник Украинской православной церкви Московского патриархата? Это какой-то разрыв шаблона… Раз так, у меня к вам как к священнику будет вопрос…

Отец Аристарх бросает взгляд на Юру-балагура и отвечает:

— Идемте в сторонку.

• Читайте также: Как 32-летний житель Донецка вывел формулу борьбы со смертью и безумием

Пока Звягин раздает собравшимся кофты, мы прячемся за угол.

— Вот смотрите, — начинаю я. — Бог дал человеку дар различения добра и зла…

— Так.

— Зло, конечно, маскируется под добро…

— Так.

— Но у человека ведь этот дар отобрать невозможно, как невозможно отобрать свободу воли…

— Так.

— Если так, то в глубине сердца люди при любых обстоятельствах должны чувствовать, где добро, а где зло. Я писал о том, как представители так называемой Русской православной армии замучили в Славянске четырех христиан-пятидесятников. Местные православные просто закрыли на это глаза. Ну, вы знаете…

— Знаю. Только не называйте их православной армией, это же кощунство…

— Они потеряли дар различения добра и зла?

— Они все поймут, но со временем. Мы живем в несовершенном мире. Пропаганда ослепляет. Вы их радио слышали?

— Подождите. Если ослепляет, то они в какой-то момент перестают отличать добро от зла?

— В какой-то момент — да. Возможно, от страха.

— Стало быть, они по-своему праведны?

— По-своему, кто-то из них — да, но пройдет время, и они все поймут, — вздыхает отец Аристарх.— Вы сейчас на дамбу?

— Да.

— Там опасно, давайте благословлю, — говорит отец Аристарх и благословляет нас со Звягиным.

Опасность проезда через дамбу в том, что она простреливается. Нам предстоит проскочить ее дважды — туда и обратно. Иных способов добраться в расположение 95-й бригады нет. Звягин ведет машину молча, сосредоточенно. Главное — разгон.

Промчались — как по воде пролетели. Стрельбы не было. Озера здесь очень красивые и, говорят, рыбные. Дальше — обычная сельская улица. Кое-где в землю вкопана военная техника. Здесь живут "киборги". Нам туда, где выглядывает из-под земли медицинский БТР "Святой Николай". Открываются ворота — во дворе небольшого особнячка стоит "Урал". Но место для нашего фольксвагена тоже есть.

Медведя не застали. Звягина встретил хирург — Апостол. Вдвоем они углубились в изучение содержимого ящичков с медикаментами. Пришли за зимними вещами "медвежата" Барни и Рыжий. Свитер богатырского размера Иван вручил капитану Аскольду.

Я не заметил, кто из "киборгов" выкрикнул: "Воздух!" Сам взрыв, кажется, раздался на долю секунды позже. В открытый багажник влетел кусок штукатурки. Куда в этом случае надо бежать, я не знал, но тело сориентировалось само — бежать нужно за тем, кто уже бежит. Максимально быстро, преодолевая полосу препятствий: низкие заборчики, клумбочки и собачью будку. Дальше — в подвал, и быстрее, быстрее вглубь, не забывая, что за тобой бегут еще человек десять.

— Это только начало, — уже в подвале сказал кто-то из бойцов.

— Почему начало?

— Колонна должна прийти. Колонну будут обстреливать.

Выяснилось, что Медведь сопровож­дает колонну. Но ждать его смысла нет, если мы не планируем ночевать.

— Будем ехать, — принял решение Звягин. — Нам до темноты надо еще в Дебальцево успеть.

И снова дамба, и снова этот спокойный голос: "Вы превысили допустимую скорость". Какое все-таки красивое село: озеро, церковь, скверик у клуба. Вот только люди исчезли… А дальше поля, дорога, терриконы на горизонте, мирный Артемовск и где-то там Дебальцево, 128-я закарпатская горно-пехотная бригада.

Если смотреть на карту военных действий, Дебальцево кажется украинским островом на территории так называемой ДНР. Вернее, полуостровом — с материком город связывает узкая полоска — трасса.

Так выглядит сельская библиотека в Песках

В салоне тоже есть немножко "ДНР" — радио. Последний информационный выпуск: Киев и территорию остальной Украины ждет энергетический коллапс, армия недоедает. Украинские офицеры отнимают у солдат волонтерские продукты и продают их на рынке. Это, оказывается, такая политика высшего командования: солдаты становятся злыми (тем самым повышается их боеспособность), а офицеры обеспеченными (и, соответственно, лояльными к хунте).

Звягин ведет машину уверенно, по ходу отвечая на телефонные звонки: "Не могу, когда буду — не знаю. Нет, на фронт пока не собираюсь…"

— Иван, — говорю. — Вы есть хотите?

— Ага.

— Думаете, в 128-й нас накормят?

— Да что вы слушаете! — возмущается Иван и начинает ловить другую волну.

Увы, кроме творчества Донецкой телерадиокомпании ничего не транслируется.

Приехали к ужину. На блокпосту нас встретил похожий на гнома дядька с обветренным лицом и взялся показать дорогу в медроту. За что впоследствии получил новые рукавицы и свитер. Пока Звягин раздавал местным докторам передачи от коллег из института Амосова и из Центра детской кардиологии, инстинкт привел меня на кухню.

Шел по запаху, пока не оказался в большой палатке.

— Заходь, грийся! — пригласил боец с закатанными рукавами, ножом в одной руке и ложкой в другой. И тут же представился: — Ваня.

— Дима.

На огромной сковороде в сметанном соусе булькает свиная печень.

— На, — вручает ложку Ваня, — пробуй!

— Может, чайку? — предлагает второй повар и протягивает руку: — Игорь.

Ваня и Игорь разрушают стереотип о том, что повара толстые: они сухощавы. Общаются между собой короткими малопонятными фразами:

— Маешь шваблики? — спрашивает Ваня.

— Трымай, — отвечает Игорь, протягивая спички.

Но, обращаясь ко мне, переходят на русский. Мне обидно, я отвечаю по-украински.

— Из Киева? — интересуется Ваня.

— Да. А вы из Мукачева?

— Кто из Мукачева, кто из Ужгорода.

— Как вообще с продуктами?

— Да вот думаю: к салату с яйцом лучше добавлять курицу или крабовые палочки. К свежему огурчику хорошо пойдут, наверное, палочки… Когда летом нас в Лубны отправляли — мы два месяца в Лубнах стояли — были только сухпаи. Потом волонтеры машину всего привезли.

— Скоро зима, — задумчиво говорю я, отправляя в рот вторую ложку с печенкой в соусе. — Дорогу заметет, волонтеры не доедут…

— Продумано, — отвечает Ваня. — Вырыли погреба, есть запас. Картошка, свекла, капуста, консервы.

— Запасов на всю зиму хватит?

— Посмотрим.

Окончание репортажа читайте в ближайшее время на сайте.