Как живут израильтяне в условиях постоянной войны

Понедельник. А у нас в квартире Газа

— Йоу, вставай, быстро. Это, мать его, не будильник, — вскакиваю с кровати, пытаясь разбудить парня.

ХАМАС в третий раз выпустил по Тель-Авиву ракеты.

В такие дни у тех, кто в Израиле недавно, появляются новые привычки, израильтяне со стажем вспоминают старые. Моя подруга, к примеру, перестала ездить на велосипеде на работу. Говорит, пешком спокойней — так быстрее можно найти укрытие, если сирена застанет в дороге. Мое новое правило: все важное должно быть в легкодоступном месте, на случай если... Ключи, поводок для собаки, полотенце. Где полотенце?

Мы на лестнице — я, парень, собака. Стоим, прислушиваемся.

— Сбили, да? — шепчутся соседи.

Способность по звуку отличить ракету, сбитую в воздухе системой "Железный купол", от той, которая упала, в Израиле незаменимый навык.

У соседки из 2-й квартиры двое детей, у этих из 8-й — крошечная собака. Я уже знаю всех соседей. Жители юга страны, где сирены слышны раз в час, не только перезнакомились, но и сдружились — газеты публикуют фотографии людей в убежище, играющих на гитаре, молодые люди бегут в укрытие с бутылками вина и сладостями. Израильтяне продолжают жениться, несмотря ни на что. Кто не знает, израильская свадьба — это примерно 400–500 гостей. Фразу "народ Израиля жив" нужно иллюстрировать этими картинками: невеста в шикарном платье на лестничной клетке, муж прикрывает ее руками, летит ракета. Или вот: ночной клуб с вечеринкой для молодоженов, на плазмах вместо скучных фотографий новобрачных веселая надпись "Красный цвет, сирена". В помещениях, где не слышно сирены, сообщения о ней пишут на мониторах.

Тель-Авив в Израиле — как священная корова. Его никогда или почти никогда не обстреливали, просто потому что он находится далеко от границы с Газой. При любой ситуации жизнь здесь всегда остается прежней, бурной. Два года назад, ко всеобщему удивлению, сюда долетело несколько ракет. Их, конечно, успели сбить в воздухе. На этот раз палестинские братья подготовились лучше — сирены в Тель-Авиве слышны каждый день, а то и несколько раз в сутки.

Четверг. Сюрприз по расписанию

Счет 1:1 — сегодня я проснулась раньше сирены. Считаю это своим маленьким личным вкладом в борьбу с террором. В моем районе — Флорентине — упал кусок сбитой ракеты прямо на заправку. Счастье, что не угодил в колонку. Спустя несколько недель американцы опубликуют рейтинг, в котором Флорентин назовут одним из самых хипстерских районов в мире. А обломок ракеты под домом наверняка скоро окажется в одном ряду с другими обязательными атрибутами местного хипстера, вместе с усами, очками, велосипедом фикси.

Одна установка системы противоракетной обороны "Железный купол" обходится в $50–60 млн. Таких установок в Израиле восемь / Фото: AP

По телевизору предупреждают, что ровно в 21.00 ХАМАС выпустит по Тель-Авиву две новейших ракеты. Сообщение распространяется в Газе на арабском, в Израиле — на иврите. Израильские журналисты не упускают повода съязвить: вы только послушайте — с годами они все лучше говорят на иврите. Ох, уж это хваленое чувство юмора.

Вечером идем прогуляться. Людей на улицах мало, но те, кто все-таки вышел подышать, об обещанном сюрпризе с неба знают — мы не единственные, кто поглядывает на часы, расплываясь в беззаботной улыбке.

В 21.10 над городом сирена, а в районе, куда мы добрели, негде спрятаться — остаемся на улице, прижимаясь к стене. В небе слышатся взрывы, пять или семь. Спустя 10 минут это повторяется.

Парни из Газы таки выполняют свои обещания.

Другой четверг. Конец света

После того как в 5 км от аэропорта Бен Гурион упала ракета, многие авиакомпании отменили рейсы в Израиль / Фото: AP

"Шлошесре мехаблим нису левацеа пигуа ми минара бе шетах Исраэль", — утром в новостях сообщили о 13 террористах, которые, как грибы после дождя, через подземные тоннели вылезли на израильской территории возле поселка. Снятые военными черно-белые кадры с появляющимися из-под земли людьми крутит израильское телевидение. Снова и снова. Эти картинки повторятся через неделю, когда те же террористы попытаются вылезти с автоматами в руках, на этот раз одевшись в форму израильских военных. Старушка, жительница одного из приграничных поселков, скажет в новостях:

— Это что же, они могли бы у меня в кухне вылезти, пока я обедала с мужем?

На вопрос, не повод ли это для бегства, рассмеется:

— Я покину свой дом? Да никогда.

Подземный сюрприз (хотя сюрпризом это не было, все знали что есть тоннели, а жители приграничных сел даже слышали шум под домами, когда "ребята" копали) стал поводом для начала наземной операции в Газе. Началом того, что моя живущая в Киеве мама называет "зайти".

— Зашли? — спрашивала она у меня вчера утром.

— Собираются заходить? — спрашивала позавчера.

— Как думаешь, зайдут? — спрашивала, когда на Тель-Авив полетели очередные ракеты.

— А хочешь, чтобы зашли? – играя временами этого глагола, пыталась докопаться до истины.

В этот же день над Украиной сбили малайзийский "Боинг-777". Все признаки конца света — в Украине мертвые люди падают с неба, в Израиле живые вылезают из-под земли с целью убивать. Их, правда, засекают и успевают выпустить ракету. Но они успевают спрятаться в тоннелях, не оставляя следов.

Спустя несколько дней возле аэропорта Бен Гурион упадет ракета, над Израилем закроют небо для полетов американских компаний, а потом и европейских. Тысячи израильтян застрянут за границей.

— Если бы американцы не подали дурной пример, европейцы не отменили бы рейсы. Что за глупости! Более 20 лет никогда не закрывал над нами небо, как будто здесь было тихо, и почему вдруг сейчас? — жалуется знакомая израильтянка.

— Майя, не в ракете дело. А в тех 298 погибших над Донбассом, — говорю я.

Какое неблагодарное занятие искать параллели.

Воскресенье. Разрешены к публикации

— Как зовут? — сотрудница прилипла к телеэкрану.

Тем, кто в стране недавно, кажется странным это почти маниакальное ожидание израильтян — когда же назовут имя погибшего? Почему с этим так тянут, что за секретность?

— Слышала? Сержантом был, 20 лет, Эйтан Барак, — говорит сотрудница, не отрываясь от новостей.

Публикация имен погибших на войне в Израиле — процедура, требующая специального разрешения властей. Запрещено публиковать имя убитого, прежде чем его родственники — все, кого только возможно отыскать и вызвонить, не будут оповещены. Так здесь защищают личные права, в том числе право матери узнать о смерти сына не из телевизора.

Когда привыкаешь и сам приковываешь себя к новостям, чтобы не пропустить очередное сообщение "разрешены к публикации имена еще троих...", начинаешь помнить каждого. Спустя неделю после начала военной операции ловишь себя на мысли, что ты все еще не забыл имя того, первого сержанта. Как и имена троих израильских подростков, учеников религиозной школы, которых выкрали террористы и спустя три недели "вернули" родителям мертвыми. Как и имя арабского мальчишки, которого из мести убили израильские радикалы. Я даже помню имя жительницы Иерусалима, которую видела по телевизору — она кричала, что боится ездить с арабами в одном трамвае, поэтому срочно нужно построить отдельные еврейские и арабские ветки. Ее звали Яэль.

Такое же имя у моей знакомой левачки. Которая наверняка пошла на митинг сказать правительству, что она, гражданка Израиля, уже не в силах терпеть ни страдания евреев, ни мучения палестинцев. И будь она всесильна, вывезла бы из Газы всех мирных жителей и семьи, оказавшиеся в заложниках у обезумевших людей с автоматами. Сказала бы, что все мы хотим быть соседями и жить своими жизнями, а не перебрасываться ракетами. Сказала бы, что не ее вина в том, что ХАМАС хранит ракеты в школах и стреляет из больниц, превращая их в цели. Что ее ужасает необходимость принимать ту или иную сторону, что это дикость, на которую человека толкает война, но ей приходится. Что она не хочет, чтобы ее дети видели войну. И ей не нравится шутка о том, что в Газе не нужны школы, потому что скоро там не останется детей. Она объяснила своей дочке, что с помощью сирены разгоняют птиц. И теперь не знает, что делать, потому что девочка начала бояться голубей.

Яэль, Гилад, Нафтали, Мухаммад, Даниель. Списки, небесные сотни там и здесь.

29. Столько израильских солдат к этому времени погибло с начала операции в Газе. Имена некоторых их них до сих пор запрещены к публикации армейской цензурой. В армии ноу-хау: солдат, отправляющихся на задание, просят черкнуть пару строк — на всякий пожарный. Один пишет, как ему страшно и страх затмевает все остальное. Другой — как он скучает по кошке Кици. О содержании их писем мы узнаем из новостей, сразу после фразы: "Разрешены к публикации имена погибших сегодня...".

Вторник. Голоса из ящика

Израильские взрывотехники убирают остатки ракеты, упавшей рядом с одной из синагог в Тель-Авиве / Фото: AP

Звоню в Центр сдачи крови, предлагаю помощь. Слышу в ответ: "Дорогая, у нас уже слишком много крови". Невозможно понять, где заканчиваются страшные новости и начинается это хваленое чувство юмора.

Израильтяне народ странный, вечно между собой ругающийся, но всегда вовремя вспоминающий о том, что такое семья. Впрочем, вовремя и забывающий.

Среди моих израильских знакомых в дни войны установилось правило — не говорить и не делать того, что может рассорить нас. Все ради сплочения.

— Ну, то есть все, вплоть до ужина. Я не стану ругаться с парнем из-за блюда на ужин, потому что не время ругаться, понимаешь? — обьяснила мне на пальцах соседка по квартире идею "обьединения во время войны".

В Израиле все громче звучат голоса правозащитников, которые просят не называть погибших солдат "ценой, которую заплатила страна". Они — люди, они не цена, гласит новая общественная идеология.

Включаю телевизор. На экране двое — жительница приграничного с Газой израильского города Сдерот и житель Газы. Им поочередно дают слово. Она говорит, что палестинцы их достали за 14 лет ракетных обстрелов. Он повторяет то же самое, но об израильской армии. Она говорит, что устала жить в страхе. Он говорит то же самое. Она говорит, что власть в Газе — террористы с автоматами, катающиеся на джипах. Он говорит: "Да, мы тоже устали от ХАМАСа". Она говорит, что боевики из ХАМАСа должны прекратить огонь. Он говорит то же об израильтянах. Она говорит, что хочет для своих детей светлого будущего. Он говорит, что хочет для своих детей воды, чтобы помыться перед светлым будущим. Они говорят на одном языке — иврите. Находясь по разные стороны. Не желая быть на одной. Но просто желая быть.

Среда. Стоп, снято

— Без патетики, спокойным голосом, акцент на слове "мы" и слове "с вами".

Я сижу в студии звукозаписи и не нахожу места от стыда — мы записываем озвучку для рекламы. Статистика утверждает, что с начала войны рынок упал на 47%, но я вам говорю, что на 100%. В военные времена реклама — это нонсенс, потому что не к месту, поскольку это неэффективно да и просто кощунственно. Израильтяне не фраеры: тем, кто повышает цены на шекель без веских на то оснований, устроят потребительский бойкот на год. Тем, кто пиарится на войне, тем более.

— Ты знаешь, что их отправили на неделю в отпуск? — кричит сотрудница, комментируя новости из жизни местных рекламных агенств и их сотрудников. — Этих не отправили, но они на фронте, информационном.

Мы выигрываем на информационном фронте, это правда. Потому что с той стороны забора постят фотографии, на которых израильский солдат целится в палестинского ребенка, а на фоне — снег. И это смешно, потому что в Израиле и Газе — под 40 градусов жары. Большая часть населения здесь не знает, как выглядит снег. Утомили уже фотографиями из Сирии, на которых пишут "Газа". Потому что и без того все грустно, ну куда вы претесь со своим креативом?

Сюжет рекламы, которую мы делаем, банален: на экране солдаты и воодушевляющие подписи, ребенок с израильским флагом. Голос за кадром: каждую минуту, каждую секунду мы всегда с вами. В конце, конечно, трюки цирка "Дю Солей" — подпишитесь и получите подарок, и картинка смартфона, который дают в подарок. Подташнивает.

По телевидению не показывают ничего кроме новостей, проекты и рынки замерли. Привычный уход с работы к полуночи сменился графиком с 9.00 до 18.00. Приходится вспомнить, где дома сковородка и что такое личная жизнь.

Те, кто еще недавно задавался вопросом — какой шрифт выбрать, чтобы покупатель не прошел мимо, сегодня делают социальную рекламу. За свои деньги. В Израиле это очень дорого, чтобы вы понимали. Одна из таких рекламных компаний — моя любимая — просто распространяет в мире картинку с вирусным эффектом: на заднем плане — Нью-Йорк с желтыми такси или Лондон с Биг-Беном. На переднем — выползающий из люка человек в повязке ХАМАСа, с автоматом на плече. "А вы хотите, чтобы у вас из канализации вылазили "друзья?". Или то же самое, но со взрывами на заднем плане.

— Мы впервые, понимаешь, впервые выигрываем у палестинцев информационную войну в мире, — радуется босс.

Он почти 20 лет снимает рекламу, а раньше был военным летчиком. Он знает, как воевать — на словах и в небе.

Пятница. Фронт любви

0505412311, для звонящих из Украины добавьте +972 — этот номер телефона теперь знает весь Израиль. Он был написан на крохотной записке, вложенной в упаковку с трусами для военных. Так молодая израильтянка, отправляя посылку на фронт, решила не упустить возможности найти любовь. "Если ты офицер и свободен, позвони мне", — написала она.

Бытовые мелочи, нижнее белье, сладости — тысячи посылок в эту минуту путешествуют на границу с Газой, куда после выполнения боевых задач возвращаются военные. Недавно отец одного из солдат рассказал, как ночью ему позвонили и сообщили название пустынного перекрестка, на который он в режиме строгой секретности должен доставить пироги для сына. Отец не промах — обзвонил всех знакомых, у кого дети сейчас служат, собрал по всей округе пироги и рванул.

В стране создаются интернет-группы волонтеров, на границе уже дымятся шашлыки — лучшие повара Израиля, владельцы ресторанов в Тель-Авиве, сьезжаются на границу с Газой, чтобы приготовить 10 тысяч гамбургеров в день.

Все вместе — так израильтяне живут. Сейчас самое время ездить на север страны, потому что там невероятные скидки для жителей обстрелянного юга.

И грустят тоже вместе. 21 июля в Израиле хоронили Нисима (Шона) Кармели. Когда выяснилось, что он "солдат-одиночка", репатриировавшийся из Америки в 2010 году, израильский интернет рухнул — в каждом его уголке звучали призывы прийти на похороны. Все началось с публикации на странице команды "Маккаби" (Хайфа), болельщиком которой он был. Хоронить его собралось 20 тысяч человек.

Спустя несколько дней кто-то рассказал мне, что семья у него была, но в это время находилась за границей. И ее обидела легенда о "солдате-одиночке". Но утешило в горе то, что он был не один.

Суббота. Перемирие

Свои ракеты боевики ХАМАСа предпочитают устанавливать в школах и больницах, прикрываясь женщинами и детьми / Фото: AFP

— Твоя мама, наверное, пытается ответить на вопрос: где бы тебе было лучше сейчас, в какой из твоих воюющих стран, — гладит меня по голове коллега, видя, как я перескакиваю в сети с израильских на украинские новостные ленты.

До 20.00 между Израилем и Палестиной обьявлено прекращение огня — в гуманитарных целях. Гуманитарные цели для военных — это лечение раненых, похороны погибших, подготовка к новой атаке. Гуманитарные цели для политиков — попытка договориться, сделать очередное громкое заявление в ООН о том, что пора "перестать воевать и начать говорить". Для всех остальных — это возможность пойти с детьми на море, выбраться в супермаркет на другом конце города, не ограничиваясь мелкими перебежками из дома в киоск, навестить больных. На 12 часов перестать быть в тревоге, на иврите — харадот.

Харадот — одно из трех главных состояний души израильтянина наряду со счастьем и беззаботностью. Невозможно быть здесь и не пережить этого, как нельзя не попробовать хумус с фалафелем или не съездить к Стене плача. Харада — это тоже о плаче.

Это вид морально-психологической травмы — от взрыва в доме, от испуга, от вида сбитой в небе ракеты, от сирены или крика. Людей, получивший такой шок, здесь официально приравнивают к пострадавшим и раненым.

— Это когда я слышу звук скорой вдалеке и хватаюсь за ключи, чтобы успеть выбежать из квартиры, потому что по ошибке принимаю его за сирену, — обьясняю я подруге из Киева. — Или когда ты стоишь на лестнице, потому что убежища поблизости нет, знаешь, что ничего на тебя не упадет, потому что "Железный купол" собьет все ракеты, но просишь рядом стоящую женщину спеть тебе детскую песню о суслике, которую она поет детям.

Или когда ты ставишь себе на телефон приложение "Сирена, красный цвет", оповещающее о ракетных обстрелах в режиме онлайн. А в настройках, вместо того чтобы выбрать оповещение только в своем городе и угомониться, ставишь еще несколько — город, в котором родственники, город, в котором подруга, и город, который на границе. Чтобы быть в курсе, говоришь ты себе. Харадот — это когда день без сирены кажется странным.

Быть израильтянином — это ловить себя на мысли, что твой словарный запас, полученный на курсах иврита, процентов на 30 состоит из слов, так или иначе описывающих войну. Харада — тревога, тилим — ракеты, миклат — бомбоубежище, мехаблим — террористы, пицуц — взрыв, мивца каркаит — наземная операция. Просто любопытно, какой процент "специальных" слов в словарном запасе тех, кто начинает учить французский или испанский?

Каждое утро

— Женя, вы что творите, 700 убили, а ваших несколько десятков погибло, — звонит телефон, принося мне привычное в эти дни сообщение от подруги из Киева.

— Слушай, я только проснулась, но готова извиниться за то, что с израильской стороны погибло меньше. Ты только скажи, окей? — спросонья отвечаю я быстрее, чем успеваю подумать, и быстрее, чем хотелось бы.

В такие дни стало нормой оправдываться как минимум раз в день — в разговоре с теми, кто не понимает, но хочет понять, что сейчас происходит в Израиле. Ты и сам ни черта не понимаешь, но говорить должен — так легче.

— А ты считала когда-нибудь, сколько "ополченцев" погибло за время войны на востоке Украины? Терпеть их не могу, но все же, — спрашиваю я. — Ты навернякаа знаешь, сколько украинских военных погибло. Так я тебе скажу, плевать на все это: просто приплюсуй их, приплюсуй ваших, наших, чужих, палестинцев и посмотри, сколько получится.

Иногда главное, что ты можешь предпринять, когда не можешь ничего сделать, — попытаться осознать масштабы катастрофы. Хотя бы попытаться.