Когда пал режим Чаушеску, мой отец-диссидент плакал от радости, - хореограф Эдвард Клюг

В Украине в июне пройдут премьеры одноактного балета словенского хореографа Эдварда Клюга Stabat Mater. На сценах Киева и Харькова их покажут вместе с другим балетом Клюга — Radio and Juliet.

Если Radio and Juliet идет под музыку Radiohead, то на постановку Stabat Mater руководителя Maribor Ballet вдохновила музыка итальянского композитора XVIII века Джованни Перголези. Все главные мужские партии исполнит украинец Денис Матвиенко, вместе с которым на сцену выйдет балетная труппа THE GREAT GATSBY.

Но Эдвард Клюг интересен не только как человек балета, но и как человек Европы, на чьих глазах Словения прошла путь, который ждет Украину. В отличие от многих, он воспринимает общественную жизнь трезво и без экзальтации. Клюг не видит альтернативы вступлению Румынии и Словении в ЕС. Но говорит и о том, что граждан стран — новых членов ЕС не ждут там молочные реки с кисельными берегами.

кто он

Хореограф, руководитель балетной труппы в Национальном театре Словении. Родился в Румынии,
в 18 лет стал премьером Национального театра Словении, в 23 поставил свой первый балет

почему он

24 июня в Киеве пройдет премьера балета Stabat Mater, поставленного Эдвардом Клюгом

Вы приехали в Марибор из Румынии, где прошла ваша юность. Как жилось юному румыну Эдварду Клюгу при режиме Николае Чаушеску?

— Недавно мы с моим другом и ровесником как раз говорили о том, что нам повезло прожить две совершенно разные жизни — при прежнем строе и сейчас. Прежняя Румыния была наихудшим коммунистическим режимом во всей Восточной Европе. Несмотря на название, он не имел ничего общего с коммунизмом или социализмом. Это была диктатура, основанная на лжи и страхе. Мой отец был диссидентом, поэтому я с детства знал, что живу при неправильном строе. Родители рассказывали, что в пятилетнем возрасте я спрашивал у них: "Если я родился в этой стране, значит, я плохой мальчик?"

Вы время от времени ездите на родину. Насколько изменилась жизнь румын? Оправдались ли ожидания, которые были у вас и вашего отца?

— В тот день, когда пал режим Чаушеску, мой отец плакал от радости, нас охватило огромное чувство свободы. Но оно очень быстро сменилось раздражением, ведь мы не знали, что делать с этой свободой. У людей наступило разочарование. Фирменные джинсы продавались уже не на черном рынке, а в новых магазинах с красивыми витринами, но у большинства румын не было денег, чтобы позволить себе такую покупку.

Окончив Национальную балетную школу в Румынии, вы отправились в словенский Марибор. Почему вы выбрали именно этот город? Молодому танцовщику логичнее было бы ехать дальше, на запад Европы.

— Я рассматривал Марибор как временную остановку в пути, трамплин для прыжка в какой-нибудь больший балетный театр на Западе. Но я получил отказ на трех собеседованиях в Германии и Австрии. А когда наконец меня взяли в один небольшой театр, мне там настолько не понравилось, что я через десять дней вернулся в Марибор. Кто-то тогда сказал мне: "Вернись, и у тебя будет время вырасти в артиста, входящего в этот мир через большие двери". Так и случилось. После двадцати лет тяжелой работы я сейчас ставлю балеты для трупп, которые когда-то отвергли меня как артиста балета.

Словения была единственной республикой бывшей Югославии, которая всего десять дней участвовала в гражданской войне, охватившей страну. Как подействовали на словенцев война рядом с их границами и послевоенное время?

— У словенцев были тесные связи с жителями других республик, которые не смогла разорвать та десяти­дневная война. Но зато их ослабили 25 лет раздельного существования бывших республик. Сейчас уже трудно поверить, что Югославия когда-то была единой страной. Я по-прежнему могу очень быстро добраться из Марибора до Белграда, но там вижу, что нынешняя Сербия совсем не похожа на Словению. Когда я спрашиваю людей старшего поколения, почему так произошло, мне часто отвечают: "Мы никогда не были одной большой нацией, единым югославским народом. Мы всегда были словенцами, хорватами, боснийцами, македонцами и сербами".

В 1990-х годах Словения входила в число самых успешных новых европейских стран и уверенно шла к членству в Евросоюзе. Как этот путь сказался на жизни словенцев?

— Я приехал в Словению в июне 1991 года, когда она еще была одной из республик Югославии, так что стал свидетелем всех изменений в стране. До 2008-го, когда начался мировой экономический кризис, у словенцев было постоянное чувство, что страна идет по пути прогресса. Но с тех пор мы уже семь лет не можем решить свои проблемы. Политики обвиняют в этом друг друга, а рядовые словенцы просто растеряны.

Кто сейчас ментально ближе словенцам — граждане других республик бывшей Югославии или жители стран — старых членов Евросоюза? Куда они больше ездят, с кем поддерживают связи?

— Старшее поколение до сих пор испытывает ностальгию по бывшей Югославии, но она сводится к воспоминаниям о тогдашних песнях и богатом застолье, которым непременно сопровождались в те времена праздники. Большинство словенцев каждое лето ездят на курорты Хорватии, но их дети, в отличие от родителей, уже не говорят на сербско-хорватском языке. Мы все привыкли к тому, что живем в разных странах.

Как изменились отношения между людьми за те двадцать с лишним лет, которые вы живете в Словении?

— Мне нравится в Словении то, что там, как мне кажется, никому нет дела до того, словенец ты или нет. Я вообще не чувствовал себя в Словении иностранцем все эти 25 лет. Я даже не могу сказать с уверенностью, словенец я или румын. Хотя, может быть, это мое наблюдение субъективно, ведь я, иностранец, легко устроился здесь на работу и сделал карьеру.

А Словения, вступив в ЕС, если смотреть с точки зрения ее жителя, сделала правильный выбор?

— Сегодня мы в Словении уже хорошо знаем, как живется в Европейском союзе, и нам не все нравится. Но, с другой стороны, никто не может сказать, как бы мы жили сегодня, если бы одиннадцать лет назад не присоединились к ЕС. Ведь у таких небольших стран, как Словения, нет шансов самостоятельно выжить в европейском мире. Но вот что интересно — уже никто из словенцев не переводит в уме евро в старую словенскую валюту "толар", хотя когда-то мы думали, что так будет всегда.

Давайте теперь поговорим о вашей работе. Что вы думаете о соотношении классического и авангардного балета?

— Классический балет будет существовать всегда. И публика всегда будет воспринимать его как должное, а к авангарду относиться недоверчиво. Новая красота все еще ждет, чтобы ее открыли по-настоящему.

Изменились ли за те двадцать с лишним лет, пока вы в балете, традиционные отношения внутри балетной труппы, которые так любят показывать в кино и описывать в СМИ? Стали ли они более демократичными?

— В больших балетных труппах осталась традиция присвоения статусов "прима" и "премьер", которые до сих пор играют важную роль в жизни балерин и танцовщиков. То же самое происходит и у хореографов. Это похоже на то, как в современном футболе значение статуса звездного тренера не только не уменьшается, но, напротив, стремительно растет.

Марибор в 2012 году был выбран культурной столицей Европы. Почему? Там созданы какие-то особые условия для развития культуры?

— Жители Марибора не восприняли этот выбор как успех. Связанные с ним культурные проекты были очень расплывчаты и растянуты во времени. И от них ничего не осталось даже на уровне разработок или замыслов. А Maribor Ballet и до этого выбора активно представлял город в европейском культурном пространстве.

Когда вашим детям будет столько же лет, сколько было вам, когда вы стали жителем Марибора, останутся ли они в Словении или уедут куда-то, как уехали в юности из Румынии вы?

— Они сами сделают свой выбор.