Когда вернутся девяностые, вы их узнаете, не ошибетесь, — писатель Владимир "Адольфыч" Нестеренко

Владимир Нестеренко — писатель, применяющий давний рецепт классика: пиши либо о том, что знаешь хорошо, либо о том, чего не знает никто. Получив криминальный опыт, однажды он пришел к выводу, что писать криминальные истории интереснее, чем в них участвовать. Истории понравились читателю, Нестеренко прославился. Не менее известен и созданный им сетевой персонаж Адольфыч — знатный тролль, отличающийся своеобразным чувством юмора.

Нестеренко создает ореол таинственности вокруг своего имени. Лицо прячет, на телеэфиры приходит в балаклаве. Из всех предложенных вариантов интервью: встреча, телефон, скайп или чат — выбирает последний. На вопрос, откуда такая склонность к мистификациям, искренне отвечает: "Фану ради. Жизнь довольно скучна, вот это уже третья революция на моей памяти и вторая война (первая — Афганская кампания) с гробами на дом. Про музыку и моду говорить не хочу. Так что, почему бы и нет?"

Писатель рассказал Фокусу об отечественной культуре, угрозе ядерной войны и нелегком будущем Украины, которая имеет все шансы повторить опыт девяностых.

"Украинская культура — это миф"

Каким должен быть человек, курирующий украинскую культуру, и что вас не устраивает в нынешнем министре культуры — Вячеславе Кириленко?

— Украина нуждается в культурной революции, каждый чиновник от культуры может ей помочь. Во-первых, не красть сверх всякой меры — я понимаю, что без расхитительства жить невозможно, но все же надо стараться минимизировать ущерб. А во-вторых, перестать субсидировать что бы то ни было по знакомству, а главное — по собственному разумению. Культурная революция как раз должна быть направлена против собственного разумения чиновников и даже, не побоюсь этих слов, пересічного українця. Чаще обращаться к мнению экспертного сообщества, не забывая, что это сообщество имеет свои интересы и цели, поэтому хороша коллегиальность — они друг друга будут останавливать, тормозить, заниматься любимым делом.

Что касается Кириленко, меня в нем не устраивает в первую очередь то, что, придя на должность, он не позвонил мне, не спросил — как ваши дела, Владимир Адольфович, все ли у вас хорошо, не нужно ли помочь? Думаю, и остальных это же не устраивает. Ну и как в анекдоте, когда Брежнев диктовал по "красному телефону" Картеру, кто он: "Машеров... Устинов... Демичев... Андропов... Кириленко". ФИО уж очень простое, примелькалось.

Создается впечатление, что украинская культура жива вопреки, а не благодаря Минкульту.

— Украинской культуры нет, это миф. Точнее, она есть, полумертвая, но никак не отражает бытие современной Украины, той самой "большой страны в центре Европы". Народная культура почти уничтожена урбанизацией, а так называемая "высокая" уничтожена отрицательным отбором и общим обыдлением потребителя, то есть телевизором и отделом продаж.

Пишут, что у вас солидный криминальный стаж, были судимы, а потом завязали с криминалом, не захотев нарываться на новый срок. Как получилось, что из бандита вышел писатель?

— Чушь пишут — "не захотев нарываться на новый срок". Движ окончился, стал мне неинтересен, поскольку основными действующими лицами нулевых стали оборотни в погонах и без. А вот литературные занятия, наоборот, привлекли и стали интересны, сказалась детская и юношеская любовь к чтению. Попробовал, получилось, ну и хорошо.

По вашему сценарию Первый канал снял фильм. Почему именно криминальные истории так популярны на российском ТВ?

— По моему сценарию фильм снял Константин Эрнст вместе с Игорем Толстуновым и 20th Century Fox, Первый канал здесь ни при чем, по нему даже не показали "Чужую". Жесткие криминальные истории там не очень популярны, в основном "мыло" и комедии о любви и дружбе.

Но снимают много сериалов о ментах, чекистах и бандитах — значит, есть спрос. Можно ли из этого делать выводы о российском обществе?

— Примерно те же, что и интерес английской публики к новым экранизациям "Записок о Шерлоке Холмсе". Людям всегда интересны истории о неординарных поступках, преступлениях и всем таком, что зритель себе позволить не может из соображений самосохранения. А о российском обществе выводы следует делать не по сериалам, а по количеству неусыновленных детей, например. Впрочем, украинское общество недалеко ушло, и надуваться от гордости не стоит.

Насколько я понял, вы зарабатываете в России, а живете в Киеве.

— Вы поняли немного неправильно, эта схема работала в мирное время. Сейчас я, конечно, что-то делаю для российских потребителей, но это не основное мое занятие, поскольку перспективы весьма туманны, а точнее — ясны как никогда: нынешнее состояние мэйджоров Рос-ТВ о многом говорит понимающему человеку.

О чем же оно говорит?

— Бюджеты режутся, проектов меньше, и они стали попроще. В целом, санкции не действуют, а то, что каналы в минусах, — ну это так, просто совпало.

Трудно ли талантливому украинскому писателю пробиться к читателю?

— Не знаю, трудно или нет, я не пробивался, но предполагаю, что лучший способ пробиться — писать лучше и интереснее других. Желательно там, где никто ни на что не влияет — в интернете, например. А там как получится.

А как у вас получилось?

— Я стал известен благодаря интернету. Выход книги в московском "Ад Маргинем" не сделал меня "знаменитым", а просто дал статус "бумажного писателя", и — заметьте, это важно — не за свой счет. Лучше я скажу, чем хорошее московское издательство отличается от плохого московского и любого украинского. Хорошее ищет авторов, а остальные засоряют своим присутствием информационное поле.

О чем сейчас пишется легко, а о чем писать нет никаких сил?

— Да все тяжело, начинаешь жить жизнью героев, примеряешь на себя их мытарства и так далее. Писать что бы то ни было в целом тяжело и неблагодарно, если не страдаешь графоманией. Графоманам писать легко, поскольку они не знают сомнений.

Без трех двенадцать

Сейчас много говорят о том, что Украина возвращается в бандитские девяностые. Согласны ли вы с этим и какие отличия замечаете между двумя эпохами?

— Да, возвращается. Но фактором, тормозящим настоящее возвращение девяностых, стала война как элемент неопределенности и некоторой мобилизации общества. Как только война окончится, народ бросится себя спасать, уж очень он обеднел, а привыкли-то жить неплохо — ну и начнется. Вот, например, сейчас через милицию никакой вопрос не решить — хоть правый, хоть левый. Они вообще ничего не хотят делать, боятся люстрации или увольнения под шумок. А вопросы у населения есть, и они нарастают, отягчаются, решать их надо. Вон Правый сектор пытается решать что-то, но не очень получается. А 90-е — это когда Правый сектор, Левый сектор, Черный и Красный, и Синий, и Зеленый, и все друг друга уничтожают понемногу, каждый день, без особых сражений, постоянная тихая война. Когда вернутся девяностые, вы их узнаете, не ошибетесь.

Нестеренко тщательно создает ореол таинственности вокруг своего имени. Лицо прячет, на телеэфиры приходит в балаклаве / Фото: colta.ru

Война рано или поздно закончится, пассионарии вернутся домой. Обойдется тогда Киев без погромов?

— Они, несомненно, вернутся, как возвращались с войны солдаты в 17-м году, в 21-м, в 45–47-м, и так далее. Вернутся, создадут фрайкоры, партии и будут что-то делать. Конечно, те из них, у кого кукушка не вылетела окончательно. Таких уничтожат физически, но и они наделают шороху.

Если третий Майдан будет, чем он может закончиться?

— Смотря что за Майдан. Может закончиться отставкой правительства или президента, настоящей люстрацией, настоящим народным представительством, легитимизированной обратной связью власти и общества (а не как сейчас — эпизодически через Facebook). А может — анархией и захватом значительной части Украины противником.

Хотелось бы сказать той части гражданских и военных активистов, которые думают, что третий Майдан позволит им построить некий гибрид национализма, социализма и, наконец, запанувать в своей сторонке. Это утопия. Ни в одной стране мира этого нет и не будет, пока за миром присматривают победители Второй и Третьей мировой. Майдан как освобождение от власти олигархов и в целом от клепто-плутократии возможен, а как ВОСР-2 — вряд ли.

Вы однажды сказали, что украинцы не приемлют сакральности власти. Как вам кажется, это понимают нынешние руководители страны?

— Думаю, понимают, и получше нашего. Они давно во власти, насмотрелись всякого. Да, у нас нет сакральности власти и это здорово – ну представьте себе школьников, поющих "Боже, президента Святенко храни, сильный державный". При Кучме еще пытались какую-то сакральность внушить, по ТВ бубнили: "Президент, президент!" И чего? Кучму гэть, пленки Мельниченко, грузин, выкинуть к х…ям без штанов — и все на этом.

Свое будущее и будущее своих детей вы связываете с Украиной?

– Свое я связываю с Лесным кладбищем, песочек этот наш, левобережный. Дети сами разберутся, они уже почти все взрослые. Или это был вопрос про офшоры и двойное гражданство? Нема. К сожалению, разумеется.

Что подпитывает ваш оптимизм?

— Каждый день, просыпаясь утром, я говорю: "Спасибо, Господи, что вернул мне душу". В одной древней книге вычитал и пользуюсь, и всем советую — утренний глоток оптимизма, вместо рассола.

Мы переживаем события, сродни тем, что описывал Булгаков в "Белой гвардии". У вас не возникает желания отрефлексировать их в художественном тексте? Или время для этого еще не пришло, все должно утрястись?

— Все будет своевременно или чуть позже, все отрефлексируют со мной или без меня — не важно. Еще будут и талантливые книги о войне, и фильмы, и воспоминания. Мы переживаем более значительные события, чем у Булгакова: мир фактически на грани новой войны, ядерной, ничего подобного не было с 1985 года, а тогда на "атомных часах" было без четырех двенадцать, сейчас — без трех.

Асоциальный тип

Зачем вы создали сетевого персонажа Адольфыча? Чем он отличается от Владимира Нестеренко?

— Как и все, что делал в жизни, — шутки ради, из любопытства и из стремления к прекрасному. Отличается паспортом — у Адольфыча нет паспорта, семьи и в целом он асоциальный тип. Нестеренко же ответственный квартиросъемщик.

Адольфыч часто троллит вату, дураков, политиков. Зачем он это делает, ведь писателю Нестеренко тролли не нравятся?

— Тролли бывают разные. Как и женщины. Одни нравятся, другие нет. Платные какие-то граждане — ну как платные женщины, танцуют которых другие, а мне наблюдать их отходы жизнедеятельности — кому это понравится?

Чем ватники отличаются от вышиватников?

— Нет такого слова — "вышиватники", это язык врага. Чем ватник отличается от недалекого и малообразованного украинского патриота? Ватнику нравится порабощать свободных (хотя бы путем одобрения), а недалекий украинский патриот ну просто такой вот, дитя природы с выходом в интернет. Он не поработитель.

• Читайте также: К власти каждый раз приходят диктаторы, воры и мерзавцы, — Роберт Стуруа

Вы не скрываете своего отношения к понаехавшим в Киев. Почему они вас так злят, ведь многие перебрались сюда, спасаясь от войны?

— Почему злят? Крысы, например, кого-то злят? По поводу войны — а до войны они где жили? В мегаполисе, в столице? Нет, в областных центрах в лучшем случае. Ну вот туда и добро пожаловать: Житомир ждет, Бердичев, какая-нибудь Ясногородка.

Кем вы себя больше чувствуете — писателем, блогером?

— Отдыхающим под ласковыми лучами Господней любви. Отойди, человек, ты загораживаешь мне солнце.