Село небесное. Как в одном из сел Запорожской области научились собирать самолеты
Фокус узнал, кто, как и когда умудрился создать в глухой украинской степи высокотехнологичное предприятие
B 130 км от Запорожья, посреди бескрайней степи есть село Широкое, а за ним — два ангара. Здесь, в этих ангарах, "от больших дорог и станций вдалеке" (до ближайшего промышленного города — Мелитополя больше часа езды по разухабистой дороге) собирают красно-белые самолеты. Маленькие, одномоторные и очень красивые. А потом учатся на них летать.
Каждые два часа из ангара появляется железное насекомое, разгоняется и уходит в небо. В это время идет на посадку другой самолет. Снижается, тормозит, останавливается. Из машины выбирается пилот. Когда он подходит ближе, понимаю, что летчик — африканец.
— Я приехаль из Ангола. Меня зовуть… — представляется на ломаном русском невысокий темнокожий студент, произнося что-то нечленораздельное.
С пятой попытки я наконец вывожу в блокноте: "Мхомбо Хельдио Сунда" и показываю ему. Парень с кислой миной разглядывает выведенную мной строку, потом машет рукой и неожиданно произносит: "Сойдет!"
В летной школе сейчас учатся несколько иностранных студентов: из Африки, Азии и Латинской Америки. Каждый из них платит за обучение. На эти средства и собираются одномоторные самолетики под маркой "ХИАТ" (Химические авиационные технологии). Часть из них идет на экспорт.
Кто, как и когда умудрился создать в глухой украинской степи высокотехнологичное предприятие?
Кто он
Виталий Ярыгин. Он сидит в выгоревшей на солнце траве, задумчиво жует травинку и смотрит в небо — на свои крылатые создания. Летная куртка такого же цвета, как степная трава вокруг. Кажется, что за долгие годы жизни здесь он слился в одно целое со степью.
В 1990-е Ярыгин занимался в этих краях авиахимработами — разбрасывал с самолетов на поля удобрения и полезных насекомых. Подробности выяснить не удалось: он не любит вспоминать о прошлом. Теперь оно кажется ему нереальным. Улицы родного Киева смешиваются в памяти с улицами Ленинграда, где он учился в военно-морском училище. После этого окончил еще три вуза.
После объединения окрестных сел в Веселовскую территориальную громаду ее глава, Петр Кияшко, предложил Виталию Ярыгину 28,5 га пустыря, заваленного мусором, — практически бесхозную, непригодную для сельского хозяйства землю. Никакого собственного интереса при этом не заложил.
— Я нашел этой земле применение, — говорит генеральный директор компании "Химические авиационные технологии" и летный директор Украинской летной академии Виталий Ярыгин, не выпуская изо рта травинку.
Он что-то замечает в небе и дает понять, что разговор окончен.
— Завтра может быть дождь, и погода будет нелетной, — негромко замечает Ярыгин, поднимаясь с травы и показывая на темные перистые облака на горизонте. — Так что сегодня летаем по полной.
Он уходит раздать подчиненным какие-то распоряжения, а у меня появляется возможность поговорить со студентами. За полетами наблюдают трое. Один из них — недавно приземлившийся Хельдио из Анголы, второй — латиноамериканец, третий — азиат.
Руки-крылья. Говоря о крыльях, Виталий Ярыгин философски замечает: "Чтобы летать, нужны не только крылья, но и корни"
Кто они
Латиноамериканец представляется Джонатаном Оняты из Эквадора. Легче всего с азиатом: он безупречно говорит на русском. Его зовут Данияр Аширов, он из Туркменистана. Хельдио общается с другими в основном на английском. А с испаноязычным Джонатаном говорит на португальском — тот улавливает общую суть.
Джонатан — единственный из всех говорит по-украински. Он целый год учил его наравне с русским, чтобы поступить в Кропивницкую летную академию Национального авиационного университета. В этой академии в течение четырех лет преподают полный курс летной теории, а практику студенты должны проходить самостоятельно — в заведениях, подобных школе Виталия Ярыгина. Без свидетельства об окончании такой школы и без 150 часов налета Госавиаслужба не выдаст летную лицензию.
— Как вас занесло в такую даль? — спрашиваю Джонатана. — Сколько до Эквадора?
— Одинадцять тисяч кілометрів, — отвечает он по-украински, чтобы еще раз блеснуть знаниями экзотического для иностранцев языка. — Дуже довго летіти треба.
Эквадор — в Южной Америке, на побережье Тихого океана.
— Неужели ближе летной школы не нашлось? — не верю я.
— Такой дешевой нет во всем мире, — улыбается Джонатан, переходя на русский язык, который знает все же лучше украинского. — В Украине на учебу нужно потратить где-то $15 тыс. В России — $20–25 тыс., в Европе еще больше. Мы с родителями посчитали, и вышло, что даже с ежегодными перелетами из Южной Америки Украина все равно дешевле.
К нам подходит Ярыгин и добавляет:
— В развитых странах, чтобы стать летчиком большой авиации, надо потратить около $150 тыс. Но зарплаты пилотов боингов в крупных авиакомпаниях окупают эти затраты: им платят около $10–15 тыс. в месяц и обеспечивают полным соцпакетом. Многие мои выпускники столько зарабатывают. Так что игра стоит свеч!
Ярыгин подмигивает и, повернувшись, шагает к черной пасти ангара.
— Мой родственник, который окончил эту школу, уже давно летает по всей Африке, — гордо замечает Хельдио, безбожно коверкая русские слова — в Кропивницком он проходил обучение в основном на английском.
— Мои братья тоже учились здесь, а теперь уже летают на больших самолетах, — добавляет Данияр. — В любой стране, правда, нужно подтверждать украинский диплом, сдавать там специальный экзамен, но это не очень сложно и не катастрофично дорого.
— Так значит, получите пилотские лицензии — и домой? — спрашиваю я.
Курсанты согласно кивают, улыбаясь. Все, кроме Данияра.
— Я здесь остаюсь, — говорит он, сузив и без того раскосые глаза. — Мне в Веселом (ближайший райцентр и одновременно центр Веселовской громады. — Фокус) нравится. Нескучный поселок…
Экспортный вариант. За двадцать лет здесь собрали несколько десятков таких самолетов. Часть из них отправили на экспорт
Парень не особо хочет рассказывать о причине своего решения не возвращаться домой. Но мне все же удается выяснить правду. Оказывается, причина эта вполне осязаема, и у нее "чорнії брови, карії очі". Данияр уже несколько месяцев живет в гражданском браке с девушкой из райцентра и уезжать от нее не хочет. Ему по душе Украина, и за семь лет учебы он, так же, как и Виталий Ярыгин, врос в здешние землю и небо.
Есть и материальный фактор, из-за которого симпатичный туркмен решил остаться в Украине. Дело в том, что в серьезных авиакомпаниях новичков на работу не берут. К примеру, в США, чтобы сесть за штурвал боинга, нужно иметь в летной книжке минимум 1500 часов налета. Частично поэтому в Штатах около 200 тыс. судов малой авиации. Для сравнения: в Украине их зарегистрировано всего 700.
Чтобы не уезжать из таврических степей, Данияр уже договорился с Виталием Ярыгиным о месте инструктора в летной школе.
— Через несколько лет, когда наберусь опыта, посмотрю, может, куда-нибудь и уеду, — улыбаясь, говорит паренек. — Но даже тогда я вряд ли буду искать работу в Туркмении.
Приближающийся гул заставляет меня инстинктивно пригнуться. Тень маленького красно-белого самолетика скользит по траве. Отлетавший положенные часы "ХИАТ" идет на посадку.
Через несколько минут из него вылезает темнокожий и курчавый парень в белом свитере.
— Арнольд Кеньмен из Камеруна, — представляется он на неплохом русском, сверкая белозубой улыбкой.
Арнольд — самый опытный курсант после Данияра: он в Украине уже пятый год.
— В Африке ходят слухи, что в Украине не любят цветных, — говорит он. — Но когда приезжаешь сюда, то понимаешь, что это неправда. Что мне нравится в Украине больше всего? Девушки, конечно!
Первым делом — самолеты
Ближе к вечеру заходим в ангар. Здесь стоят небольшой американский самолетик Beechcraft-ВЕ76 и три "ХИАТ"-650. Третий "ХИАТ" пока еще трудно назвать самолетом: он не покрашен, в кабине нет ни приборного щитка, ни кресел. Двигатель и приборное оборудование поступают из США, остальное собирают на месте. В этом процессе задействованы около тридцати сотрудников "Химических авиационных технологий", которые могут производить по четыре самолета в месяц.
— За двадцать лет мы выпустили несколько десятков таких самолетиков, часть, кстати, продали за границу, и ни один из них не потерпел крушение, — гордо заявляет Виталий Ярыгин. — Это говорит прежде всего о качестве сборки. За эти годы мы научились собирать неплохие машины.
Ангар наполняется ревом двигателя, гонящего прямо на нас, словно огромный вентилятор, горячий воздух: еще один самолет, выполнивший дневную программу, победно вкатывается в ангар.
— Топлива хватает на 5–6 часов полета, максимальная высота подъема — 4000 м, самолет может нести груз в 500 кг, — чеканит Данияр, перекрывая шум мотора. — Стоимость одной машины "ХИАТ"-650 составляет от $150 до $200 тыс. в зависимости от комплектации.
Колеса фортуны. Летчик должен уметь все, в том числе заменить колесо
Еще одна немаловажная деталь: поскольку все комплектующие, кроме двигателя, у самолета украинские, его эксплуатация обходится гораздо дешевле, чем зарубежных аналогов. Говоря о технических характеристиках, Ярыгин делится своей производственной философией:
— Расположение производства определяет стоимость ресурсов, которые владелец тратит на него. Это только в Киеве посреди города (на заводе Антонова. — Фокус) могут позволить себе строить самолеты. К примеру, во Франции так никто не делает. Во-первых, потому, что такому производству требуется много земли, а в крупных городах она безумно дорогая. Во-вторых, самолеты проблематично испытывать над городом, поэтому возникают определенные проблемы с их логистикой. В-третьих, в мегаполисах квалифицированные кадры и уникальные разработки очень быстро переходят к конкурентам. А здесь, в степи, это невозможно. Мои специалисты не найдут себе работу в радиусе как минимум двухсот километров.
Бесконечная таврическая степь, колыхающаяся за дверями ангара, шумит под ветром, подтверждая слова Ярыгина.
Корни
В небольшом офисе Ярыгина, отгороженном от производства тонкой перегородкой, мы, попивая кофе, разговариваем о земных проблемах небесного бизнеса. Виталий признается, что хотя его компания и не убыточна, особой прибыли она не приносит.
— Самолет — это только инструмент, такой же, как плуг, ведро, грабли, — говорит он. — Нельзя успешно производить и продавать грабли, если поблизости нет огородов или по какой-то причине не развивается сельское хозяйство. Сейчас сельскохозяйственная малая авиация почти никому не нужна, потому что не нужны высокие урожаи. Того, что дает земля, хватает с избытком, зачем еще какие-то самолеты и сложные технологии привлекать? А те, кто все-таки привлекают, экономят каждую копейку. Поэтому летают в Украине в основном без лицензии. Вот недавно мы подрабатывали на авиахимработах в Черниговской области, так из 24 бортов вокруг нас только у двух была лицензия. Но государству до этого дела нет.
— Ну, рано или поздно и до самолетов руки дойдут, — пытаюсь подбодрить я.
— Вот на это я почти не надеюсь, — вздыхает Ярыгин, задумчиво помешивая кофе в чашке. — Я делаю ставку на другое. Как только в Украине откроют рынок земли, наш бизнес начнет развиваться. Ведь человек, который заплатит, скажем, $4 тыс. за гектар, захочет получать с него не 30 центнеров зерна, как сейчас, а 80. В Венгрии год, в который собрали 30 центнеров с гектара, считают провальным, а у нас радостно рапортуют о высоких урожаях.
— А вы с местными фермерами говорили?
Ярыгин скептически улыбается:
— Предлагал как-то местным повысить урожайность их полей, используя нашу авиатехнику, они думали-думали, а потом ответили: "Понимаешь, у нас элеватор рассчитан на 50 тыс. тонн. Если соберем больше, нам некуда будет девать зерно". То есть мало урожая — беда, а много — еще большая беда.
— На что же тогда надеетесь?
Ярыгин какое-то время молчит, потом отвечает:
— Для того чтобы земля не тянула к себе, одних крыльев мало. Нужны еще и корни. Другими словами, чтобы летать, нужно быть состоятельным человеком.
Когда он произносит эту фразу, мне кажется, что слово "летать" стоит понимать не только буквально, но и как метафору.
Девушки любят летчиков. Арнольд Кеньмен из Камеруна влюбился в Украину и украинок
Посматривая на кофейную гущу в чашке, Ярыгин продолжает:
— После того, как окрестные села объединились в громаду, у нас тут появились некоторые перспективы. Голова громады Петр Кияшко предложил мне 28,5 га земли под строительство солнечной электростанции. И вот ведь что удивительно: себе лично ничего взамен не потребовал. Арендную плату, сказал, платите и налоги, а больше ничего не надо. Нас такое отношение очень удивило и мотивировало.
Мне кажется, зря Ярыгин не надеется, что у государства руки до самолетов не дойдут. На самом деле эти "руки" доходят, но они невидимые. В конце концов, то, что окрестные села объединились в громаду и у председателя появилась возможность распоряжаться новыми землями и ресурсами, как раз и дало Ярыгину новые бизнес-возможности. Таково следствие одной из немногих успешных реформ — децентрализации власти.
— Мы взяли кредит и уже в этом году начнем продавать государству электроэнергию по специальному зеленому тарифу, — рассказывает Виталий. — А еще Петр Кияшко предложил создать на базе Веселовского аграрного лицея авиационный колледж по теоретической подготовке пилотов сельскохозяйственной авиации. Чтобы у нас здесь был полный цикл подготовки летчиков. В следующем году мы планируем набрать две группы. Вот такие у нас корни.
Мы говорим долго: когда выходим из кабинета, в ангаре уже никого нет. За его дверями сгущается южная ночь. В траве стрекочут кузнечики. Пахнет морем, до которого отсюда километров сто. Шумит ветер, обещая скорый дождь. В хостеле, где живут иностранные студенты, золотыми пятнами горит свет. Со стороны села Широкого доносится собачий лай.
Крылья
Я не сомневаюсь, что мечты Виталия Ярыгина станут явью. Будет у здешней громады и солнечная электростанция, и летная академия, а урожаи на окрестных полях побьют все рекорды. И над ними будут носиться маленькие красно-белые самолетики.
Когда я уезжал из Широкого, приятные впечатления от поездки перемешивались с грустными воспоминаниями. Дело в том, что незадолго до поездки в Широкое я снова побывал на могиле юноши в селе Белозорье недалеко от Черкасс. Я с ним познакомился на Майдане. Прямо с баррикад 21-летний Витя Еременко ушел на войну и погиб спустя три месяца.
Сколько раз меня спрашивали потом: ради чего все это было? Сколько раз я сам себе задавал тот же вопрос. И вот теперь здесь, в селе Широком, я в который раз попытался ответить на него.
Иногда стоит говорить пафосные вещи. Так вот: я верю, что одна из целей всего того что было, состоит в том, чтобы у забитых, почти уничтоженных сел появилось свое "завтра". Чтобы все мы обрели свои "корни" и "крылья".
Настоящий аэродром. Стартово–командный пункт, что-то вроде диспетчерской
Фото: Олег Баклажов