Мнение: Раскаяние лингвофашиста

Что подумает российский гость Киева, услышав о "большом митинге под Верховной Радой"? Решит как минимум, что украинская оппозиция массово ушла в подполье. В самом что ни на есть буквальном смысле. Но через неделю-другую в столице братского государства наш москаль-экспатриант будет уже по-соседски заходить в магазин "под домом" и не станет спускаться в подвал, чтобы встретить гостей, ожидающих его "под офисом". И когда оставшиеся на родине поправят его, мол, "у дома" и "возле офиса", он, возможно, и не спохватится, а искренне удивится: а что я сказал не так?

В слове "такоэ" — вся душа украинского русского языка. Это вам не пулеметное московское "как-то так" или "типа того"

Но он еще будет по инерции произносить, как дома, решительно: "Пошли!" или "Едем!" И с удивлением замечать, как украинский собеседник инстинктивно оглядывается по сторонам: куда это мы уже пошли, куда едем? Он не понимает, что гость из России так приглашает его прогуляться или прокатиться. Тут говорят "Пойдем" и призывают "Поедем". Действие для украинца — в будущем времени, пока оно не началось: здесь не принято забегать вперед.

Заразившись уже и украинским акцентом с его соблазнительно тягучими гласными, чуждыми московской редукции, как сами украинцы чужды московской спешки, россиянин перестанет замечать прокравшиеся в его речь местные слова и словечки. Например, "шухляда", которую раньше он называл выдвижным ящиком, перестанет содержать смутный намек на женскую ветреность. Или, скажем, "рагули". Сайт "Луркоморье" поясняет: "Рагуль — это почти как быдло. Но быдло не обязательно является рагулями, а вот рагули всегда стопроцентное быдло. Но на самом деле все чуть сложнее". Как сказали бы киевляне, ну, такоооэ...

В этом "такоэ" — вся душа украинского русского языка. Это вам не пулеметное московское "как-то так" или "типа того". Это слово означает не просто "нечто подобное", в нем сквозит усталое понимание неточности, неабсолютности, несовершенства предметов и понятий, да что там — самого мироздания.

В конце концов, обитатель совершенного мира, начав говорить, как здесь принято, на национальных языках "Беларусь" и "Молдова", должен был бы и Грузию именовать "Сакартвело", а уж Соединенное Королевство величать "Юнайтед кингдом оф Грейт Бритн энд Нозерн Аерленд". Но киевляне даже и от "Кыргызстана" нос воротят, полагая возможным соблюдать постсоветскую политическую корректность только в тех случаях, когда она не во вред благозвучию.

Если наш москаль приехал в Украину (да, пусть уж так, ведь не быть же Украине единственным неостровным государством, к которому применим предлог "на") работать редактором, перед ним встает дилемма. Надо ли настаивать на словоупотреблении, зафиксированном в московских словарях, и имперской грамматике, дозволяющей, к примеру, активные причастия (украинец не любит их и сказал бы "которая дозволяет")? Робкие возражения наталкиваются на упрямое "у нас так говорят". Если же, отбросив робость, попытаться настаивать, прослывешь шовинистом, ретроградом, сторонником советского ренессанса. Что тут отвечать? "Это вообще-то не ваш язык, а наш?" Фу, как грубо! И можно ли отказывать в праве на свой собственный русский народу, издающему почти всю свою прессу не на государственном, а на иностранном языке?

Для лингвофашиста язык, на котором говорят украинцы с дивным своим акцентом, никакой не русский — даже у многих образованных киевлян это, конечно, суржик, просто в нем больше русских, чем украинских элементов. Проверьте себя на лингвофашизм: если вы считаете суржиком выражение "под офисом", вы черносотенец от русской филологии. Если же вы морщите нос — фи, суржик! — уловив гомеопатическую примесь русского в чистом и совершенно непонятном русскому уху певучем украинском, вы правоверный член лингвистической УНА-УНСО. Все, что между, — центризм и компромиссное сознание, типичные для сумеречной зоны, в которой происходит все нормальное человеческое взаимодействие.

Лично мои ремесленные привычки диктуют крайнюю степень нетерпимости к отсутствующим в словарях формам лингвистической жизни. Но я не уверен, что в Киеве эти привычки актуальны. Украина — страна, пока лишь отстаивающая свою молодую идентичность. Рано или поздно все здесь будут говорить на более или менее чистом украинском, перейдут на этот язык и СМИ, хранящие сейчас верность языку империи. Было бы красиво, если бы переход этот совершился плавно: украинизмы постепенно вытеснили бы все русское с журнальных полос и веб-страниц, как живой лес теснит заброшенную деревню.

Русскому языку и на просторах исторической родины вольготно. Правда, и там уже кофе нынче бывает среднего рода. Русский? Ну, такоэ.

Леонид Бершидский, редактор-консультант журнала Фокус