Люди с чистого листа. Пять историй о вынужденных переселенцах

"Хочешь рассмешить Бога своими планами — скажи, что ты из Донбасса".

С этой мыслью я выезжал из Луганска в конце апреля прошлого года. Легкий бронежилет под ветровкой, пять тысяч гривен, спрятанные в исподнем, "левый" ствол — благо с этим добром в Донбассе никогда не было проблем. Эхо войны, как прошлой, так и грядущей, никогда там не утихало.

Накануне "ополченцы" просто, словно субсидию, по паспортам получившие автоматы из любезно сданного им здания СБУ, всадили в моего приятеля, адвоката Игоря Чудовского, две пули. Первая выбила ключицу и порвала ему лицо, вторая, пробив легкие и реб­ра, остановилась в 7 миллиметрах от сердца.

Мгновенно учуявшие возможность хоть раз в своей никчемной жизни как-то обозначиться, шариковы из местной КПУ сразу стали на сторону боевиков и занялись традиционным для людей их политической ориентации ремеслом — доносами, штампуя и раздавая свезенной отовсюду гопоте листовки с фотографиями, телефонами, адресами активистов местного Майдана и их родственников. Один из пятитысячных тиражей был посвящен мне лично, а моя публикация была торжественно зачитана в микрофон со ступеней захваченного СБУ, в трехстах метрах от моего дома. Ночью знакомый милиционер, прослушивавший zello террористов, сообщил, что в переговорах несколько раз звучала моя фамилия и что следующий день может быть полон сюрпризов.

Пришлось уезжать. Как оказалось впоследствии, навсегда. И я стал лишь каплей в огромном потоке так называемых переселенцев, отказавшихся жить в оккупации. О некоторых из них — простых мирных людях, которые предпочли жизнь с нуля гарантированному угасанию в "новом 37-м"1, я и расскажу.

Вадик Степанов, Степа. Одноклассник моей жены. Пять суток отсидел в "избушке", подвале СБУ, чудом остался жив и, освободившись, сразу же вместе с женой и сыном выехал в Конотоп. После "избушки" денег не осталось совсем — билеты на поезд купил их друг. Приехав, сразу же нанялся строить гараж в соседнем селе. Денег платили мало, зато давали молоко — работодатели держали корову. В прошлом управляющий сетью кафе, Вадик на­учился изготавливать и укладывать тротуарную плитку, параллельно работал в избирательной комиссии на парламентских выборах — не брезговал ничем. Долгое время семья находилась на грани выживания, жена тяжело болела. Однако даже самые жирные черные полосы имеют свойство сменяться полосами оттенком светлее. Женя Еременко, еще один наш земляк-бизнесмен, "внутренне перемещенный" из Алчевска в Полтаву, помог Вадику, и вскоре тот открыл в Конотопе филиал одного из известных европейских производителей стройматериалов.

Вова Панчерников. Мы учились в параллельных классах. Уехал в Киев в июне прошлого года. Поначалу поселился в квартире своего знакомого на Троещине, через полгода снял отдельное жилье. Открыл в Киеве сервисный центр по ремонту всего, что только может нуждаться в ремонте, создав официальные рабочие места для четырех переселенцев и двух киевлян. Меня буквально растерзала история работающего у него часовщика из Лутугино, небольшого городка в двадцати километрах от Луганска. Сына и беременную невестку часовщика боевики расстреляли прямо в их доме. Похоронив детей, старик уехал в Киев — глушить боль работой. В свободное время пишет замечательные стихи на украинском.

Серега Шумейко. Из Луганска уехал 4 июня прошлого года. Его жена была на девятом месяце — родила уже в Киеве. Первые два месяца сидел без жилья, денег, работы, с новорожденной дочкой и твердой уверенностью, что скоро все закончится. Не закончилось. Безысходность, депрессия. Водка — кондовый донбасский антидепрессант — не помогла. Зато очень помогла угроза оказаться вместе с семьей на улице, ведь ничто так не способствует открытию для себя новых перспектив, как полное их отсутствие. Начал шевелиться, с братом жены открыл небольшую СТО, взял на работу двух спецов, тоже луганчан. "Процентов семьдесят клиентов — наши земляки, так что хлеб у местных не забираем", — шутит Серега.

Женя Кудрявцев. Потрясающе талантливый фотограф. В Луганске имел собственную студию Zеbra. Уехал год назад, в первых числах июля. Накануне переезда позвонил в Ужгород по телефону первого попавшегося в поисковике ивент-агентства. Совер­шенно чужой человек в противоположном конце Украины, выслушав рассказ незнакомого ему луганчанина, просто сказал: "Приезжайте — поможем". "Было странно, когда чужие люди, для которых ты потенциальный конкурент, предлагали тебе место в студии, даже без платы за аренду", — рассказывает Женя. Сейчас он партнер популярного ивент-агентства. Офис в центре Ужгорода, фотостудия, первые заказы из Польши и Венгрии, но главное — масса новых друзей, протянувших руку помощи попавшему в беду соотечест­веннику.

Игорь Чудовский. Тот самый адвокат, о котором я упоминал в начале. Едва оправившись от ранения, перебрался в Киев, снял офис. В августе 2014-го его назначили директором департамента Министерства аграрной политики и продовольствия, однако недавно он вернулся к адвокатской деятельности, готовит иски к пока еще спокойно живущим в столице луганским сепаратистам, планирует представлять интересы переселенцев в судах.

вы не встретите их на манифестациях донбасских мигрантов, которыми ловко манипулируют те же мерзавцы, которые и сделали почти два миллиона человек беженцами. Они ничего не требуют от государства, так как сам по себе Донбасс — достаточно веская и наглядная причина ни при каких обстоятельствах не рассчитывать на государство. Вы никогда не услышите от них лозунгов, изобретенных политтехнологами новоявленных оппозиционеров.

У них попросту нет на это времени.

Они — люди, напрочь лишенные прошлого, для которых жизнь началась заново в тридцать пять, сорок, пятьдесят, шестьдесят… С чистого листа люди. И их много. Сотни тысяч прошедших жесточайший естественный отбор людей, каждый из которых прочно связан со своим народом незримой, неосязаемой пуповиной, подпитывающей их по-настоящему правильными человеческими свойствами: любовью к своей Родине, какой бы она ни была, ненавистью к врагу, кем он ни был, и надеждой, сколь бы призрачной она ни ка­залась.