"Погані дороги". Премьера фильма сценаристки "Кіборгів" про плен, ОРДЛО и "военных на всю голову"

Эта миниатюрная и обаятельная женщина перевернула представление об украинской драме. 

Известность к Ворожбит пришла после нашумевшего российского сериала "Школа" (2010). Затем прогремели снятые по ее сценариям украинские проекты: фильм "Кiборги" (2017) и сериал "Спіймати Кайдаша" (2020), ставший телехитом карантина с многомиллионными просмотрами на Youtube. Наталка Ворожбит поставила по своей одноименной пьесе картину "Погані дороги" (2020) — и снова успех: на фестивале в Венеции ленту отметили как наиболее инновационный фильм, а киевская "Неделя критики" вручила Наталке приз "Открытие года". Эта остросоциальная драма наверняка взорвет общественность, как в перестроечное время случилось с лентами "Плюмбум, или Опасная игра" (1987), "Маленькая Вера" (1988), "Авария — дочь мента" (1989). В широкий прокат фильм выходит в апреле.

Картина состоит из пяти новелл. В первой украинские пограничники проверяют директора школы, едущего с территории "ДНР". Он с похмелья прихватил паспорт супруги. Пограничники прессуют учителя. Тот терпит, но вдруг вдалеке замечает одну из своих восьмиклассниц. "Людка, подтверди, что я ваш директор школы!" — кричит он. Ситуация становится неоднозначной: что тут делает несовершеннолетняя? Директор стыдит капитана, но тот дает слово офицера, что учителю пока­залось.

В следующей новелле уже ничего никому не кажется: местные восьмиклассницы обсуждают на остановке свои недвусмысленные отношения с представителями ВСУ. Одна учит другую: "Не за семечки же спать".

Еще одна новелла о том, как военный маньяк из ОРДЛО захватил украинскую журналистку и издевается над ней — свою власть он использует по-садистски.

В другой истории у мужчины просто нет головы — она осталась у противника. Труп украинского военного везет к своим его бывшая пьяная любовница, разговаривая с ним, мертвым. Безголовые мужчины — куда уже более символично?

В финале — самая "мирная" история: девушка в селе сбила курицу автомобилем и хочет заплатить за это ее хозяевам. Однако стоимость курицы в процессе разговора начинает несоизмеримо расти. Что здесь, что в "Спіймати Кайдаша" Ворожбит дает национальные характеры жестко, саркастично, но ярко и вполне узнаваемо.

В своей работе драматург применяет излюбленный прием Ларса фон Триера и Киры Муратовой: отношения развиваются в рамках жертва — палач, идет ситуационный перевертыш, после чего жертва с палачом меняются местами. 

В первую очередь автор предъявляет счет мужчинам из-за их паралича воли, нежелания брать ответственность на себя. Хотя в картине именно директор школы вызывает симпатию: он пытается призвать к порядку. Фокус напрямую интересуется у автора, какие смыслы она вкладывает в свои произведения.

 Не страшно было идти в режиссеры без профильного образования?

— Страшно, конечно. Но я редко была довольна постановками по своим текстам. Мне говорили: поставь сама, как тебе нравится. У меня были вдохновляющие примеры знакомых российских драматургов, ставших режиссерами: Угаров, Вырыпаев, Сигарев. Конкретно этот материал я бы и не отдала никому, он слишком личный, выстраданный. Уже покойный, к сожалению, Юрий Минзянов совершил продюсерский подвиг — доверил мне режиссерское кресло, особо не контролируя. И команда была крепкая, что важно для меня как новичка.

 Какие были основные трудности?

— У меня, наверное, нет монтажного мышления. Я вначале боялась артистов, думала, что они могут почувствовать мою неуверенность как режиссера — начнут "подъедать". Но я интуитивно выбрала тех, с которыми чувствовала себя комфортно. Они не медийные, но были открытыми и чуткими.

Опыт документального театра помогал мне чувствовать фальшь исполнения. Только начинается театральность — прошу ее убрать. Действие, условно говоря, должно быть похоже на подглядывание в замочную скважину. Допустим, едешь по Донбассу и видишь на остановке таких девочек, как в фильме.

И еще помог опыт работы шоу­раннером на проекте "Спіймати Кайдаша". Там я поняла процессы, происходящие на съемочной площадке. Раньше для меня это была толпа людей, но за три месяца съемок я узнала, кто есть кто.

 Съемки "Дорiг" наверняка были сложными психологически, там столько напряжения в кадре.

— Психологически самыми трудными были съемки в подвале. Во время сцены с садистом-ополченцем я только тогда поняла, что дубль есть, когда мне стало физически больно. Мы снимали в водолечебнице в Дарнице — там было все разбито, холодно, атмосфера располагала. Есть актеры, которым чем тяжелее сцены, тем лучше. Пятый дубль — героиню снова бьют, она падает на холодный пол. Конечно, ее не бьют по-настоящему, но кровь начинает течь — поцарапалась где-то. Ее поливают холодной водой. Думаю: "Боже, какое зверство!" И ловлю себя на том, что мне результат важнее чьих-то ощущений. От этого становилось немного не по себе.

 Во время съемок становитесь немного не собой?

— Да, не человеком, а режиссером (смеется). Я придумала, что 13-летняя героиня курит в кадре, и ее мама согласилась. Девочка не против. А у меня ведь тоже дочь. Очередной дубль — девочка курит десятую сигарету. Во мне мать говорила: "Остановись, девочка же курит!" А режиссер твердил: "Еще дублик — дым не в ту сторону". После последнего дубля девочка сказала: "Я накурилась на всю жизнь". Такой вот позитивный момент, может, теперь никогда курить не будет.

 В ряде ваших произведений, где в центре женщина-героиня, вы предъявляете мужчинам счет. Говорите, что это они ­ответственны за сыр-бор, который творится в стране, а женщины его выгребают. Почему?

— В случае с "Поганими дорогами" — это фильм о войне, а войну начинают мужчины. Это их игра. Они же ее и заканчивают. Но в центре событий у меня всегда героини (за исключением "Кiборгов") — это волевые, сильные женщины. Меня такие и окружают. В Украине действительно мужчины уступают в инициативе, потому что им так удобно: "Хочешь — на, рули, если такая крутая". Наш мужчина не бузит: "Нет, ни за что, я тебе все докажу!" Сложились уже вековые традиции такого поведения.

Женщины призывали к оружию 

 Откуда это пошло?  

— Есть теория, что после того как мужчина оставил потомство и если его не убили на войне, включается некая программа самоликвидации. Поскольку современная жизнь не предполагает героической гибели, он не чувствует себя обязанным к чему-то стремиться.

А женщина не может останавливаться, она в процессе. Родила ребенка — растит его. В Украине большое количество разводов, и при этом дети, как правило, остаются с матерью. А материально им помогают единицы мужчин. Поэтому женщине некогда горевать и сидеть со своей парализованной волей, некогда бухать, нужно кормить.

Меня спрашивают, в чем надежда? В том, что у людей будут дети и они захотят для них хорошего ­будущего. А поскольку женщины в основном растят детей в Украине, то у них больше ответственности за это будущее. Мужчины же у нас самоустраняются. Это не значит, что я мужчинам предъявляю счет, я их люблю. Мне даже жалко их. Я не считаю, что женщины хорошие, а мужчины плохие.

Женщины у нас, откровенно говоря, не знают меры, перегибая палку, часто ломают мужчину в принципе. И всем нам не хватает культуры, воспитания. А какая культура последние 100 лет, когда лучшие погибли во время войн и революций? Много людей росло в ужасных условиях, без отцов. Только и думали, как выжить.

 Но после Второй мировой был и у нас расцвет — в 1960-е.

— Да, но потом это все придушили. Начался застой. Женщины более приспосабливаемые и гибкие. Однако я бы поспорила, что женщина не может быть радикальна. Когда собирала материал для пьесы о Майдане, выяснилось, что именно женщины стали первыми призывать брать в руки оружие. Я была этим потрясена. Это были женщины, которые вначале боялись вообще выходить на Майдан, говоря, что у них клаустрофобия: когда толпа, им плохо. А потом они же бегали с судочками с едой и кричали: "Парни, хватит сидеть — вперед! Я буду патроны подносить".

 Фильм Netflix "Милашки", где затронута тема сексуализации детей, вызвал международный скандал. Не боитесь, что "Поганi дороги" также вызовут волну осуждения наподобие "У нас прекрасные военные, а вы неизвестно что показываете"?

— Не боюсь, но понимаю, что такое может быть. А работать в этой профессии и бояться скандалов — в лес не ходить.

 Вы готовы возражать кри­тикам?

— Я стараюсь не вступать в полемику, чтобы не тратить на это энергию. Но во всех интервью я что-то все-таки объясняю.

Когда работаю над пьесами и сценариями, у меня нет цели разделить на плохих и хороших, цель — изучить человеческую природу. Я стараюсь понять каждого из своих персонажей, их мотивацию. Если не говорить о жестких и болезненных проблемах, то зачем тогда заниматься драматургией, которая должна исследовать конфликт?

Фильмы-предупреждения 

 С другой стороны, вы мало оставляете надежды, как, например, Ларс фон Триер в "Догвилле". Там люди сначала спасали беглянку, потом сели ей на шею, и за это их расстреляли. Они не стоят ни жалости, ни сострадания.

— У меня не совсем так. Не плохие люди, а слабые, поддающиеся соблазнам. В новелле о курице я хотела сказать, что война начинается не с политиков, а с таких вроде бы несчастных людей, которых вначале хочется жалеть. Что касается развязки новеллы о плене (не будем ее раскрывать), я пропускала эту ситуацию через себя. У меня достаточно знакомых побывало в плену. Я думала, когда часто ездила на Донбасс: вдруг со мной случится такая ситуация, как я себя буду вести? Прокручивала в голове варианты. В садисте-сепаре в один из моментов просыпаются человеческие черты. Его можно простить? Меня эта мысль ужаснула. Елки-палки, сколько можно прощать?! И в мирной жизни сколько женщин прощают подобных и живут с ними дальше. Но мужчина и дальше будет поступать так, как поступал.

 Триер убедителен, но глобально он доказывает идею, что человек — неудачное творение Божье и любой мрачный исход для человека вполне логичен, он его заслужил. Где найти божественную искру, которая не даст нам окончательно превратиться в животных?

— Понятия не имею. Но мне кажется, что такие истории не учат, как исправлять людей, это фильмы-предупреждения: не дойдите до такой точки. Новеллу о курице меня убедили перенести в начало. Некоторое время фильм был в таком виде, но потом я все-таки ее поставила в конец, потому что при другом раскладе получалось, что война — главное зло. Но война начинается здесь, на этой кухоньке с добродушными обывателями. Заключительная новелла обобщает и дает зрителю выдохнуть все, что на него навалилось.

 Мне кажется важным, что в украинском кинематографе появился такой человек, как вы, — снимающий остросоциальное кино. Возможно, мы после этого хотя бы перестанем так тотально врать друг другу.

— Мне хотелось уйти от вопросов "наш — ваш", "свой — чужой", "правда — ложь". Просто эти люди внезапно окунулись в реальность под названием "война". Виноваты они или не виноваты? Мы все в чем-то виноваты. Было мирное, устаканенное существование, и вдруг свалилась эта беда. Где ты оказался в этот момент, ту мораль и воспримешь, в ту идеологию и поверишь. Но разве это твоя вина?

Война — зона безответственности

 В "Кiборги" вошли собранные вами в АТО материалы о фронте — это мужская линия. А в "Погані дороги" вошли впечатления о тыле — это женская линия. Были люди, которых не пугало это новое военное бытие, для которых все отлично, — супергерои и супергероини?

— Я видела таких. Это их место силы. Они не хотят, чтобы война заканчивалась. Среди мужчин такие, конечно, в первую очередь. Человек говорит: "Я военный на всю голову". В другой реальности он существовать не хочет. Бесстрашный, но я не знаю его морально-этических качеств. А мирные жители вряд ли бы себе выбрали такую жизнь. Хотя есть среди них мародеры-паразиты. Война — зона безответственности, место дурной свободы: бери, хватай, беги! Одна из задач таких фильмов — напугать войной, чтобы не было желания продолжать. Это серая, ужасная, безнадежная зона. Я против романтизации войны. Половина наших солдат, которые туда пошли, точно не знали, куда попали. У них не было ни боевой, ни моральной подготовки. 

 В "Кiборгах" четко прослеживается антивоенный пафос.

— Я женщина, мне это близко.

 Что больше всего поразило вас на территории АТО?

— Изумляет приспособляемость человека. Я много работала с подростками на Донбассе. Но как они привыкают: например, празднуют что-то, а фоном звучат стрельба, взрывы. Ты можешь от канонады ночью просыпаться, а они уже не обращают внимания. Утром смотришь в окно, думаешь, что там никого, в школу никто не пойдет, а там на улице гуляют мамы с колясочками — жизнь продолжается.

Надежда на диалог

 Кто должен приехать и навести порядок — президент, генерал? Как в старом кинохите "Председатель" — упал откуда-то сверху мужчина-лидер и все расставил по своим местам.

— Если бы я в это верила, у меня бы такой мужик обязательно появился в финале.

 После одного спасителя нации, Петра Порошенко, явился новый — Владимир Зеленский.

— Начались фарс или комедия. Но я комедии не пишу. Хотя элементы юмора у меня есть. Даже в самых страшных сценах.

 Да и на постере "Дорог" маленький капитан и высокий учитель сверлят друг друга глазами.

— Лично для меня, кстати, вопрос открытый, была девочка на блокпосту или нет. Внутри я для себя решила: не было.

 Но следующая новелла говорит, что там могла быть не одна, а вагон таких девочек.

— Следующая новелла оставляет вопрос открытым. Это могло быть, а могло и не быть. Зрителю оставляется право выбора верить во что хочет.

 Но мы точно знаем, что порядочен учитель, чуть ли не единственный в фильме положительный персонаж.

— Да, он совершает смелый поступок. Он переступил через страх. А офицер искренне дает ему слово, что там нет девочки. Потому что он убьет своих пацанов, если узнает. А вот что у пацанов с морально-этическими нормами — это следующий вопрос.

 Получается, что вся надежда на таких, как этот учитель?

— И на командира. Надежда на диалог между людьми. Командир поверил без паспорта, что тот — директор школы, а учитель — что там нет девочки. У них появилось доверие.

 Драматург в Украине может заработать на квартиру?  

— Мне же удалось это сделать. Финансовая ситуация в отношении сценаристов до сих пор не выравнивается, потому что они соглашаются на низкие гонорары. И себе, и другим сценаристам делают только хуже.

 О чем ваш будущий фильм с многообещающим названием "Демоны"?

— Думаю, может, поменять название (смеется)? Это по моей пьесе 2005 года.

"Демоны" — это лавстори. В украинское село попадает бомж не бомж, но такой графоман с амбициями писателя — из России. Он знакомится с местной самогонщицей, которая его на 20 лет старше. Она обладает харизмой и опытом. Мужчина на нее западает, но женщина у нас, естественно, — главный персонаж. Начинаются безумные отношения. Причем все время возникает тема "Россия и Украина", потому что он русский, она — украинка. Они в пьяном угаре переживают все этапы — от романтики до мордобоя. Присутствуют и юмор, и мистика. Все это писалось 15 лет назад, но после известных событий звучит гораздо острее.