Разделы
Материалы

Продюсер фильма "20 дней в Мариуполе": "Киллиан Мерфи на "Оскаре" нам лично пожелал победы"

Константин Рылев
Фото: Коллаж: Фокус | Продюсер фильма Василиса Степаненко и команда "20 дней в Мариуполе" на "Оскаре"- 2024

Василиса Степаненко, продюсер единственного украинского фильма, получившего "Оскар", рассказала, как была снята лента, которая потрясла мир.

На форуме документального кино "Карпатське море" Фокус взял эксклюзивное интервью у Василисы Степаненко — продюсера фильма "20 дней в Мариполе" (Associated Press, Frontline). Украинский фильм впервые в истории страны был удостоен премии "Оскар" и BAFTA. Наши ребята стояли на одной сцене с голливудскими звездами первой величины. Картина уже получила более 20 наград и 40 номинаций по всему миру и стала самым кассовым национальным документальным фильмом, собрав в прокате 6 млн грн (Фокус одним из первых увидел картину и написал рецензию). Последняя новость в этом ряду: 8 мая создатели ленты были награждены Пулитцеровской премией.

Василиса Степаненко рассказала Фокусу о том, как попала в команду агентства Associated Press, каким образом они оказались в Мариуполе за час вторжения, как вырвались из города с отснятыми материалами и кто из голливудских звезд на церемонии поддержал создателей ленты, которая потрясла мир.

Василиса Степаненко на форуме "Карпатське море", где представляла фильм "20 дней в Мариуполе"
Фото: Константин Рылев

Расскажите в двух словах, что вы делали до того, как оказаться в команде Associated Press?

Я работала на харьковском телевидении и однажды редактор отправила меня освещать сложную тему — про мышечную дистрофию Дюшенна. Никто не хотел за это браться, потому что для многих это было тяжело, ведь часто с такой дистрофией — это смертельно больные люди. Но я всегда искала для себя трудные темы. Мне интересны истории людей с редкими заболеваниями, я хотела освещать темы по борьбе за права человека, зная, что эти права нарушаются. Мышечная дистрофия Дюшенна — это врожденная болезнь, из-за которой у детей мышцы постепенно утрачивают свою функциональность. Я рассказывала в телерепортажах про их жизнь, насколько это сложно. Когда их не поддерживает государство в такой трудной ситуации. В Украине они не могут дожить до 20 лет, потому что здесь нет реабилитационных центров, нет финансирования на лекарства, которые им нужны. Я привлекала внимание к этой проблеме. Неважно, что таких людей немного. Они нуждаются в помощи. Я выпустила серию телесюжетов, потом сделала дипломную работу на эту тему — документальный фильм про детей с редкими заболеваниями: как они живут у нас в стране. Когда я узнала этих детей, увидела их глаза, узнала про их мечты — просто кататься на велосипеде, меня это зацепило. Потому, что мы — обычные люди, у которых есть возможность кататься на велосипеде, сами не очень-то ее ценим. А у них такой возможности нет. Для них критично важна была медийная поддержка.

Что-то изменилось после ваших репортажей?

Я знаю, что некоторые дети получили финансирование на дыхательные аппараты. Которые включаются на ночь и легкие детей стимулируются. Я знаю, что их родители получили возможность принимать участие в заседаниях городского совета, заседаниях в бизнес-среде — некоторые предприниматели им потом помогали.

Как вы попали в Associated Press и непосредственно в команду Мстислава Чернова и Евгения Малолетки?

Меня позвал в команду Мстислав Чернов. Им был нужен местный продюсер — в Харькове. Это было за месяц до полномасштабного вторжения. История была о том, как люди реагируют на войну, как живут в этих реалиях. Мне нужно было находить героев, договариваться. А Чернов и Малолетка снимали.

Associated Press давали точные указания? Они на 100% знали, что будет вторжение?

Нет, они на 100% не знали, что будет вторжение. Но поскольку они — американское агентство, конечно, они знали какую-то информацию от разведки США. Но я, например, до последнего не верила, что такое может случиться. Что это может быть настолько жестоко и страшно.

Однако американское посольство уже в январе 2022 выехало из Киева — это был красноречивый факт.

Да, редакторы и я следили, конечно, за событиями. Но я была фрилансером в этой команде, поэтому занималась своей задачей — готовила истории для съемок. Мы были сначала в Харькове, а потом поехали в Донецкую область — освещать то, что происходило на фронте в тот момент. Неделю находились на фронте. Были в Бахмуте 23 февраля. Тогда же, вы помните, РФ подписывала документы относительно так называемых ЛНР и ДНР. Это уже был серьезный знак, мы понимали, что, скорее всего, вторжение начнется. Но мы думали, если что-то начнется, то это случится на востоке Украины.

Однако и Мариуполь — стратегически важное место для россиян. Они уже пытались его захватить в 2014 году. Это портовый город, это — путь в Крым: все это мы анализировали. Мы в тот вечер решали: или в Харьков вернуться, или поехать в Мариуполь. Решили все-таки отправится в Мариуполь. С 23 на 24 февраля мы ехали, и там было удивительно тихо для Мариуполя — ведь это прифронтовой город. Наши корреспонденты там все время работали: до 24 февраля там была другая команда Associated Press. Они снимали новости. Мы эту команду сменили — они отправились в Киев — там нужна была помощь. А мы прибыли в Мариуполь за час до полномасштабного вторжения.

Заняли квартиру, которую я для нас сняла, и стали переносить вещи из автомобиля. Я услышала взрывы где-то в окрестностях — их пока не было в городе. Но они приближались. А первые раненые люди, которых мы увидели в Мариуполе, был из села Сартана — там уже шли бои, это село обстреливали с вертолетов и раненых эвакуировали в Мариуполь.

"Каждый новый день был страшнее предыдущего"

Как вы себя почувствовали себя в тот момент — у вас утроились силы или, напротив, пришлось преодолевать страх, чтобы выполнять свои профессиональным обязанности?

Я чувствовала себя, наверное, как и все украинцы. Я, как гражданский человек, не готова была к войне. Я не знала, что такое война, хотя война в Украине с 2014 года. Мне было тогда 14 лет, я училась в Харькове и никогда не слышала взрывов. Для меня это был шок. И первые дни были, как во сне. Но в первый же день я себе дала обещание, что не буду слабой.

А где были ваши родители в этот момент? Вы были на связи?

Кадр из фильма "20 дней в Мариуполе"

Они были в Харькове, мы живем в 30 километрах от границы с Россией. Танки зашли в мой район в первый же день и стояли перед окнами моего дома. Мои родители оказались под обстрелами, они спускались в подвал. В мой дом был прилет. Им там тоже было трудно, мы созванивались и не знали как действовать. Но я себе дала обещание быть сильной и к тому же я была в команде с опытнейшими журналистами, которые с 2014 года освещали эту войну, которые были и на других войнах. Я взяла себя в руки и поняла, что не могу быть хуже, чем мои коллеги и единственное, что могу сейчас делать — это работать.

Вы понимали, что ваш материал станет свидетельством о военных преступлениях РФ?

На тот момент я этого не осознавала. Мы делали репортажи, как обыкновенные журналисты. С момента, как люди на улицах стояли за продуктами или бензином — до того момента, когда они прятались в подвалах. Кто-то уже пытался выезжать из города. Мы просто документировали это все.

А то, что наши материалы станут доказательством военных преступлений, задокументированные истории людей — я поняла позднее, когда мы уже выехали из Мариуполя. Когда увидела, что эти фотографии были на всех полосах и обложках мировых медиа. И эта роженица на носилках. Ее зовут Ирина. Ей было тридцать лет. Это был ее первый ребенок. Это очень трагическая история (голос Василисы дрогнул).

Вы были тогда в роддоме?

Нет, там были Мстислав и Евгений, я ждала их неподалеку. Это фотография Евгения Малолетки.

Фото Евгения Малолетки с раненой роженицей Ириной Калининой

Что для вас было самым страшным в тот период?

Каждый новый день был страшнее предыдущего. Ситуация становилась все сложнее. Страшно было, когда услышала взрывы возле больницы, когда услышала первый авиаудар. Но самый страшный момент — смерть первого человека, когда его привезли в больницу. Врачи пытались спасти, но это им не удалось.

В фильме это был подросток-старшеклассник.

Там было много погибших детей, но первой была четырехлетняя девочка. Это был самый трудный момент. Я впервые так близко увидела смерть ребенка. Слезы в глазах врачей и матери навсегда останутся в моей памяти. Это жестоко и страшно. Но потом таких моментов было много и ежедневно. Сотни раненых, и врачи не знали чем им помочь: заканчивались лекарства, перевязывали просто на полу, не было связи, воды, еды, чтобы кормить людей — это было сложно.

Для меня кульминация фильма, когда врач разворачивает пеленки, а там мертвый младенец. Именно смерть детей — самое шоковое в этой картине, потому что взрослые — это взрослые, а дети — это дети.

Нет, каждая смерть — это страшно. Просто от смерти ребенка еще больнее, этот человек не успел даже пожить. Не успел ничего сделать. Дети не должны умирать. А тут не просто украденное детство, а украденная жизнь — не успел человек родиться, как ее отобрали, как тому ребенку в фильме — ему было всего 23 дня.

Кадр из фильма "20 дней в Мариуполе"

А кто спасал в Мариуполе людей? Там были волонтеры?

14 марта первые люди прорвались через линию обороны, через линию фронта. Это не был какой-то организованный коридор. В городе оставалось немного волонтеров украинского Красного Креста, которые помогали людям. Они ездили за гуманитаркой — это есть в картине. Полицейские помогали людям: доставали их под завалов. И наши военные помогали людям.

На ваших глазах совершались подвиги. Что вас поразило в этом смысле?

Я хочу сказать про врачей. Это было честью — просто находиться рядом с ними, документировать их работу. Спасибо им, что они это позволили. То, как они спасали людей — это действительно героизм. То же касается полицейских.

Я хочу выделить полицейского Владимира Никулина, который нас вывез из Мариуполя и спас нам жизнь, рискуя своей и жизнью своей семьи. Он взял нас в свою машину и помог спрятать все эти материалы. Именно благодаря ему мир увидел этот фильм. Мы познакомились после бомбардировки роддома, когда он туда приехал помогать людям. Потом он нас приютил в полицейском отделении, помогал найти еду, место, где можно подзарядить телефон, камеру и ноутбук. Так же помог нам найти последнее место в городе, где был интернет — это был офис одного из мобильных операторов.

Вы говорили, что слили в Сеть небольшой процент того, что отсняли — потому что интернет был слабым?

Да. Когда мы находились в больнице и там стал пропадать интернет, мы поднимались на последний этаж и там пытались поймать последние "палочки" интернета. Мы делили видео на 10 частей и отправляли с трех телефонов. Потому что хотелось кричать на весь свет. Самое ужасное для нас было, если мы это все не сможем показать.

"Если ты человек с камерой — ты враг"

Говорили, что вам удалось выехать с конвоем Красного Креста? Вас проверяли оккупанты?

Конвой Красного Креста — это было несколько машин. У нас уже не было машины — она осталась в окружении россиян. Мы хотели сесть в их машины и надеялись, что статус волонтеров нас защитит, как международных журналистов. Хотя мы уже понимали, что в опасности. Мы просто разминулись с оккупантами, Владимир нас взял в машину, хотя она уже была повреждена — без окон. Это было его авто. Мы вшестером (наша команда, его жена и ребенок) так и выезжали. Было трудно — самолеты были в воздухе.

Наоборот, вам нужно было скрывать, что вы — пресса?

Конечно, нужно было это скрывать. Хотя мы верили до последнего, что надпись "Пресса" должна была гарантировать какую-то безопасность. Типа, мы "нейтральная сторона". Но на этой войне это невозможно, враг — каждый. Если ты человек с камерой — ты враг, гражданский — враг. Небезопасно для всех.

Кадр из фильма "20 дней в Мариуполе"

Логика оккупантов ясна: преступники не хотят, чтобы их злодеяния были зафиксированы на инфоносителях?

Что не помешало российским медиа о нас писать и говорить, что мы пропагандисты, террористы и т.д. Да, было опасно: как известно, литовского режиссера-документалиста Мантаса Кведаравичюса, снявшего фильм "Мариуполис", застрелили там в марте 2022.

Вас берегла судьба и Владимир Никулин. Он жив?

Да, работает полицейским в Донецкой области. Несколько месяцев назад он был ранен в результате ракетного обстрела в Покровске Донецкой области, где проходит службу.

"Мы были одни из первых, кто нашел массовые могилы"

У вас была радость, облечение, когда вы вырвались из этого ада и еще вывезли свои материалы?

Нет, у нас было чувство вины, потому что там осталось много людей — те же медики, с которыми мы провели столько времени. И в тот день, когда мы выехали, случилась бомбардировка драмтеатра. Там журналистов уже не было и никто это зафиксировать не мог.

Профессионально да, но там же люди снимали на обычные телефоны?

Да, однако по этим кадрам не очень понятен масштаб трагедии. Потому что даже заряженный телефон довольно сложно было иметь в той обстановке. И многие люди удаляли эти кадры с телефонов, потому что на блокпостах были проверки.

В фильме "20 дней в Мариуполе" уместна и лирическая линия Чернова, когда он общается со своей семьей по Сети. Это приближало зрителей ко всей этой ситуации. Это очень профессионально. И кадры радиоприемника с угрозами: "Город заблокирован". Все это давало объемную картину происходящего.

Мы в начале не собирались делать фильм. Но когда осознали, что вывезли 30 часов съемок, поняли, что нужно создавать ленту. Чтобы это не забыли, чтобы это осталось в истории. И чтобы люди, которые погибли, продолжали жить в памяти. И мы начали работу над фильмом.

Формировали его так: мы хотели показать наиболее драматические моменты. Хотя многое мы и не сняли. Сейчас я встречаю людей по всему миру, которые, посмотрев "20 дней в Мариуополе", рассказывают еще более страшные истории, которые случались с ними в других районах города, куда мы не добрались. Да, мы зафиксировали жуткие эпизоды, но хотелось показать и какую-то человечность, любовь, поддержку. Даже посреди хаоса, войны хотелось показать, что и в это время есть рождение новой жизни, когда в фильме есть момент рождения ребенка.

Мы меньше всего хотели показывать себя. Наша монтажер Мишель Мизнер сказала, что нужно показать и саму реакцию журналистов. Ее можно увидеть в фильме , когда, например, камера опускается и мы садимся, потому что нет сил стоять на ногах. Что касается, лирической линии — это тоже важно — это внутренний мир Мстислава. Так показывалось закулисье нашей работы, это давало объем картине, ведь журналист — тоже человек, и мало кто задумывался, что происходит по другую сторону камеры.

Это давало важную ноту — личного отношения автора к событиям. Ты видишь массу людей — жертв войны, но зритель не будет себя ассоциировать с жертвами. А вот со свидетелем этих преступлений — будет. Это существенный момент восприятия. Все ужасы было легче воспринимать через личность Чернова. И это, на мой взгляд, и стало художественной составляющей этой документальной ленты.

Да, благодаря Мстиславу, потому что он никогда не выключает камеру, можно дополнительно было увидеть некоторые моменты.

Как далее развилась судьба фильма, когда он был готов. Как его продвигали? Верили ли вы в его победу на "Оскаре"?

Я до сих пор не верю, что жива, поэтому не думала ни про какой "Оскар". Я думала про тех людей, которые там остались и которые выехали. Мы продолжали нашу дневную работу в Харькове, где документировали бомбардировки города в апреле–мае 2022, а ночью шел монтаж фильма. Мстислав поехал с Мишель делать окончательный вариант монтажа. А я с Евгением Малолеткой работала на контрнаступлении на Харьковщине. Мы одни из первых журналистов, которые нашли массовые могилы. Конечно, мы продолжали быть на связи с Мстиславом. Так как я — полевой продюсер, я знала каждый момент — что происходит с фильмом. Премьера состоялась на фестивале "Санденс" — мы туда приехали всей командой. Это было в январе 2023. Мы волновались, не зная как картину воспримут зрители. Но в финале первого показа весь зал встал и начал аплодировать. Такая была сильная реакция. И мы поняли, что люди нас поддерживают.

Параллель на "Оскаре" между "Оппенгеймером" и "20 днями в Мариуполе"

Теперь об "Оскаре". Расскажите про восприятие там, кого вы там увидели, кто вас там поддержал? Вы же — первые украинцы, получившие "Оскар", хоть и в таких сложных обстоятельствах. Переживали: дадут — не дадут?

Нет, потому что достижением уже был сам факт номинации. Но произошла победа человечности и того, что мир нас услышал. Я чувствовала себя странно, потому что внутри у меня было много эмоций: я приехала с войны на церемонию "Оскара". Это большой контраст. И мое мировосприятие изменилось. В другой раз, если бы я попала на такое действие, — я бы радовалась. Вау! А сейчас для меня герои — это люди вокруг меня в Украине. Это военные, медики, волонтеры. Это мужчины, женщины, все люди! Они меня вдохновляют сегодня гораздо больше, чем голливудские персонажи.

Кто же все-таки из крупных звезд с вами пообщался? Кто лично обратил внимание на ваш проект на церемонии "Оскара"?

Много звезд нас поддержало, многие из них общались с Мстиславом. Лично я на церемонии "Оскара" общалась с Киллианом Мерфи. И он сказал мне: "Это важный фильм" и лично пожелал победы. Сказал, что порекомендовал его посмотреть всем своим знакомым. Я общалась еще с продюсером "Оппенгеймера" Эммой Томас, которая тоже нас поддержала. Какую-то параллель на "Оскаре" провели между "Оппенгеймером" и "20 днями в Мариуполе". Но с "Оппенгеймером" у меня есть еще одна параллель — личная.

Киллиан Мерфи на церемонии "Оскара"-2024

Я росла в харьковском районе Пятихатки. Это район, где жили физики-ядерщики. И у нас там было место, где впервые в Советском Союзе был расщеплен атом. Мой прадед был замдиректора этого института — такое комьюнити. И поэтому я ощущаю особую связь с этим фильмом.

Оба этих фильма — предупреждение.

Да, но самое трагичное, что наш фильм документальный. Я чувствовала неимоверную поддержку от американцев, когда стояла на сцене и видела всех этих людей, я наблюдала, как они смотрят на нас, когда они, стоя, аплодировали — это для нас был значительный момент.

И герои из "20 дней в Мариуполе" — я воображала, стоят рядом с нами на сцене, даже те, кого уже нет в живых. Про них будут помнить, их будут знать.

А у вас есть в планах связать свою жизнь с кино, может, не только документальным, но и художественным?

Когда закончится война, я бы хотела собрать воедино все истории, которые накопились. У меня есть и личная история, но пока не хочу об этом говорить и делать на этом акцент. Но я пережила в своем возрасте и как человек своего пола такое, что, возможно, помогло бы пережить подобное другим женщинам, которые выбрали этот путь. Возможно, это бы помогло им держаться! Было много разных ситуаций и мыслей, которые лично меня изменили. Потому что желание говорить людям правду, желание помочь — ценнее многих вещей.

И я очень благодарна команде, потому что у нас была тесная связь и одинаковый взгляд на мир. И это — часть наших эмоций. К сожалению, многие украинские художники на протяжении столетий описывали трагические события. Но именно такие события двигают нашу культуру. Я много в этот фильм вложила своих чувств и эмоций и рада, что это все зафиксировано, чтобы будущие поколения помнили об этих событиях.

Трейлер фильма "20 дней в Мариуполе"