Бориса не царство. Почему в России и Украине идеализируют Немцова

Когда-то, очень давно, я восторгался Борисом Немцовым. Он казался мне светом в окошке, гарантией европейского будущего России (да, да, я еще помню те времена, когда верили в европейскую Россию!). Потом, и совсем еще недавно я его горячо ненавидел. Сегодня, четыре года спустя после его убийства, ненависть отошла в прошлое так же, как и былой восторг. Немцов – уже плюсквамперфект, давно прошедшее время, вытесненное новой реальностью.

Я пишу это не для того, чтобы сказать что-то лично о Немцове, а скорее для того, чтобы показать, кого героизируют и беатифицируют люди, считающиеся "российской антипутинской оппозицией" – а с тем и цену этой самой оппозиции, людей, ничего не забывших, ничему не научившихся и занимающихся "оппозиционной деятельностью" скорее ради процесса, чем ради действительно политической цели – свержения путинизма и собственного прихода к власти.

Лично для меня Немцов навсегда останется человеком всего одного поступка, и этим поступком был отказ от радикализации протестов в декабре 2011 года, дававших реальный шанс покончить с путинизмом.

Можно обсуждать, насколько велик был этот шанс. Но факт остается фактом – Немцов сыграл ключевую роль в том, что оппозиция даже не попыталась купить лотерейный билет, и, следовательно, именно благодаря в том числе Борису Ефимовичу дальнейшие события пошли так, как они пошли. Как выразился один политолог: "Немцов сам отлил пули, которыми он был убит".

Видимо, это действительно был яркий, обаятельный, по-человечески привлекательный человек. Я всегда считал, то Немцов – не худший, а пожалуй что лучший изо всех представителей элиты 1990-х. Проблема в том, что он нес в себе всю эту генетическую ущербность постсовестской "элиты", способной неплохо зарабатывать на "демократических идеалах", но не способной за них реально бороться до конца. В нормальном демократическом обществе из него вышел бы, наверное, неплохой политик – в меру харизматичный, в меру нарциссичный, как и все политики. Но ситуация требовала Кромвеля, а не Энтони Идена.

Немцов назвал свою автобиографию "Исповедь бунтаря", но бунтарем он был весьма своеобразным. Он был бунтарем системным, бунтарем в рамках правил. Один мой приятель из Питера рассказал о нем такой характерный эпизод. Рассказчик и Немцов ехали в машине, набитой предвыборными материалами, с которыми что-то было не совсем чисто с точки зрения формальностей избирательного законодательства. Машину окружают нашисты и кричат "Выходите!" Дальше словами рассказчика: "Я инстинктивно блокирую дверь, Немцов так же инстинктивно выходит. Сказано выходить – значит надо выйти. И тут я понял, что это в сущности очень системный человек".

Биография его по-своему типична для перестроечных выдвиженцев "демократической" волны. Подающий надежды молодой ученый-физик, с перестройкой участвует в популярной тогда форме политического протеста – экологической (против строительства АЭС), делает на этом себе общественное имя, избирается как "демократ" в 1990 г. депутатом РСФСР, а в августе1991 года достаточно случайно, просто в качестве человека из окружения Ельцина, назначается руководить Нижегородской областью, все руководство которой было отставлено за поддержку ГКЧП. Немцов руководит Нижним на протяжении без малого шести лет, а затем оставляет его для работы в правительстве РФ. Это биография революционера или успешного чиновника? Как посмотреть. Вроде бы бунтарь; но ни в коем случае не бунтарь-контрсистемщик, а бунтарь, идущий в тренде с попутным ветром в парусах.

Насколько Немцов снискал заслуженные лавры демократического реформатора в Нижнем, настолько же дискредитировал себя работой в Москве. Из будущего президента страны и надежды российской демократии он превратился в глазах многих в человека-пустышку. Не берусь судить, насколько он обязан таким поворотом своим собственным качествам, насколько – объективной невозможности в созданных Ельциным условиях провести реальные реформы.

Потом он, разумеется, каялся и признавался в "ошибке". Но назвать этот поступок "ошибкой" было бы слишком просто. Немцов снова вел себя как челочек системы – лояльный член ельцинской команды. Ошибаться и увлекаться имели право простые обыватели, "в надежде славы и добра" – и то можно сказать, что если человек не знал негативной информации о Путине, то это значит лишь, что не желал ее знать. А Немцов уж, по положению своему, точно не мог не знать многого из того, что было скрыто от "простых людей", учуявших уже тогда в Путине беспощадного диктатора.

Однако карьеру в путинской системе Немцов делать не стал, очень быстро и решительно уйдя в оппозицию. Среди оппозиционного либерального "генералитета" Немцов долгое время не особенно выделялся, ключевыми фигурами считались Каспаров и Касьянов. Но к концу правления Медведева они как-то стушевались, тогда как Немцов, пользуясь своими финансовыми возможностями, подмял под себя и превратил в свою карманную организацию "Солидарность" – федерацию всех антипутинских организаций либерального направленности, актвисты которой пребывали в уверенности, что в час Х они окажутся авангардом русской "оранжевой революции". Именно после этого Немцов и превратился во фронтмена либерального крыла антипутинской оппозиции.

Момент истины для Немцова наступил после событий 5 декабря 2011 года, когда возмущенная фальсификацией думских выборов толпа, собранная "Солидарностью" на благонамеренный "санкционированный" митинг, внезапно вышла из- под контроля, снесла полицейское оцепление и дошла почти до Лубянки. Это был яркий показатель негодования, захлестнувшего средний класс – когда-то главную социальную опору Путина. Власть не помнила такого с 1993 года. Власть была в растерянности и параличе. Она, собственно, попросту лишилась легитимности: Думы не было, "Единая Россия" была заклеймена как "партия жуликов и воров" и фальсификаторов, президент Медведев был торжественно и формально объявлен пустым местом (в чем он и сам расписался потом на съезде той самой "Единой России"), окружение президента исподтишка раздувало протесты, а великий и ужасный Путин был тогда не более чем чиновником, которого формально можно сместить одним росчерком пера.

Защищать этот странный режим – диктатуру без диктатора – в сущности было готово очень мало людей, лишь каким-то образом лично связанных интересами лично с Путиным. Значительная часть элиты была настроена против возвращения Путина. Силовики колебались, боялись ответственности и ждали чья возьмет. Система вообще в тот момент совершенно не была рассчитана на сколько-нибудь массовые протесты и, столкнувшись с ними в первый раз, "зависла".

В Кремле готовились посылать парламентеров к оппозиции. Сам факт начала таких переговоров полностью парализовал бы силовой аппарат, ибо послал бы сигнал силовикам, что "оппозиция" – без пяти минут власть и бороться с ней неблагоразумно. Иными словами – создалась идеальная ситуация для революции, при которой даже такие, в сущности, половинчатые и неопытные протестанты, какими были "разгневанные горожане", могли решить дело, если бы во главе их нашлись действительно смелые и решительные люди, готовые играть на обострение.

Если бы власть в тот момент увидела, что потеряла контроль над улицей – а улица в свою очередь поняла, что власть парализована и действовать можно вполне безнаказанно, – то власти бы попросту не стало. Правительство, условно говоря, Кудрина–Касьянова–Немцова (то есть возникшее из сговора "системных" медведевских либералов и либералов оппозицонных) было в тот момент вполне реальной возможностью.

Решающий шаг к тому, чтобы вновь не допустить Немцова в Кремль, сделал… сам Немцов. В силу обстоятельств он не участвовал физически в пресловутом "ночном сговоре под вискарь" в мэрии (в ночь на 8 декабря), на котором два журналиста "Эха Москвы" и соратник Немцова Рыжков договорились о переносе протестного митинга от центральной Площади Революции, расположенной в двух шагах от Центризбиркома (блокада которого напрашивалась сама собой), на безопасную для власти Болотную площадь (на острове между Москвой-рекой и обводным каналом), ликвидировав таким образом саму возможность возникновения "несанкционированного" развития событий. Но политически именно он осуществлял "прикрытие операции".

Вброшенные через несколько дней прослушки его телефонных переговоров показывают, как он бешено, матерясь через каждое слово и не выберая выражений в адрес всех своих "соратников по оппозиции", боролся за то, чтобы склонить всех знаковых фигур к варианту Болотной площади.

Актив "Солидарности", а за ним и актив леваков и националистов из авангарда потенциальных народных протестов (на каковую роль он рассчитывал), превратился на Болотном митинге и последующей серии митингов просто в охвостье мирной обывательской массы, которую Немцов частным образом назвал, цитатой из Горького, "трусливыми пингвинами". Что не мешало ему безбожно льстить "пингвинам" со сцены. "Герои!" – кричал он, обращаясь к москвичам, благонамеренно стоявшим на "согласованном" митинге за рамочками и полицейским оцеплением. На языке Немцова и его единомышленников, это благонамеренное стояние называлось "нашей акцией гражданского неповиновения".

• ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Бунт на коленях. Почему российские социальные протесты бессмысленны по своей сути

Итак, возможность выхода ситуации из-под контроля была купирована совместными усилиями путинских политехнологов и лидеров либеральной оппозиции во главе с Немцовым. Немцов объяснял отказ от борьбы страхом перед "кровопролитием" – мол, "эти люди (Путин и Ко) способны на все". Последнее было правдой, но тогда возникает вопрос: зачем же ты пошел в лес, если боишься волков? Не хочешь "вести людей под дубинки" (в те времена под "кровопролитием" понимали банальное избиение дубинками!) – отойди в сторону и просто не бери на себя ответственности. Увы, "оппозиционная деятельность" для Немцова и его соратников означала что-то совершенно иное, чем для наивных уличных активистов, которые мечтали, "кого мы назначим министром, когда сделаем революцию и посадим Путина". Для оппозиции это не была борьба за свержение Путина и за власть. Они видели в "оппозиционной деятельности" достаточно прибыльную и удобную системную игру с небольшими ставками, в надежде когда-нибудь, при поддержке западных джентльменов и с неизбежным торжеством "здравого смысла", вернуться в коридоры власти таким же образом, каким они тусовались в них в 1990-е.

Отчасти такая позиция была социально обусловлена. Российский средний класс всегда боялся восстания масс всегда гораздо больше, чем властей. Потому он самым жалким образом пытался решить вопрос: как бы заставить власть уважать его с его либеральными идеями, не развязывая при этом массовой инициативы? Квадратура круга российских либералов, описанная еще Салтыковым-Щедриным.

Между тем Путин сориентировался в ситуации, сумел укрепить свое положение среди силовиков, приобрел легитимность благодаря президентским выборам и затем показательно избил протестующих на той же Болотной площади. Теперь власть была вполне готова к любому развитию событий.

Объективно получилось, что пресловутые гуляния с белыми ленточками только укрепили путинскую власть, выработав в ней иммунитет к массовым выступлениям – вроде того, как коровья оспа вырабатывала иммунитет к смертельной человеческой болезни. Показательно, однако, что импотентная московская "оппозиция" так и не поняла этого. Дело в том, что люди, никогда не ставившие перед собой четких политических целей, не умели и не умеют и рассматривать события с точки зрения этих целей – борьбы за власть. Для них не стоит вопрос политической эффективности и целесообразности действий. Поэтому урок хоть из событий 2011-2012 годов, хоть из наглядного примера украинского Майдана они вынести неспособны, и личность Немцова для них подлежит только некоей абстрактно-моральной оценке: мы боролись против Путина – мы были молодцы.

Говорят, что после начала войны в Украине Немцов понял, какую страшную ошибку он совершил, и оттого произошло ужесточение его действий и его риторики (почему, вероятно, его так любят в Украине).

Тем не менее, за несколько месяцев до его трагической гибели я, находясь в кругу его соратников, услышал такой наказ из уст его "правой руки": "Борис Ефимович считает, что сейчас нам ничего не светит и надо готовиться к выборам 2024 года". Эта "подготовка к выборам 24 года" в качестве политической цели "Солидарности" сразила меня наповал. Что это все значило? То ли Немцов, отлично зная, с кем имеет дело, упорно надеялся продолжать играть с вооруженными наперсточниками по их правилам и выиграть, не предвидя даже неизбежного изменения правил на протяжении аж 10 лет эволюции стремительно фашизирующегося режима? То ли Немцов просто издевался над собственными соратниками, как издевался над "трусливыми пингвинами", именуя их "героями"?

Поэтому убийство Немцова меня, скорее, удивило. Я увидел – и до сих пор вижу в этом – скорее интригу силовиков, чем личный приказ Путина. Я никогда не верил и не поверю, что Путин может считать своим смертельным врагом человека, связанного с историей "сговора под вискарь". Да к тому же в распоряжении Путина есть же кроме чеченских киллеров всевозможные Луговые и Чепиги, которые, по крайней мере в пределах России, всегда могут устранить неудобного человека тихо и без скандала. Впрочем, должен отметить: в конспирологическом сознании путинского окружения фигуру Немцова должны были воспринимать крайне неадекватно из-за его, реально очень тесных, связей с ужасным и всемогущим вашингтонским "обкомом".

А россияне, которые променяли свой возможный Майдан на прогулки с белыми ленточками, ожидаемо объявили Немцова святым. Он своей гибелью как бы придал трагический пафос их мирному и безопасному для обеих сторон (их самих и власти) "согласованному" протесту.

Все материалы автора можно почитать здесь