Жадан про легенду Да Винчи. Кем был Герой Украины Дмитрий Коцюбайло
"Да Винчи еще при жизни был там, где были Кривонос, Гонта, Болбочан, Чучупака, Шухевич. Эпическая историческая фигура — глубокая, выразительная, целостная". Мнение.
Помню, как в первую военную зиму, где-то перед Рождеством (или по Рождеству?), мы приехали в Пески. Ехали с базы добровольцев, где-то уже ближе к Пескам друг Самурай, который был нашим сталкером, приоткрыл боковую дверь бусика, ехал и внимательно осматривал лесополосу, держа своего калаша. Было холодно, но спокойно.
В Песках нас сразу повели "на позицию Да Винчи". Он уже тогда был легендой. Позиция находилась на верхнем этаже, бойница выходила на башни шахты в Донецке. Они отчетливо проступали во влажном воздухе. Самого Да Винчи не было. На наш вопрос, где он, бойцы почтительно и немного иронически сказали — поехал сдавать сессию.
Вот это почтение — его потом случалось видеть и слышать десятки раз. Диму по-настоящему уважали и любили. Это было трогательно — взрослые мужчины, годами жившие рядом со смертью, заговаривая о Да Винчи, сразу становились серьезными. Говорили о нем с уважением, поскольку он был лучшим. В общем, никогда от военных не слышал о нем плохого или пренебрежительного слова. Пренебрежительное слышал только от нашего брата, гражданского — мол, не с тем сфотографировался, не из тех рук взял награду и т. д. Ну мы, украинцы, славимся своим самоубийственным инфантилизмом.
После этого познакомились с Димой уже в Авдеевке, на его базе, и дальше общались достаточно регулярно. Каждый раз, когда были где-то рядом, пытались к нему заскочить. Что-то привозили, чем-то помогали, иногда просто заезжали на чай (да-да, именно на чай — в его подразделении все было серьезно.
Он с нами — музыкантами, писателями, волонтерами — был довольно сдержан. Так и не перешел на ты. Это было очень странно. С бойцами, насколько можно было заметить, он был уверен и убедителен (без грубости и пренебрежения, насколько я заметил — у них в подразделении в общем-то все было ровно и держалось на взаимном уважении), а вот перед чужими он закрывался и вел себя немного как подросток — недоверчиво и слишком скромно. Ну и благодарил всегда. Это было особенно неудобно — благодарить хотелось именно его, за все, что он делает, за его крутость и упорство.
По-настоящему становился откровенным и открытым, когда рассказывал о работе, показывал видео, показывал карты. Видно было, что фронт — его стихия, что он в этом разбирается, что за ним огромный потенциал. Хотя кровожадности за ним не было — к войне относился довольно обыденно, как к работе — важной, ежедневной, но все же просто работе, которую нужно доделать.
Помню, как мы на его базе отмечали День Независимости. Дима пригласил друзей-добровольцев со всего фронта (фронт был тогда значительно меньше, можно было собрать всех, кого хотел). Съехалась настоящая стая самых отчаянных, просто лицом к лицу — герои и легенды, те, о ком обязательно будут писаться книги и сниматься фильмы. Дима был самым молодым среди них. Но к нему не относились, как к самому молодому — относились почтительно и уважительно.
В последний раз мы виделись в Киеве, где он учился. Понятно было, что ему нужно расти, что у него незаурядный талант и он может стать серьезным командиром. Он к своему обучению относился несколько иронично, но ответственно. Он в целом был серьезным и ответственным.
Его смерть — безусловно, большая потеря. Потеря для близких, потеря для подразделения, потеря для всех нас. Даже если мы этого пока не осознаем. Но я вот что подумал — вряд ли он не просчитывал возможность своей смерти. Очевидно, что просчитывал. Человек, девять лет пребывающий в аду, очевидно понимает, что может из этого ада и не выбраться. Просто он еще при жизни стал частью нашей истории. Без преувеличений. Да Винчи еще при жизни был там, где были Кривонос, Гонта, Болбочан, Чучупака, Шухевич. Эпическая историческая фигура — глубокая, выразительная, цельная. Нам удалось быть с ним знакомым, иметь возможность наблюдать за его образом, за его работой, за его борьбой. Наши дети и внуки будут носить футболки с его лицом. Просто потому, что это было лицо честного и добросовестного мужчины, прожившего жизнь коротко, последовательно и ярко, оставляя после себя память, оставляя после себя чувство достоинства.
Понятно, что война — это потери. Просто мне кажется, что потеря Димы должна нас всех не столько отчаивать, сколько наполнять силой. А что такое сила? Злость вперемешку с любовью. Мы должны теперь работать и за него тоже. Так же как и он — своим эхом, памятью о себе — будет дальше работать на нашу победу. Мы просто должны победить ради наших умерших. Но и для наших детей, которые будут нести в себе эту память. Покойся с миром, Друг. Ты был настоящим и честным. Твое присутствие в воздухе делает его, это воздух, светлее.