Россия слабее СССР. Почему путинская империя обречена на поражение в войне с Украиной
Опасения, что Россия сможет воевать с Украиной вечно, являются абсолютно ошибочными, считает блогер Юрий Богданов. Народ уже не тот, да и страна — на грани коллапса и краха.
КАК ДЕДЫ? — Да, но есть один нюанс.
Любовь Путина и его пропаганды к сравнению войны с Украиной (или, как он говорит, со всем Западом) со Второй Мировой войной предполагает логическую линию "мы как деды сейчас всех победим". Как деды.
Почему мы вообще об этом говорим? Потому что я устал читать немного полные отчаяния и пессимизма тексты на тему "вот Россия сможет воевать хоть 10 лет", потому что сейчас их заводы заработают и будут производить 10 000 танков в год и 100 000 БПЛА в час. А еще россияне пойдут по первому зову вождя умирать бесконечно. Какая-то часть пойдет, но не та, которая нужна Путину. Как будто говорили об этом 100 раз, а все равно — по кругу и по кругу.
Итак. Первые — местами катастрофические — неудачи российской армии вполне органично даже подпитывали эту систему сравнений. Вот — опять на нас "напали", опять какие-то "фашисты и нацисты", опять "мы защищаем родину от нашествия с Запада". Бред? Да, но он нравится Путину, нравится его пропагандистам и нравится тем, кто ищет оправдания своей кровожадности к украинцам. Но прошло 16 месяцев и все, что за это время удалось России — это:
- Провести не очень удачную мобилизацию. И оказаться в положении, когда следующая масштабная волна несет непредсказуемые риски для режима.
- Немного увеличить производство ракет. Нарастить производство БПЛА и привлечь технологии у Ирана... Неприятно, но украинская ПВО усилилась непропорционально сильнее и будет еще сильнее. Для России никакой вундервафлей это не станет.
- Более-менее стабилизировать экономическое падение (избежать быстрого краха) и держаться относительно отдельных апокалиптических ожиданий.
Не очень много для страны, которая 20 лет готовилась к войне. Нет. Это все не делает Россию слабым врагом, потому что в разы большая экономика, за последние 20 лет — в десятки раз больший военный бюджет, никакого разоружения — это все никуда не делось. Однако поддержка ведущих экономик мира и технологических гигантов теперь на нашей стороне. К тому же Россия лишена нескольких ключевых преимуществ, которые имел СССР в 1941 году. Как естественного, так и структурного характера.
Демография. СССР 1941 — это молодая страна в условиях демографического взрыва, который длился уже почти 50 лет. Даже голод, революция, кровавая гражданская война, коллективизация и ускоренная урбанизация не могли с этим ничего сделать. Современная Россия — это страна, которая вымирает с темпами 1 млн в год.
Общество и государственный строй. СССР 30-х был обществом с очень специфической системой ценностей и мотиваций. Но главное отличие от современной России было в формуле, которую можно описать трансформированным советским лозунгом: "Железной рукой загнать человечество в счастье".
Это был модернизационный проект, который готов был идти на индустриализацию, инвестировать в массовое образование и науку ради если не мировой революции, то для обеспечения собственного существования. Кроме того, 20-е и 30-е были еще полны верой в то, что можно создать "нового человека", который откажется от всего старорежимного. И даже та серия геноцидов и социоцидов, которую советская власть устроила против украинцев, сибиряков, казахов, была частью их классовой борьбы за прогресс. Извращенный, но все же прогресс. А прогресс и социальная инженерия невозможны без мобилизации общества.
Поэтому вся советская пропаганда, все довоенное кино, образование и воспитание были построены на принципах "сегодня мы работаем для построения счастливой страны, а завтра мы все должны пойти за нее воевать". Эгалитарность была главным столпом пропаганды, а на фоне суперэлитарной структуры Российской империи советская "система равных возможностей" выглядела для многих привлекательной.
Поэтому, когда началась война, миллионы (без иронии) побежали становиться в ряды "красной армии". Кроме того, учитывая доступ к ограниченному количеству информации, многие из тех, кто искренне советский режим ненавидел, воспринимали нападение Германии именно как нападение на их дом. А не как войну двух тоталитарных режимов.
Путинская Россия другая. Это режим, который обращен в прошлое. Он хочет в славные времена Российской империи начала 20 в. А это — период максимального шовинизма и реакции на реформы 60-х годов 19 в. Идеологически Путин подражает не бодрым плакатам 30-х, а формулам Победоносцева в переводе откровенного фашиста Ильина.
Соответственно. Пропаганда делала все, чтобы россияне были максимально: а) атомизированы; б) социально неактивны; в) погружались в эскапизм. Потому что такая система, как у Путина, — электорально-информационная феодальная автократия — может существовать исключительно в условиях пассивного и атомизированного общества.
К длительной войне, когда надо мобилизовать максимум сил и средств, такое общество не может быть готово. Чтобы люди были готовы бежать в призывные пункты или на заводы делать танки или донатить на фонды — общество должно или само себя тренировать (при демократии), или государство должно его тренировать (при модернизационной диктатуре).
Все эти "Готов к труду и обороне", фильмы, социалистические соревнования — элементы подготовки к мобилизации. Выработка рефлекса. Который — при всем ужасе и страданиях советского общества — сработал. Мы тренировались на акциях протеста и Майданах. И у нас он тоже сработал. У россиян этого поколения такого нет.
Эта неспособность к мобилизации общества переносится и на саму государственную систему. Делает ее слабой, неэффективной и неустойчивой. Потому что без внутренних раздражителей и конкуренции все постепенно деградирует и наполняется конформизмом. Такая система работает до тех пор, пока она стабильна. Как только она подвергается значительным внешним или внутренним ударам, она быстро деградирует. Быстро — это не за месяц, но — за несколько лет.
Поэтому, если и сравнивать путинский режим с советской историей, то наиболее уместно посмотреть в 80-е годы. Когда режим очевидно деградировал и стал таким же хилым и старым. Если посмотреть на окружение Путина и на самого Путина, то они и правда все больше и больше похожи на Политбюро тех времен.
По большому счету, чтобы прийти в 1989 год (когда стало понятно, что СССР — все), КПСС прошло путь от страшного (буквально — кровавого) мобилизационного проекта до максимально демотивационного режима. Потому что только в этих условиях можно было сохранить существование советской диктатуры. Потому что бежать в темпе СССР времен индустриализации и Второй мировой можно очень недолго. Любое общество устает. И дальше — либо демократизация (как это было с Кореей Пак Чон Хи), либо консервация и деградация. Как произошло с СССР.
Путин прошел тот же путь, только не за 60 лет, а за 20. На плечах реформ 90-х и благодаря благоприятной конъюнктуре его режим получил бодрые 00-е. Где-то года до 2007. Но мировой кризис на фоне ожиданий общества ставили его и окружение перед выбором — либо идти по пути демократизации и развития институтов, либо все свернуть и строить диктатуру. Они выбрали понятный путь. И пришли в ту точку, которую мы наблюдаем сейчас. Границу коллапса и краха. И пике уже в процессе.
Потому что слабое общество, которому почти на все наплевать лояльное по привычке. Потому что слабое государство поддерживает само себя по инерции. Потому что невозможность что-то изменить без риска катастрофического дисбаланса. Империи умирают от кишечной непроходимости. Это — именно о России. 1917. 1991. И сейчас.
Когда наши пессимисты говорят, что Россия едва ли не вечно будет угрозой, у меня на это есть два тезиса:
- Рано или поздно все империи падают. Даже Византийская пала, хотя казалась вечной.
- Россия слишком велика, чтобы пережить демографический кризис. Ее территориальная разорванность не позволит вылечить депопуляцию и еще один режим в маразме реформами и миграцией. Оно неизбежно расползется. И даже если останется какое-то русское национальное государство — это уже будет не то.
Нам еще будет очень трудно. Но мы можем раз и навсегда закрыть вопрос с Россией. Не без ее непосредственного содействия.