Лишь бы не стреляли. Что сейчас думают о войне жители прифронтовой зоны в Донбассе

"Когда война закончится, а?" — спрашивают продавцы в небольшом продовольственном магазине в Марьинке, в квартале, который постоянно обстреливается боевиками "ДНР". Одно из окон закрыто куском фанеры — с той стороны неделю назад прилетели мины средь бела дня, упав во дворе дома, рядом с бывшей детской площадкой.

— Здесь постоянно какие-то делегации ездят, дом этот фотографируют, — говорят продавцы.

"Этот дом" — полностью выгоревшая трехэтажка, восстановлению, похоже, не подлежит.

— А толку с того, что ездят? Поснимают, и на том все, — жалуется мужчина средних лет, судя по всему, собственник магазина.

Рассказывает, как в его дом попала мина, все сгорело, пришлось переехать в другой район Марьинки. Но статуса пострадавшего от боевых действий и соответствующей помощи от государства у него нет. Так же, как и у многих других, кто живет на освобожденных от террористов территориях Донбасса.

Похожая картина и в отдельных районах Семеновки, пригороде Славянска, из которой банду Стрелкова — Гиркина выбили еще летом 2014 года. Большинство объектов здесь давно починили, но некоторые дома до сих пор разрушены. Помощи от государства их бывшие жильцы не получают, в отличие от тех, кто в ту же Семеновку переехал, к примеру, из Донецка, зарегистрировавшись вынужденным переселенцем. В Верховной Раде лежит несколько законопроектов, которые могли бы решить этот вопрос, но до их рассмотрения депутаты пока не добрались.

Осторожно интересуюсь у марьинцев об их отношении к войне. "В Украине хочу жить, в нормальной стране, а не непонятно в чем. И чтобы у ребенка моего официальный диплом об образовании был, а не бумажка какая-то, которую "там" выдают", — категоричен мужчина. За время короткого визита в Донбасс такую однозначную позицию довелось слышать лишь от него. Люди в очередях на контрольных пунктах въезда-выезда (КПВВ) в основном просят, чтобы "перестали стрелять", об отношении к украинской власти и террористическим республикам говорить не хотят.

— Ага, будут они тут откровенничать с вами, если вокруг куча народа с автоматами, — комментирует пограничник на "Марьинке".

Люди, стоящие в длинных очередях на КПВВ, очень вспыльчивы.

— Вы за пенсией сюда приезжали? — задаю в общем-то невинный вопрос пожилой женщине, направляющейся на неподконтрольную территорию.

— Я заработала эту пенсию! Имею право ее получать! Я всю жизнь работала! — вспыхивает она.

Общение с другими людьми идет примерно по тому же сценарию.

— Я тут каждый день езжу! У меня в Донецке отец недавно умер, а мама в Марьинке осталась! Сколько уже можно стрелять! — выливают на журналистов свои обиды.

— Зачем блокпосты эти наставили, сколько можно в очередях стоять! — кричат люди.

Аккуратно пытаюсь объяснить, что блокпосты и КПВВ поставлены не по чьей-то прихоти, что это необходимое условие безопасности. Слушать не хотят.

Атмосфера на КПВВ (а удалось побывать на "Майорском" и "Марьинке") мрачная и тревожная. Длиннющие очереди автомобилей и раздраженных людей, на горизонте — уже подконтрольная сепаратистам территория.

Инфраструктуру здесь более-менее наладили во многом благодаря ООН, Красному Кресту и другим международным организациям. Помимо собственно пунктов пропуска и досмотра граждан, едущих в обоих направлениях, здесь есть медпункты, туалеты, укрытия и большие армейские палатки для обогрева. Последние особенно нужны с наступлением холодов. Заходим в одну из них — действительно тепло, на накрытой серым шерстяным одеялом кровати пригрелся кот. В случае чего здесь можно будет переночевать. Такая потребность есть у многих.

СЛЕДЫ ВОЙНЫ. Многие здания Донбасса, пострадавшие в результате обстрелов, восстановлению не подлежат

На досмотр одного человека в среднем уходит пара минут. За сутки через "Майорское" могут пропустить до 8 тысяч пешеходов и до полутора тысяч автомобилей, но общий поток намного больше. Тех, у кого нет своего транспорта, перевозят курсирующие через линию разграничения автобусы. Люди в основном посещают своих родственников "по другую сторону", едут за продуктами и лекарствами — на оккупированных территориях цены на все это намного выше, а качество — хуже. В конце месяца, как раз во время нашего визита, очереди самые длинные — люди едут за пенсиями и соцпособиями.

В такое время в автомобильной очереди на КПВВ можно провести и сутки, и двое. Но можно проскочить и быстрее. Местные таксисты организовали бизнес — продажу мест в очередях, 200–250 грн за место. Две-три сделки — и можно оказаться ближе к голове очереди, потратив на все про все лишь три-четыре часа вместо нескольких дней. А вот подкупить самих пограничников, по словам тех же таксистов, сложно: вся территория и все объекты на КПВВ находятся под наблюдением видеокамер. Всех, кто пытается дать "на лапу" пограничникам (например, за провоз лишнего товара), сразу же сдают в руки полицейским. Периодически отлавливают и сепаратистов — либо находящихся в базе данных, либо провозящих сепаратистский агитпроп. Работающие на месте сотрудники ООН давно предлагают упростить процедуру проверки, тем самым сократив очереди, но пограничники с ними не соглашаются.

"Когда война закончится?"

Время работы блокпоста примерно соответствует световому дню. КПВВ закрывается в пять вечера, и все, кто не успел пройти, ночуют либо в автомобилях, либо в палатках. С наступлением темноты начинаются обстрелы. По собравшимся в очередях людям боевики не стреляют, а по передовым блокпостам сил АТО — регулярно, и даже днем.

За 10 минут до нашего прибытия на "Марьинку" украинский нулевой блокпост как раз обстреляли из стрелкового оружия, потерь не было. Просимся проехать "на ноль", посмотреть все своими глазами.

Бронированная белая Тойота едет по пустой дороге, по обе стороны — минные поля. Пограничник разрешает нам выйти из машины, но в последний момент передумывает — слишком опасно. Разворачиваемся и едем обратно. До лесопосадки, из которой совершили обстрел, оставалось метров триста.

В самой Марьинке, вплотную примыкающей к Донецку, жители выживают как умеют. Останавливаемся посреди частного сектора, который обстреливают почти каждую ночь. Следы бомбежек видны везде. Заговариваем с Николаем и Марией, пожилой парой, у которой взрывом снесло половину дома. Они настроены намного дружелюбнее, чем люди на КПВВ, с охотой приглашают нас во двор, показывают свое нехитрое хозяйство. Семья ютится в крохотной летней кухоньке, которую легче обогреть. Рассказывают, что жителей частных домов на зиму обещают обеспечить углем и дровами. В метре от дверей — вход в подвал, который служит бомбоубежищем.

— Лежим ночью, только начинает свистеть — и в подвал. А спасет оно — не знаю… — сокрушается Мария.

— Когда и чем война закончится, что ваши соседи говорят? — спрашиваю.

— Та всем уже все равно, как закончится, лишь бы закончилась. Вы там "наверху" крутитесь, то вы мне скажите — когда?..

Говорю, что этого не знает никто. Женщина тяжело вздыхает.

Есть ли у вас план

Возвращаясь из Донбасса, в поезде "Интерсити+" Константиновка — Киев, корреспондент Фокуса поговорил с министром по вопросам временно оккупированных территорий и внутренне перемещенных лиц Вадимом Чернышом.

— Политики и даже чиновники часто спекулируют на теме отношений с неподконтрольными территориями, — сокрушается министр. — Лично для меня все понятно: это наша территория, там наши граждане. С этими территориями нас до сих пор очень многое связывает. Например, там работает Укрзализныця и ее сотрудники получают зарплаты в гривне. До сих пор есть какой-то микробизнес — приехали на подконтрольную Украине территорию, купили 200 кг мяса, вернулись, продали и т. д. Я выступаю за то, чтобы увеличить разрешенные объемы провоза товаров. Смотрите, 600–800 тыс. людей ежемесячно пересекает линию разграничения в обе стороны, и каждый может провезти по 50 кг, получается до 15–20 тыс. тонн в месяц. Нормы провоза следует увеличивать. В то же время нельзя разрешать торговлю целыми фурами, как было когда-то. В таком случае лидеры боевиков сразу же монополизируют поток товаров и возьмут его под контроль, а мы фактически будем их финансово подкреплять. Надо восстановить и частичное железнодорожное сообщение. Но я не говорю о маршрутах типа Киев–Донецк. Я говорю о локальных переездах между Майорским и Бахмутом, например. Сейчас люди стоят в очередях, а в чем проблема для человека сесть в вагон и переехать через линию разграничения? Но пока я единственный, кто поддерживает такую идею.

— Создание профильного министерства как-то ускорило решение проблем в прифронтовой зоне?

— К сожалению, даже само создание министерства далось нам с огромным трудом, только в июле выделили средства хотя бы на текущие расходы министерства, на зарплаты людям, только с сентября нам разрешили открыть набор на службу. Приоритетными направлениями финансирования на уровне Кабмина были определены оборона, культура, образование и т. д. Мы подали заявку на 1,5 млрд грн финансирования на следующий год не только на непосредственную деятельность нашего министерства, но и на создание в Донбассе центров админуслуг, ремонт дорог, восстановление вещания. В итоге получили лишь 25 млн грн.

• Читайте также: На войне человек становится нужным, потому люди будут хотеть войны, — Маси Найем

— Получается, надежда на международные организации?

— Сейчас главными направлениями нашей работы стали координация усилий всех причастных к восстановлению Донбасса и разработка проектов по привлечению средств зарубежных доноров. Украина договорилась с ООН и Международным банком реконструкции и развития о создании мультитрастового фонда с максимально прозрачной схемой реализации проектов за грантовые деньги иностранных правительств и организаций, не за счет украинского бюджета.

Фото: Роман Чернышев, Милан Лелич, УНИАН