Где нужно запереть Романа Балаяна, чтобы он дописал сценарий нового фильма? Почему кино разочаровало мастера? О ком он думает и кем восхищается? В интервью Фокусу режиссер ответил на эти вопросы и рассказал о московских друзьях и украинских бедах
На киевской Киностудии Довженко все дышит реквизитом — шелками и папахами героев тысячи фильмов, рожденных здесь. В Довженковском саду яблони цветут трудно, преодолевая дикое сопротивление желающих видеть на их месте новодел — жилой комплекс. С этими мыслями я проходила мимо одного из самых больших кинопавильонов Европы. Правда, кино здесь давно не живет. "Формула простая, — думала я. — Есть любовь — есть жизнь".
В кабинете Романа Балаяна на студии много черно-белых фото со съемок его ранних фильмов, и больше всего улыбающихся глаз актера Олега Янковского. Роман Гургенович говорит, что это его любимый тип лица: "Отсутствие всякого присутствия". Когда-то мы уже разговаривали в его кабинете — пили коньяк за Украину и говорили о закрытии студии "Иллюзион". Теперь и кабинет, и плащ мэтра обветшали, но его щедрость и вальяжность не отцвели. Правда, найти бутылку коньяка в шкафу в этот раз не удалось.
Роман Балаян — один из двух режиссеров, которых Украина с упрямым постоянством и гордостью предъявляет на международных кинофестивалях и Днях культуры в Европе. Второй — Кира Муратова. Армянин Балаян влюбился в Киев однажды и больше отсюда не уехал.
Но разговор он начинает с рассказа о своем недавнем ереванском приключении.
Очнулся — гипс
— 7 ноября в Ереване я сломал руку: переходил из комнаты в спальню и упал. Ни грамма не выпив, упал. Была безумная боль, и я удивился: что я боли не знаю, что ли. Лежу, терплю, потом встал, зажег свет, увидел, что вылезла сломанная кость. И я завыл, дополз до телефона, вызвал скорую. Приехали три молодых армянина, интерны, видимо, и я слышу: "Не туда тянешь! Ты что!" Думаю: боже, куда я попал! А я по-армянски говорил. Вдруг они как потянут руку, я матом и выругался по-русски. Они были очень удивлены, наложили гипс кое-как. Уже в Киеве меня сын заставил к врачу пойти. Здесь сделали рентген и спрашивают: кто вам гипс накладывал? (Смеется.) В общем, пришлось им тоже потянуть руку и гипс наложить снова.
Вы хотите, чтобы Святослав Вакарчук снялся в роли врача в вашем следующем фильме?
— Ой, я все время об этом говорю, а Слава спрашивает: когда ж вы, наконец, напишите этот сценарий? (Смеется.) А мне лень. Этот сценарий уже два года на 32-й странице. Я придумал недостающие 15 страниц, но поскольку люблю, чтобы все было красиво, а писать красиво не умею, то это меня ленит. Сажусь и встаю сразу. Но если меня запереть далеко от города, чтобы я не выходил из дому, могу за час закончить. То ли сбивает ужас, который творится в стране — настроение, телевидение, то ли мое уже остывшее отношение к кинематографу.
"Сейчас приглашают министрами иностранцев. Я бы их приглашал советниками президента. Потому что они все равно не украинцы, у них не болит эта страна"
О чем фильм?
— Это такая локальная, камерная вещь. Недорогая. Там все дело в финале, и его я не расскажу. Значит, некий знаменитый хирург, представьте себе Вакарчука, делает элементарную операцию своему семилетнему крестнику. Тот почему-то боится, но хирург ему говорит: ты что, это легкая операция, и через два дня мы с тобой пойдем на любимую корягу, сядем, будем рыбу ловить. Но через полчаса после операции выясняется, что мальчик мертв. Хирург увольняется, чуть под машину не попадает, не в себе. А под утро оказывается у той коряги, про которую крестнику говорил. И вдруг видит, что какая-то голая девушка держит на голове платьице с тапочками и переходит речку. Иногда ныряет головой в воду — что-то высматривает. Холодно, я осенью буду снимать. Вышла, стала на берегу, в его сторону вообще не смотрит, сушится. Он ей кричит: девушка немедленно оденьтесь, иначе схватите температуру сорок. Она что-то пробурчала и ушла. Хирург подошел к месту, где она что-то искала, и, обнаружив очки, побежал за ней. Дальше целая цепь загадочных событий. В фильме все построено на том, что эта девушка странно себя ведет и догадывается о таких вещах, о которых другие люди не смогли бы догадаться. Но к финалу картины зритель понимает, что она нормальнее других.
Кино и люди
Почему именно об этом хотите снять кино?
— Не знаю, почему об этом. А почему я снимал "Ночь светла" о слепоглухонемых? Сейчас я стал больше думать о бомжах, о сумасшедших, о бедных.
И все-таки, какой-то толчок был?
— Может быть. Однажды летом я шел по Красноармейской улице и увидел человека в черной лоснящейся куртке с закрытым тряпкой лицом. Видимо, уродство какое-то, может, обжегся. Я хотел пойти следом, что-то предложить, но постеснялся. Возможно, тогда родилась идея снять картину про обездоленных. Когда-то в юности в горах я увидел женщину в костюме, один из рукавов которого был заправлен в карман. Она была без руки. Я за ней полкилометра шел, так был поражен.
Не хотите снять о тех, кто сегодня без рук возвращается с войны?
— Снимать о том, что сейчас происходит, не могу. Это публицистика, надо снимать документальное кино. Нужно, чтобы прошло время, нужно осознать. Но я восхищаюсь добровольцами, потому что я не способен на такое геройство.
Изменились ли за минувший год ваши отношения с российскими коллегами?
— Появилась настороженность к некоторым моим товарищам. Особенно к одному, самому известному. В прошлом году Халпахчи (Андрей Халпахчи — директор кинофестиваля "Молодость". — Фокус) попросил позвонить ему, чтобы он помог освободить Сенцова (Олег Сенцов — украинский кинорежиссер, которого незаконно содержат в российской тюрьме. — Фокус), и с тех пор Михалков мне не звонил больше. А он мой близкий товарищ. Но есть друзья, их семеро, которые звонят и оправдываются: старик, ну ты же понимаешь, нам стыдно, что мы россияне. Еще приглашает телеканал "Культура", например, но я не еду, объясняю болезнями. Но на самом деле не хочу ехать. Мне будет неприятно, если у нас на границе спросят: а зачем вы в такое время туда летите? И в России на таможне спросят: с какой целью приехали?
Страх и ненависть на границе
Вы боитесь этих вопросов?
— Я их не хочу. А Путина не люблю давно. Меня все время просят: не говори так, а то будешь невъездной.
Как давно не любите и почему?
— 15 лет не люблю. Когда-то моя давняя подруга, у которой отца в 1937-м посадили, обозвала Путина, и я попросил включить телевизор, чтобы самому увидеть. Он не был похож на ее описания, но что-то зловещее в лице промелькнуло. И в том, как говорил человек.
"Кто такой Путин, чтобы из-за него я не говорил на языке Толстого, Чехова и Достоевского за границей? А Европа сейчас не за Украину, она против России — это разные вещи"
Первый анекдот, который я услышал о Путине-кагебешнике, был таким: Путин просыпается в три часа ночи и в трусах подходит к холодильнику. Открывает, а там дрожит холодец. И Путин говорит: не бзди, я за пивом. (Смеется.)
Меня ужасает вся эта бессмыслица. Я не вижу перспективы. Чем закончится эта война, ведает только Путин, но кто может знать, о чем он думает? Мне кажется, этот человек садомазохист и питается ненавистью мира к себе.
А Надежда Савченко до сих пор сидит, и Сенцов, которому не удалось помочь.
— Я не понимаю этого и никогда не пойму. Никто не понимает. Как можно женщину держать в тюрьме столько времени? Ты же мужчина. О Сенцове ничего не знаю, но он ведь не убивал людей, он режиссер. Их нужно отпустить.
Их не отпускают, потому что боятся?
— Это не страх, это хуже. Это безумная наглость. Беспардонность и безоглядность: "Хочу и делаю!" Их не хотят выпустить, но себя же этим гробят.
Вообще, в этом конфликте для меня самым потрясающим было, когда парень (украинский руфер Павел Ушивец, известный как Григорий Mustang Wanted. — Фокус) вывесил украинский флаг на Котельнической набережной в Москве. Это гениальный жест. Я был в этом доме, там на последнем этаже Кремль виден, как на ладони. Не знаю, убрали флаг до прихода Путина или нет, но это был очень сильный шаг. Показали кукиш.
Бывая за границей, ощутили ли вы изменение отношения к украинцам и к россиянам?
— Мы с женой были в Праге и стеснялись говорить по-русски, переходили на украинский, потому что чувствовали напряжение. Но, с другой стороны, кто такой Путин, чтобы из-за него я не говорил на языке Толстого, Чехова и Достоевского за границей? А Европа сейчас не за Украину, она против России — это разные вещи. Мир не интересует несчастье какого-то народа. Интересует, что этот народ может дать, чем может быть интересен, полезен.
Чем, на ваш взгляд?
— Знаете, в городе Цюрупинск, в нескольких километрах от Херсона, некая Полина Райко, 72-х лет, ныне покойная, однажды пошла в магазин и накупила красок. И расписала свою хату. И это гениально. Я пытался рассказать чиновникам, что нужно спасать этот дом. Сейчас какая-то семья, полуитальянцы-полуукраинцы, пытаются спасти эти росписи. Некоторые говорят, что нужно разломать дом и части привезти сюда, но зачем Цюрупинск лишать героини?
"На ремонт студии нужно всего 250 тысяч гривен. Это же ерунда! Товарищи министры, попросите какого-нибудь спонсора, вы же их просите куда-то кинуть деньги, почему не на то, чтобы спасти студию?"
Я когда узнал об этой женщине, подумал: почему же я не ударюсь головой и не начну рисовать, играть на пианино. Кино это, кому оно нужно? Это не моя профессия. Не мой характер. 60 человек команды, метеорологические условия: тогда нельзя, потому что вышло солнце, надо ждать. Это не мое. В театре я был бы более успешным, но кино ведь более массовое. И когда ко мне обращаются молодые люди, которые хотят в киноинститут, я говорю: если хотите известности, идите на конкурс телеведущих.
Что же, никому не посоветовали?
— В последнее время — нет. Хотя сейчас кино для Украины четко по лозунгу Ленина — наиважнейшее из искусств. Как пропаганда. Но мы этим не пользуемся, потому что нет денег. Миллиарды сюда ушли, миллиарды туда, а на кино нет.
У кого болит страна
Почему до сих пор нет понимания силы этого инструмента?
— Может быть, потому что нет значимых фигур в кинематографе. Вот снял Слабошпицкий "Племя" и получил 30 наград, но хоть раз государство к нему обратилось, отметило как-то?
Почему, на ваш взгляд, за почти четверть века Украина так и не вышла из комы?
— Отсутствие государственного мышления. Три гетмана, как говорится. Сейчас приглашают министрами иностранцев. Я бы их приглашал советниками президента. Потому что они все равно не украинцы, у них не болит эта страна. И они могут скоро разочароваться в нашем обществе, если ничего не получится. Вот в Литве президентом стала литовка из-за границы, у нее сердце литовское. И у нее не было ни одного знакомого на родине: родственников, кумовьев, чтобы рассаживать их на должности. Подобная фигура могла бы спасти и нас.
А вообще, скучно у нас. Смотришь это шоу в парламенте, люди обзывают друг друга и не понимают, что на самом деле ссорят между собой избирателей. Я не знаю, как из этого выйти. Искусство не предлагает ответов, оно ставит вопросы. Кино не может научить, разве что появится герой для подражания. Я помню, как фильм "Храброе сердце" с Мелом Гибсоном увлек власть имущих в 2004 году. Ну и что они сделали? Нас ждет долгое становление, и наш ближайший сосед будет нам всячески мешать.
Чем Украина может компенсировать отсутствие людей с государственным мышлением?
— Не знаю. Вот Киностудия имени Довженко. Она в плачевном, полуразрушенном состоянии. Хотя бы на три года предоставить ей возможность снимать часть фильмов за государственный счет. Тогда она бы ожила. Технически она плохо обеспечена, но на ремонт студии нужно всего 250 тысяч гривен. Это же ерунда! Товарищи министры, попросите какого-нибудь спонсора, вы же их просите куда-то кинуть деньги, почему не на то, чтобы спасти студию? Мне жаль директора студии, который пришел в надежде, что будет помощь, и ее ведь обещали. Полное равнодушие.
Дебютант имеет право
Что представляет собой украинское кино сегодня? Вы следите за работами молодых режиссеров?
— Есть отдельные фильмы, а полноценного непрерывного процесса нет. Дебютант имеет право на ошибку за государственные деньги — это мой лозунг. Снял плохо — отсеяли, снял хорошо — дальше работаем. Но этого киноземлетрясения нет.
Вы свою студию закрыли?
"Дебютант имеет право на ошибку за государственные деньги — это мой лозунг. Снял плохо — отсеяли, снял хорошо — дальше работаем"
— Да. Мы клепали там сериалы, которые я не смотрел. Но я на ней разбогател — совершенно случайно. Мой второй режиссер, Вишневский (Анатолий Вишневский, режиссер Киностудии имени Довженко. — Фокус), после того, как я снял неинтересный фильм "Две луны, три солнца", предложил продолжить съемки на созданной мной студии. Он посоветовал обратиться к московским друзьям, которые снимают сериалы и заинтересованы были снимать дешевле. В Москве я встретился с Досталем (бывший директор киностудии "Мосфильм". — Фокус), и мы сняли сериал "След оборотня", где Алексей Горбунов играл, а режиссером был Владимир Попков. Я могу назвать только два фильма, которые мне нравились. Это "Я тебя люблю" Вячеслава Криштофовича с Машей Шукшиной и Александром Абдуловым. И четырехсерийный, тоже Криштофовича, "Косвенные улики" с Сергеем Маковецким. Всего мы сняли 12 или 14 сериалов, потом закрыли студию, потому что работы не было. Последние месяцы коммунальные услуги уже мой сын оплачивал.
Завтрашнее утро героя
Смотрите сейчас телевизор?
— "Х-фактор" смотрю, там много нехорошего, но иногда такие голоса, что ком в горле. И "Голос країни" смотрю. Но эти таланты поют не свои песни, и биография какая у них будет? Да никакая. Иногда новости и "Дождь" смотрю. Это абсолютно проукраинский телеканал. Еще смотрю черный бокс и черный баскетбол. Черный бокс — понятно, а черный баскетбол — потому что белые баскетболисты прыгают к корзине, а темнокожие подлетают к ней. Даже есть стоп-кадр, где это видно. Это для меня чудо.
Можете назвать украинских культурных героев, которые сейчас вам интересны?
— Вакарчук. Для меня он — единственная интересная фигура в искусстве, а то, что он делает, я называю искусством. И как человек, и как мыслитель, и как композитор и певец. Его тембр — это вся боль Украины. Но я люблю его медленные, тихие вещи. Их несколько всего лишь. Но это не имеет значения, я снял 13 фильмов, из них принимаю только четыре. Ну и что?
- Читайте также: Сейчас не время бороться с ненавистью, — Борис Херсонский
Какие?
— "Бирюк", "Полеты во сне и наяву", "Поцелуй", "Храни меня, мой талисман" и "Филер". Пять все-таки получается. (Смеется.)
Более поздние картины вам не по душе?
— Нет, позже была работа. Раньше я игрался, а потом работал за деньги.
Как бы вы охарактеризовали время, в которое мы живем?
— Сейчас очень прагматичное время, и не все к этому готовы. Знаете, засыпая, человек всегда должен помнить: завтра будет утро. Об этом утре он почему-то плохо думает. Но мы, киношные люди, должны думать иначе: все равно завтра будет киношное утро. У людей искусства голова мыслит иначе, она не так впряжена в повседневную рутину.
Что сейчас интересует людей больше всего?
— Хлеб, вода, завтрашний день.
А поиск смысла?
— Очень немногих это интересует. Давит не бедность, но думы о деньгах. А те, кто ищет смысл, чаще скучают.
Фото: Дарьи Решетняк